Словом волновать. Виртуальные беседы

– Нашли о чём горевать, – стихи не пишутся. Ваши дневниковые записи гораздо интереснее. Я вижу, что Вас ценит даже Григорий Булыкин, творчество которого обожаю и на уровень стихов которого мне не выйти. Человек я увлекающийся, многих хочется прочесть, но к Вам неизменно возвращаюсь.

– Спасибо за поддержку, золотой Вы человек!

Я:

– Только что прочитала Екатерину Домбровскую. Человек она, безусловно, умный и эрудированный, – куда мне! – но читать ее утомительно, ибо уводит от основной темы ассоциациями в разные стороны и из-за этого теряется нить повествования, которую приходится отыскивать вновь и вновь, – не щадит читателя!

– Екатерина ведёт две линии – история её рода и возврат в русское православие России. Если это не интересует, не начинайте. Я неверующая, но поглощена полностью. Не тревожьтесь, пишите в любое время и – никаких комплексов.

– Галина, у меня к Вам просьба: если есть время и настроение, черкните пару добрых слов Владимиру Борейшо, а то он в очень плачевном состоянии, – отослала ему отзыв о рассказе «Ёжик» (в своём духе), а он… Ведь хотела, чтобы не так муторно смотрел на жизнь! Думаю, конечно, не только из-за меня, просто они с Антоном Чижовым – два сапога… Кстати, у него более-менее светлый рассказ «Немного оптимизма» (кажется так называется), так можете черкнуть, когда его прочитаете.

Она:

– Конечно, написала Борейшо?.. А у меня сегодня четыре года со смерти мамы и свою рюмку вина выпила. День грустный, тяжёлый, и даже читать не хотелось. Вот такие у меня невесёлые дела, – впору веселить Вашего Борейшо.

– Галина, мои соболезнования – Вам… А моя мама умерла на десять лет раньше и с тех пор всё приучаю себя к мысли: принимай смерть, как стихии природы, как неизбежность, но всё равно больно даже и десять лет спустя. Простите мою неуместную просьбу.

Она – на главу из «Ведьма из Карачева» – «От такой – и на край света…»:

– Это же Бог знает какое чудо! Что за язык! Сколько ещё следует поставить восклицаний? И что Вы с этим собираетесь делать? Беда, если опубликуете книгой, – читателя ныне на такую замечательную прозу не найти, только на литературном сайте и оценят. Какая же Вы молодец!

– Спасибо, Галина, за «Ведьму». Как же трудно она мне давалась, чтобы сохранить язык и интонации мамины!

– Да, книга Ваша, моя дорогая, настоящая. Непременно буду читать дальше.

Я – на её «Концерт по заявкам»:

– Все рассказы хороши, а этот отточен отлично, – всё в нём есть и ни-ичего лишнего. А песни!.. Знаю их, как и Вы. Когда-то, в ранней юности, оставаясь одна дома, пела их, а потом оказалось, что под окнами соседи слушали. И одна из любимых (правда, позже) – «Москва златоглавая»: «Конфетки, бараночки, словно лебеди саночки, ой вы, кони залётные!..» Есть в этой песне какая-то отчаянная бесшабашность, – словно на краю…

– Мне сегодня пришло в голову: а вдруг Интернет вырубился вследствие какой-нибудь катастрофы? Ведь это будет для Вас, к примеру, равносильно моей смерти, и мы больше никогда не услышим друг друга. Так что, пока ничего не произошло – пишите.

– Тёзка, такого быть не может, чтобы Интернет исчез, а поэтому будем перебрасываться письмами.

Прочитала рекомендуемые Вами «Хоронили ангела» Грущанского. Конечно, он – поэт, и стихотворение трогательное. Правда, позиция его для меня несколько спорная: наверное, Бог посылает (Как же хочется верить в это!) людей на Землю не с грустью, а с надеждой: «А, может, этот приблизится ко мне, став лучше?»

– Вот, Галина, насколько мы разные люди! У меня от его «Ангела» сердце дрогнуло и не возникла потребность в анализе, – просто по состоянию души поняла, почему детей зовут ангелочками: предполагается, что они – реальные ангелы, но сошедшие на землю.

