Рудничный бог

Яша-змей, кольцом свернись,

Ты на зов мой отзовись!

Яша-змей, Шуша-змей,

Кровь земли свою пролей.

Кровью силу напитай,

Кровь-руду свою отдай!

Бормоча последние строки, стал, пятясь, обходить дрожащую, испуганно мычащую что-то сквозь кляп девку. Та только извивалась, пытаясь порвать или хотя бы растянуть узлы, вращала глазами. Колдун не обращал на нее внимания. Да пусть хоть попытается ползти – все едино. Он чувствовал, как земля отзывается на его призыв. Чем больше будет биться перепуганная жертва, чем сильнее страх смерти, тем скорее руда отзовется на его заклинание.

Дочитав до последней строки, вернулся к девке, встал на колени у ее ног. Девка приподняла голову. От ужаса она ничего не соображала, особенно когда заметила, как он опять заносит над нею нож. Отчаянный визгливый вопль был слышен даже сквозь кляп.

Оставив еще живую девку корчиться на траве и стонать от боли, Сысой Псоич спокойно вытер нож и зашагал прочь. Даже ему не годилось видеть то, что должно было свершиться через несколько минут.

Он был уже на полпути к заводику, когда земля под ногами дрогнула, словно живое существо. Проворно упав на колени, колдун приник ухом к земле и уловил слабый треск и хруст – это где-то там, в глубине, сходились и раздвигались пласты. Рудная жила шла в нужном направлении, туда, куда вела ее воля колдуна. А это могло означать только одно – жертва принята.

Но бросать новую, только-только родившуюся жилу на произвол судьбы нельзя. Надо было идти к ней, рыть ее, разрабатывая. А где взять людей?

… Тогда-то Сысой Псоич и поскакал в Иштым-город в Рудный приказ.

Конец июля выдался жарким, душным. Дождя уже несколько недель, как не выпадало, и из деревень доходили вести, что хлеба сохнут на корню. Более того – в иных местах начинались пожары.

Настя тяжело переносила жару, особенно сейчас. Она донашивала последние дни и поневоле сделалась неповоротливой, тяжелой, сонной. О поездке к морю больше не было и речи. Да и затевалась она явно для отвода глаз. Хлопотавшие над Настей мать и свекровь только усиливали ее мучения. Лишь ночи приносили желанную прохладу, но в саду было ни ветерка – пыльные деревья стояли, опустив ветки, и только вздыхали. Яблоки краснели, чтобы поспеть налиться остатками соков до того, как высохнут совсем.

В ночь на первое августа Насте не спалось. Она лежала при распахнутом окне и, глядя на небо, слушала, как в саду время от времени с ветки срывается очередное яблоко. Вчера у собора какая-то кликуша вопила о близком конце света – мол, при Ное сорок дней лила с небес вода и случился великий потоп, а сейчас сорок дней будет стоять жара, и завершится она великим пожаром. Насте было все равно, хотя мать и свекровь, ходившие к вечерней и принесшие оттуда эту новость, потом весь вечер обсуждали, правда ли, что настают последние времена. Для молодой женщины это не имело значения – только бы родить поскорее и продолжить бороться за Алексея. Этот огромный живот сковывает ее по рукам и ногам! Ребенок Алеши! Долгожданный сын или дочка! В недобрый час ему выпала судьба появиться на свет! А все же лучше такая жизнь, чем никакой…

Шорох листвы заставил ее насторожиться. Да, это ветер! Деревья радостно качали ветвями, приветствуя вестника прохлады, и Настя, собрав силы, с трудом встала с нагретых ее телом простыней. Как была, босиком, в неприятно липнувшей к телу сорочке, подошла к окну, ловя разгоряченным лицом свежий воздух…

И отпрянула, прикусив губу, чтоб не кричать.

Под окном стоял мужчина.

Первым порывом Насти было поднять тревогу – что незнакомый мужчина делает в саду князей Варских? Но потом незнакомец заметил ее, обнажил голову, и молодая женщина, узнав его, удивилась еще больше.

