Ветана. Дар исцеления

– Одна из ваших жертв выжила и носит вашего ребенка. Вы женитесь, признаете малыша своим, даете ему свою фамилию и наследство и уйдете с честью. Как барон, а не как кровавый убийца.

Глаза барона сверкнули.

– Эти шлюхи сами виноваты!

Элот спорить не стал. К чему? Сумасшедший никогда не поймет, в чем его вина. Можно его запугать, замучить, изуродовать, но он всегда останется прав, так уж устроена логика безумца. Не стоит убеждать его, опускаясь на тот же уровень.

– Вы согласны на предложение его величества?

Разумеется, барон был не слишком согласен. Сначала он попробовал поторговаться за год жизни, месяц… даже просто десять дней. Элот качал головой.

Сошлись на трех днях, за которые утрясались все формальности, заключался брак и оформлялось завещание. Эти дни барон проведет не в тюрьме, а в апартаментах двумя этажами выше – есть и такие, для особо ценных узников. Покончить с собой ему там не удастся, за ним будут наблюдать, но все же это лучше, чем каземат с соломой, крысами и прочим.

Маг для лечения?

Нет. Лекаря вам дадут, но и только. К чему тратить магию, если вы все равно умрете?

Госпожа Ветана? Хм-м… не знаю. Почему именно этот лекарь? Ах, она тоже из Миеллена? Хорошо, как скажете, господин барон.

Ох, сколько таких повидал Элот Синор. Не безумцев, нет. Неглупых людей, которые пытались выторговать время в надежде то ли на чудо, то ли на свою сообразительность, то ли…

Все они заканчивали одним и тем же. Так что Элот торговался с чистой совестью. В Алетаре подонков не отпускали на свободу ни за какие деньги.

* * *

– Люди добрые, не проходите мимо!!!

Вопль был таким неистовым, что у меня даже уши заложило.

– Ой, лишенько-горюшко, сироту обидели!

Кричала тетка, вцепившись в мою руку, кричала истерично, с кликушескими интонациями, собирая толпу и явно надеясь на сочувствие к себе, а я смотрела удивленными глазами.

Впрочем, недолго.

Руку я вырвала, и пощечину тетке залепила такую, что та села на попу и принялась быстро-быстро отползать от меня, перебирая по земле толстыми ляжками и так же вопя. Вот ведь талант!

Народ собирался быстро. Тетка продолжала вопить, в толпе показались кольчуги стражников…

– Что случилось?

Господин Самир протолкался через толпу, как кит через мелких рыбешек.

Я пожала плечами:

– Самой бы хотелось знать. Прихожу на работу, а тут меня выйти зовут, за руки хватают, кричат, обзываются всячески… Хоть сказали бы, за что?

Долго упрашивать женщину не пришлось.

– Да убивцы вы! И гнездо ваше убивческое!!!

Палец недвусмысленно указывал на лечебницу. Господин Самир посмотрел на толстуху.

– Не понял? Кого убили?

– Так мамку мою!!!

Я помотала головой:

– Простите, господин Самир, я пока ничего не понимаю. Могу только поклясться, что не убивали мы ни мамок, ни теток…

И немудрено, что я удивлялась. Я ведь даже работать начать не успела, ни на обход не попала, ничего… Просто вошла в лечебницу, а тут на меня кидаются, вцепляются и орут. И за что?

– Да как же! Не знаешь ты! Гадюка лекарская! Небось сама ее и притравила!!!

Я только головой помотала:

– Не понимаю…

– Так, господа, – проявил власть господин Самир, глядя на мою растерянность, – все разошлись! А вы, дама, пройдите-ка сюда!

И впихнул женщину в небольшую палату, которая пустовала. Стояла пока с открытой дверью, проветриваясь от запаха щелока.

Харни Растум себя ждать не заставил.

– Что тут происходит?

Женщина опять принялась орать, но как-то без огонька, и господин Самир, рявканьем и понуканием добился истины.

Сегодня ночью умерла Аликса Ильви.

Вот тут я пошатнулась:

– Умерла? Как?!

– А то ты не знаешь, пакость мелкая!

Я не знала. Более того, была уверена, что Аликса проживет еще лет пять. Я же в нее вливала силу, сама! Она должна была почувствовать себя лучше!

– Не знаю, – выпрямилась. – Господин Самир, господин Растум, готова поклясться в Храме, что известие для меня неожиданно. Более того, я была уверена, что проблемы госпожи Аликсы не вели к смерти. Она должна была выздороветь! Что с ней случилось?

– Что тут происходит?

Бертен вошел в палату уверенными шагами, и я едва не бросилась ему на шею от облегчения.

– Берт, говорят, госпожа Ильви…

– А, эта? Бабка с переломом?