– Разные мы. И это хорошо. Но ведь не только? А что, мол, «состояние» важнее при чтении, то, может, Вы и правы. Я по абзацам перечитываю Лескова и Набокова не из-за содержания, а просто, слушая мелодию их словосочетаний. А вчера нашла умного, трезвого и остроумного (для меня это очень важно) автора Вадима Гордеева, так что, если захотите… (Но не обязываю, нет!)

А у нас запорхал снежок и пытается скрыть неприбранность, неопрятность дворов, но – никак!

Она – на «Добраться до собственного я»:

– Прошло то время, когда я надолго погружалась в подобные размышления и даже уважала себя, что принадлежу к тем, кому эти откровения интересны. Но получить знания и оставить их при себе, поскольку поделиться в моём окружении было не с кем (а я всегда рвалась немедленно поделиться!), в один прекрасный момент и подумала: ведь есть другая, давно любимая мною литература, где философия звучит и в бытовых вещах. А философы пусть служат нашим устроителям жизни. И теперь читаю классиков, – той философии, что в их произведениях заключена, мне вполне достаточно.

– Так ведь настоящая литература (не развлекательная) как раз и занимается тем же, что и философия, так что правильно делаете, что читаете классиков. А вот «устроители жизни» могут и не заниматься философией, у них задача другая: создавать тот самый тварный мир, о котором я пишу и, если в нём будет уютно и философам, и тем, кто тянется к ним, значит они неплохо поработали и большего от них не надо требовать.

Я – на её «Был у меня начальник…»:

– Владимир Владимирович Набоков: «Слушай, я совершенно счастлив. Счастье моё – вызов. Блуждая по улицам, по площадям, по набережным вдоль канала, – рассеянно чувствуя губы сырости сквозь дырявые подошвы, – я с гордостью несу свое необъяснимое счастье. Прокатят века, – школьники будут скучать над историей наших потрясений, – всё пройдет, всё пройдёт, но счастье мое, милый друг, счастье мое останется, – в мокром отражении фонаря, в осторожном повороте каменных ступеней, спускающихся в черные воды канала, в улыбке танцующей четы, во всем, чем Бог окружает так щедро человеческое одиночество».

Вот так, Галина… Так что, давайте-ка поверим, что Ваши (при виде елочных игрушек и танцующего начальника) возвращенные моменты счастливых мгновений, да и мои (когда радовалась выпавшему снегу, развесившему кружева), должны, непременно должны остаться где-то Там, в неведомом нам измерении. Скажете: сумасшедшинка! А вдруг и не?..

– Спасибо! Вы, прислав рукопожатие издалека, дарите мне сегодня тепло, когда так растревожены чувства. Пусть – сумасшедшинка. Я ей рада.

Она:

– Дорогая Галочка, прошу Вас, прочтите у Майи Уздиной её публикацию «Корней Чуковский[45 - Корней Чуковский (1882—1969) – русский советский поэт, публицист, литературный критик, переводчик и литературовед, детский писатель, журналист.]. Новое». Дело в том, что в моей рецензии меня никто не поддержал. Но почему? Очень хочу знать Ваше мнение.

– Тёзка, прочитала. Судя по этой публикации, в Уздиной победила её профессиональная сущность, – выкладывать о писателях всё что узнала. Но если – по-человечески… Да, плохо публиковать такие откровенности о пожилом-то человеке! Честно говоря, в евреях… в умных евреях, я как раз и замечала такую черту характера, – победу здравого смысла над чувством, а у нас, у русских, наоборот. Но к лучшему ли это? Не знаю.

– Спасибо, моя дорогая! Сама всегда сужу о любом авторе «по конечному результату», – по его произведениям, – но тут пришла в ужас: а что если бы раскрылось это позднее сердечное увлечение Чуковского еще при его жизни? Ведь подняли бы на смех. А все, кто писали комментарий Уздиной, вроде бы и не заметили этого. Вам спасибо, человеку одной крови со мной!

