Нет, просто лепесток завернулся, расправить надо.
Матвееву мое невнимание надоело ровно через двадцать секунд. Если переводить на нормальный язык – меня постарались напугать, а я постаралась продемонстрировать, что мне наплевать. Один – один.
– Мария Ивановна, надеюсь, вам нравится в столице.
– Да, Москва очаровательна. Но дома, в Березовском, мне нравится гораздо больше, – призналась я.
Матвеев сощурился.
– Наверное, вы хотите уехать домой?
– Безусловно хочу.
– Так что же вам мешает?
– Исключительно воля монарха. – Я по-прежнему улыбалась, напоминая себе пингвина с Мадагаскара.
– Воля монарха – закон для подданных, – согласился Матвеев. Разговор явно не клеился, поэтому гость перевел его на погоду.
Мы вежливо обсудили природу, погоду, последние светские сплетни, причем Матвеев все это время смотрел на меня как солдат на вошь, а я улыбалась и ощущала себя уже Гуинпленом.[5 - В. Гюго, «Человек, который смеется». (Прим. авт.)]
Первым это надоело Матвееву. Оно и понятно, у меня только семья и дети, а у него целый юрт. Внимания требует, заботы, понимания… так что Матвей Иванович резанул сплеча:
– Мария Ивановна, я бы хотел выкупить кое-что из наследства вашего покойного супруга. Два рудника, Олсуфьевский и Уторпский.
– Не продается, – так же не стала ходить я вокруг да около.
– В этом мире продается все.
– Правильно. Но эти два рудника я вам не продам. Это наследство моего сына.
Матвеев пакостно усмехнулся.
– К тому времени, как он вырастет, это будут не рудники, а сплошные убытки. Мало ли что…
– Мало ли кто?
Не переживайте, на Урале к таким «ктотам» относятся проще. Закон – тайга, прокурор – медведь. Протокол – у волка под корявой елкой.
Вслух я этого, понятно, не сказала.
Матвеев, кажется, и так все понял, без озвучки, потому что прищурился вовсе уж нехорошо.
– Не продадите?
– Не вам. Лучше уж я рудники казне подарю, – припечатала я.
– Вот даже как?
Матвеева мои шипелки только позабавили.
– Мария Ивановна, я не был бы так категоричен на вашем месте.
– Хм… Понимаю. Но у вас нет ничего, что могло бы меня заинтересовать.
– Вот как?
– Да.
– Рудники я готов оценивать не в интересах, а в рублях.
– А зря, – протянула я. – Вот если так прикинуть, Демидов недавно померши. А мои два рудника отлично с его объединяются. У меня никель, марганец, а у него железо, медь… в комплекте оно куда как выгоднее, если все у одного хозяина.
Да, Храмов тихой сапой пригреб под себя аж шесть рудников. Я ошалела, когда узнала. Мы-то на один съездили, который ближе всего был, а так…
Вернусь в Березовский – надо будет поездить, как раз и малышня подрастет, их с собой везти можно будет.
Матвеев прищурился.
– Даже так, Мария Ивановна?
– Почему нет? Я только не уверена, что вам что-то достанется из демидовского наследства. У него родня есть.
– Сколько там той родни, – презрительно махнул рукой Матвеев. – Значит, не продадите?
– Матвей Иванович, а вы бы на моем месте продали?
– Я не на вашем месте, Мария Ивановна.
– И то верно. За вами убийцы не охотятся, да еще такие глупые, аж жуть.
Матвеев полоснул меня взглядом.
– Смотрите, не пожалейте о своем решении. Юрт мог бы защитить вас от убийц.
– Так речь идет о продаже – или о защите? – прищурилась я в ответ.
Матвеев уселся обратно в кресло.
– Почему бы нет? У нас в юрте есть несколько неженатых мужчин, а вы молоды, плодовиты и можете составить неплохую партию.
Козел.
– Тогда я уж лучше за Алябьева пойду, – съехидничала я. – Там целый второй сын главы юрта. Вы мне можете предложить что-то более выгодное?
– А Алябьев предлагал – это?
– Предлагал, – кивнула я. – Я отказала, потому и не вижу смысла хранить тайну.