Искусы Эроса. Бэт и Лис. Повести

– Линка, чем же заполнять их будем?

– А давай-ка по улицам побродим, по магазинам почкаемся.

– И как часто ты чкаешься?

Засмеялась… Ну, вот и хорошо. Подремала в поезде, отдохнула чуток и даже щечки зарумянились.

– Да не я чкаюсь, а дочка. Любит она это словечко.

Как же с крыш метёт! И снегом колючим – в лицо. Неуютно на улицах, тоскливо, но вида не подам, не буду заражать этим и Линку.

В зал ожидания. В уголок красной, отполированной задами скамьи

– Почитаем, Линок? – Плечом лишь дернула. – Нет, ты всё же послушай Максимилиана Волошина[10 - Максимилиан Воло?шин (1877—1932) – русский поэт, переводчик.], ведь на его родину едем:

В прохладных кельях, беленных известкой,
Вздыхает ветр, живет глухой раскат
Волны, взмывающей на берег плоский,
Полынный дух и жесткий треск цикад.
А за окном расплавленное море
Горит парчой в лазоревом просторе.
Окрестные холмы вызорены
Колючим солнцем. Серебро полыни
На шиферных окалинах пустыни
Торчит вихром косматой седины…

Нет, вижу, Волошин Линке – до лампочки, уже свитер вяжет, да и меня, честно говоря, такие прекрасные стихи сейчас не будоражат. Вот когда поеду к нему в Коктебель, тогда и буду читать.

Вот-вот… А сейчас посмотри вокруг, тебе ж нравится наблюдать, может, интересное что-либо схватишь.

Ага, вот… На цементном полу, прямо передо мной, квадрат солнца. И квадрат этот всё ползёт, ползёт по полу. Ползет воочию, заметно! Только что был у краешка скамьи и уже отъехал влево. Как же быстро летим мы во Вселенной! Слышу, даже слышу напряженное гудение полета Земли, нарастающий шум ветра, ощущаю космический холод вселенского пространства…

Не нужен тебе сейчас «холод вселенского пространства», лучше опять – к дневникам.

И прочитать из них что-либо Линке, чтобы заразить, подтолкнуть к записям? Ага.

– Линка, послушай-ка:

«Приходил Стас. Пробирался к нашей комнатке через хозяйскую и ворчал: „Можно здесь и ноги поломать…“ А когда уходил – снова, вроде как специально для наших добрых старичков бросил: „Если что здесь украдешь, то не сразу и выход найдешь“. На что те так и остолбенели». Видишь, Линка, если б не записала тогда этого о Стасе, то и кануло бы в вечность, а так… Дневники консервируют эпизоды жизни, а потом подталкивают и к воспоминаниям.

Дернула плечом, не оторвавшись от вязанья, но:

– Ну, если подталкивают, то и расскажи о нём.

– И расскажу. Слушай. В ту пору мы с подругой снимали комнатку у стариков евреев, и он иногда приходил к нам. Красивый был. Лицо с матовым благородным оттенком, тёмные большущие глаза, греческий нос, высокий лоб, а над ним – упрямый чуб. А еще были у него бородка и усы, которые так ему шли!.. и так нравились мне.

– А ведь в те времена, как мама рассказывала, на бородатых не только на улице пальцами указывали, но могли и с работы уволить.

– Ну да, сейчас на такое и внимания не обратили б, а тогда!.. Тогда это считалось – из ряда вон… А еще писал Стас стихи. Хочешь прочту короткое?

Линка поморщилась, но я уже открыла тетрадь:

– Послушай:

Случаются дожди —
застывшие навек седые струи.
Они трепещут мягко, как мираж.
И ты приходишь вечерами тихо,
и трогаешь упругих струек звон,
и в бессловесном снова ищешь смысла.
– Ну, как? – спросила, всё же надеясь на успех.
И не дождавшись ответных эмоций, прочла уже наизусть:
Это – сон отлетевший…
И в нем присутствуешь ты…

– Стас говорил, что они – мне…

На тропинках, уходящих куда-то,
мы с тобою одни.
Я не знаю: есть ли солнце над нами,
но свет загадочный явлен.
И тепло твоих пальцев моего касается сердца.

– Во, еще помнишь…

– А потому и помню, что сразу влюбилась в него.

Но моя, так и не растроганная стихами подруга, уже прячет клубок в сумочку:

– Ладно, о «тогда» в другой раз расскажешь, а сейчас идём… посадку объявили. Слава богу! Как только лягу на полку, так и не проснусь до самого Крыма.

Крым

Холодный, ненастный, тусклый, – неуютный.

– Серо, Линка, всё серо, как у нас в ноябре.

И дождь. Моросит, моросит!

И море серое, разъяренное, – пугающее.

И гостиничный номер тоже серенький, тесный.

А наша неулыбчивая сожительница Лида словно охраняет свой мирок.

– Линка, а рядом-то с нами бильярдная. И с каким же треском взрываются и взрываются шары! – Да и дым от курева – в двери.

И зачем приехали? Может, к морю? Но оно холодное, раздражённое, грязное.