– Ваше сиятельство? – прошептала она, опираясь на подоконник. – Что вы здесь делаете?

Великий князь Петр Ольденбургский улыбнулся.

– Мне необходимо было вас увидеть.

– Нет-нет, – Настя не знала, смеяться или плакать. – Я замужем. Я…

– Дело касается вашего мужа, княгиня, – улыбка мужчины увяла. – Вы можете уделить мне несколько минут своего внимания?

– Сейчас?

– Да.

– Но…

– У меня всего несколько минут, – он покачнулся, и до Насти с запозданием дошло, что с ним происходит что-то странное. – Спуститесь ко мне!

– Но… это невозможно! – она и в прежние-то времена не бегала ночами по саду, а сейчас, в нынешнем положении.

– Торопитесь!

И в этом окрике было столько силы, что молодая женщина отбросила колебания. Да что это с нею? Чего она испугалась? Ездила к этому цесаревичу-чернокнижнику в дом, а тут вдруг забоялась? Да стоит ей закричать…

Додумывала она эту мысль до конца, уже спускаясь по ступеням, одной рукой касаясь перил, а другой придерживая живот. О том, что надо было взять хотя бы свечу или обуться, она подумала, уже оказавшись на крыльце.

Странно. Ветер тут, снаружи, был незаметен. Над ее головой качались ветки, шелестела листва, а под ногами у Насти не дрогнуло ни травинки. Она задела босой ногой валявшуюся на земле ветку, тихо охнула.

Вот и деревья под ее окном. Вот ее окно с распахнутыми рамами. Вот лужайка. Но цесаревича Петра нигде не видно. Что за шутка?

– Ваше сиятельство? Где вы?

– Идите ко мне.

Настя вскрикнула от неожиданности. Голос доносился из-за деревьев.

– Что за шутки?

– Это не шутки! Скорее! Нас могут увидеть, и тогда несдобровать и вам, и мне! У меня только несколько минут… Живее!

Настя поспешила на голос, и сразу увидела стоявшую в тени фигуру. С великим князем было что-то неладно. Молодая женщина приблизилась вплотную, и только когда Петр Ольденбургский протянул ей навстречу руки, сообразила, что перед нею не живой человек, а призрак. Полупрозрачная тень с размытыми контурами маячила перед нею, на бледном лице, как две свечки, горели глаза со странными, вертикальными зрачками. Было что-то жуткое во всем его облике.

– Не пугайтесь, княгиня, – промолвил призрак. – Просто возьмите меня за руки. Это позволит мне сэкономить силы, и я не исчезну в самый неподходящий момент.

Настя нерешительно потянулась к нему, и ощутила прикосновение… У нее не нашлось слов и мыслей, чтобы описать, что она почувствовала в тот миг, когда пальцы призрака коснулись ее ладоней.

– Вот так, – он улыбнулся. – Не пугайтесь! Открыто я не смог бы вас посетить, чтобы не вызвать лишних пересудов. Инквизиторы сумели восстановить против меня моего августейшего кузена. Так что одно лишнее движение – и я в лучшем случае присоединюсь к вашему мужу за Камнем, а в худшем окажусь в казематах Третьего Отделения. А оттуда такие, как я, уже никогда не выходят. Даже после смерти.

– Вы говорили, что речь идет о моем муже? – осмелилась уточнить Настя.

– Говорил. И пришел, чтобы сказать, что могу вам помочь. Я должен убедить императора в своей лояльности, дабы он согласился пойти мне и вам навстречу. Я помогу вам соединиться с мужем, если таково будет ваше желание…

– Что? – забывшись, Настя так крепко сжала руки призрака, что они растаяли под ее пальцами. – Быть рядом с Алешей? Нам… быть вместе? Неужели это возможно?

– Скажите, – голос Петра Ольденбургского дрогнул, – на что вы готовы ради этого?

– На все!

– Что вы готовы отдать ради него?

– Все!