Я – на «Был первый день Нового года»:

– Галина, Ваша правда о деревне страшна, но ведь то, о чём пишете, не только в деревне, – спивающихся и в городах много.

А теперь я, Козерог, поздравляю Вас с Вашим днём! Как бы хотелось сидеть сейчас за чашкой чая, смотреть в Ваши добрые глаза и говорить, говорить, но… И всё же! Вот я протягиваю Вам розу. Ну, как же не видите? Вот она, темно-оранжевая, с розовыми надкрыльями… а еще возьмите и этот медовый пряник, и чайку зеленого заварите, пожалуйста, моего любимого «Ахмат»… и мы уже говорим и о стихах, и об авторах Прозы, и еще о многом-многом… Но посылаю лишь флюиды, до краёв наполненные самыми добрыми пожеланиями Вам и всему семейству. Целую в обе щёчки и ставлю на ваш стол эти цветы… Вы не против? (Отослала фото.)

– Спасибо, дорогая Галочка! Считайте, что всё осуществилось. Передо мной – «Чернослив в шоколаде», отличный чай с лимоном и сыр «Дор Блю», который любит и покупает дочка, а я, морщась, пробую. Благодарю за прекрасные цветы! Всего Вам доброго!

Она – на «Обманы весны»:

– Читаю и чувствую запах первой травки, первого жёлтого цветка. И такого же, как у Вас, горячего чая без сахара, мелиссой заваренного, хочу! Как же хорошо с Вами «говорить»! И ехать никуда не надо, – вот и общение дорогое и тёплое.

– Говорят: а-а, мол, общение виртуальное – не общение, вот если б глаза – в глаза! А по мне виртуальное, может быть, и есть настоящее, ибо в нём только – главное, без помех. Уверена, согласитесь. Спасибо, что Вы есть!

Я – на «Спешите творить добро»:

– Читала отзывы на Ваш рассказ и недоумевала: рецензенты не заметили самого мудрого «действующего лица» (дедушку), который старался сбитому набекрень пареньку преподать настоящие уроки выживания, – научить работать, а не ждать подачек.

– Спасибо, дорогая. Вы по-своему восприняли, по-доброму, как и хотелось. Тема болезненная, обсуждена со всех сторон. Всегда жду Вашего визита.

Я – на «Дина» и «Лопухи и тыквы»:

– Карандашный набросок Дины, но какой яркий! Молодец, Галина. И «лопухи с тыквами» очень хороши, только вот «И что за восторг был употреблять…» Галочка, не надо «употреблять»!

– Спасибо, дорогая, сейчас заменю.

Она – на «Сама по себе. Ручейки сознания»:

– Ах, какая роскошь! «Ведьму из Карачева» переплюнули. Именно так, сами с собой и балабоним… Хочу Вас, редкая моя гостья, упрекнуть: что же Вы, прочитав, «молча удаляетесь»? Если даже и не понравилось, всё равно хотелось бы от вас заметочку получить.

– Галина, благодарю! Такой мой слог – эксперимент на целую повесть, а здесь – отрывок из неё. А насчет того, что «молча удаляюсь»… Дело в том, что не хотела портить Вам «репутацию» своим подходом к теме: «собака думала… кот рассуждал». Не могу я такого принимать! Ведь не знаем, что животные думают о нас и никогда не узнаем, а посему… И еще: в рассказе с самого начала воспринимала всё как Ваши эмоции, и хвалила, что решились на такие откровения, а вдруг оказалось… Ведь всё было так хорошо, так зачем же в финале перебросили такие чувства на собачку? Не обижайтесь. С искренней преданностью и радостью искренней…

– Галочка, дорогая, и значительно более умные авторы пользовались этим приёмом: «Холстомер»[46 - «Холстомер» – произведение писателя Льва Тлстого (1828—1910)], «Каштанка»[47 - «Каштанка» – проиведение Анто?на Че?хова (1860—1904), русского писателя и драматурга.], так что не беспойтесь, дорогая моя, я к критике не отношусь болезненно, потому что смотрю на свою писанину, как на игру в моей грустной жизни. Целую нежно, мой милый, излишне серьёзный адресат.

Я – на «Новогоднее меню»: