– Ух и напугали, Сысой Псоич, – пропел он дрожащим голосом. – А я-то грешным делом решил, что по мою душу сие письмецо!
В письме великий князь Петр Ольденбургский приказывал получателю сего, Сысою Псоевичу Невейскому немедля отправить ему партию «известного товару» и к весне подготовить вдвое больше обыкновенного, послав во Владимир-Северный сразу, как пройдет талая вода.
– Письмо-то по мою душу, да я по вашу, ваше благородие, – гость немного отдышался. – Мужики нужны.
– Али у вас народа мало?
– Мало. И ведь не простые нужны, а чтоб, в случае чего, за них ни перед кем ответа не пришлось держать. Чтобы был человек – а как ко мне попал, так и нет больше человека! – он наклонился вперед, прищурил глаза. – Поищите таких, ваше благородие. А уж я в долгу не останусь!
Начальник приказа даже вздрогнул. Откуда ни возьмись, на столе возник и сочно звякнул туго набитый мешочек. Так и тянуло поглядеть, что там – самородное серебро или полновесное золото.
– Ну, вы меня понимаете, ваше благородие?
– Понимаю, но помочь не могу, – уже протянувшаяся к мешочку рука замерла в воздухе.
– Как так?
– А вот так! В крепости нынче пусто, никого нет. Посылать казаков по лесам искать беглых? Так ведь конец лета, сейчас в лесу вольготно, любой беглый сытно ест, к поселениям не выходит. Вот кабы месяца через два-три, когда холодать начнет, и все эти шатуны к теплу потянутся… Месяца через три обращайтесь!
– Не могу я столько ждать. Дело, вишь, не мое, а государственное, – Сысой Псоич постучал ногтем по письму. – И коли будут мне чинить в сем деле преграды, отпишу я самому князю Петру Константинычу Ольденбургскому, да расскажу, какие тут мне в государственном деле преграды чинятся. И как думаете, кому более поверят, вам или мне?
Начальника приказа прошиб пот, когда заводчик посмотрел ему прямо в глаза. Очи у Сысоя Псоича были, как у змеи. Холодные, пустые – и манящие.
«Чур меня, чур! – подумал начальник управы. – Матерь Божья, пресвятая Дева! Спаси и сохрани!»
Слабеющими пальцами скрутил кукиш – вроде стало отпускать. Но страх остался.
– Не понимаю, на что вам столько мужиков? Не новую ли шахту рыть надумали?
– Именно так. Редкие самоцветы удалось сыскать. Будет сие не только короне полезно.
А было это так…
Не хотелось Сысою Псоичу бросать Невей-реку. На ее берегах, вблизи Невейска, чего только в земле не лежало. Богатства этого края были не в железе и не в золоте. Да и меди тут было не так уж и много. Иные металлы, что ценились по крупицам, намывались из здешней руды. Серебро и поделочный камень служили лишь прикрытием. Эти-то шахты продолжали работать, но те, ради которых и затеял Сысой Псоич все дело, оказались заброшены. Нужны были новые, а где их копать? Рудничный бог ревниво хранит свои богатства. Пуще имени своего бережет подземные недра. И от его благосклонности зависит, не истощатся ли и серебряные копи, не придется ли людям вовсе покидать берега Невей-реки.
Пока крепили старые штольни, Сысой Псоич облазил все горы. Вставая чуть ли не засветло, пешком обходил окрестности, чуть не на карачках ползал по земле – искал знака. Не могло такого быть, чтобы не нашлось выхода подземных руд. Рудничный бог суров, жесток, но и хитер и коварен. Иной раз он нарочно выдает местонахождение своих богатств в надежде заманить алчных людей в ловушку. Налетят глупцы на дармовщинку – да и попадутся, как мухи в мед.
Но был еще способ, как заставить Рудничного бога самого пожелать поделиться накопленным. В свое время Сысой Псоич именно так обрел богатые угодья на Невей-реке. Отчего бы не попытать счастья второй раз?
В этот раз он не пошел в горы, а спустился к берегу реки. Чуял, что ловить удачу надо здесь.
И понял, что не ошибся, когда под кустами ракитника услышал двухголосый шепот. Парень и девка!
– Ну, Дуняша, ну дозволь…
– Пусти!
– Ну, я только поцеловать…
– Ну, ладно. Разве в щечку…
Шорох, сдавленный вздох, потом вскрик и шлепок:
– Да ты чего, Дунька?
– А того! Лапы-то не больно распускай! Куда под подол полез?
– Ну я того… Ну, потрогать только…
– Руки убери!
– Ну, Дуняша… Ну, ягодка моя сладкая…
– Кому сладость, а кому горечь! Все вы, парни, хороши! Сорвете маков цвет и поминай, как звали! А мне потом ворота дегтем вымажут? А мамка чего скажет? Тятька – тот вовсе косы повыдергает!
– Не повыдергает, небось.
– Откуль знаешь?
– Ну, я ж и посвататься могу…
– Ой… Васятка…
– А чего? Вот как пост пройдет, так сватов и зашлю. Пойдешь за меня, Дуняха?
– Не пойдет.
Парочка хором вскрикнула, когда Сысой Псоич воздвигся над ними из кустов.
– Ой, лихо! Колдун! – вскрикнула Дуняша, падая на землю и закрывая лицо руками. Парень остолбенел, разинув рот.
Хозяин рудника только усмехнулся. Слухам о своей колдовской силе он не препятствовал – наоборот, поддерживал, справедливо полагая, что так его будут больше бояться. Да и что скрывать правду? Действительно знается он с нечистой силой. И даже больше того. Людям не стоит знать разве что, как далеко простирается его власть над незримым миром и насколько велики силы того, кто среди них известен как хозяин небольшого рудника. Но ведь и Петр Ольденбургский, поставлявший ему заказы, тоже не простой человек. И только он знает, кому и на что идут все те редкие руды.
– Попались, – промолвил он. – Теперь не уйдете!
– Помилуй! – вскрикнул парень, валясь в ноги.
– Молчать! В глаза смотреть!
Девка взвыла дурным голосом, но тут же осеклась, зажимая себе рот руками и глядя на колдуна белыми от ужаса глазами. Парень не мог и того.
Сысой Псоич окинул обоих пристальным взглядом. Девка ничего. Спелая. А вот парень…
– Ко мне!
Вскинул руку, растопырив пальцы. Парень побелел, задрожал мелко, но ослушаться не посмел, приблизился, опускаясь по знаку колдуна на колени. Глаза его остекленели, когда ладонь легла ему на голову. Ногти впились в кожу под волосами, захватили в горсть вихры, заставив запрокинуться.
– Слушай меня, – глядя глаза в глаза, раздельно промолвил колдун. – Завтра поутру придешь на рудники. Скажешь, что хочешь работать. Спустишься в забой. Пока я не отпущу. Понял?