Дракон Воздуха

Под звуки нежного пересвиста дудочек в комнату, как журчащие ручейки, вошли танцорки. У каждой была маленькая трещотка и красивый яркий веер. Копируя трепет мотыльков движениями вееров, они своими телами сплетали разные красивые узоры, пока их крылышки-веера не сложились в четком написании имени Дракона Воздуха! Это было очень красиво! Я даже привстал со своего места, чтобы лучше рассмотреть, – так это было здорово! Все танцорки склонились в низком поклоне.

Только одна продолжала стоять – в ее высоко поднятых руках плескались, двигались в такт колокольчикам два больших веера. Девочка, а я только сейчас понял, что танцорки не были взрослыми женщинами, смело и открыто смотрела прямо на меня! В ее взгляде было столько любопытства, интереса. Она как бы спрашивала:

– Кто ты? Что ты? Почему все склонились перед тобой? Почему мы танцуем для тебя?

Не знаю, что она поняла, прочла в моих глазах в тот краткий миг, когда наши глаза встретились, но вот и она прикрыла лицо крылышками веера и вместе с остальными танцорками-ручейками выскользнула из комнаты. И я не мог различить ее среди остальных девочек.

Теперь я совсем мало обращал внимание на то, что происходило вокруг меня. Были еще танцоры-мужчины с воинственными танцами под звуки потрясающих воздух гонгов и глухое уханье больших барабанов. Танцевали и взрослые женщины… Но я уже не наслаждался, как раньше, ни красивыми костюмами, ни замысловатыми движениями.

Госпожа Мать подумала, что я устал.

– Потерпи еще немного, мой дорогой, – шепнула она мне, близко-близко наклоняясь к спинке моего престола.

Но мне не терпелось уйти из этой яркой комнаты, хотелось подумать о девочке, расспросить о ней Хэ. Но музыка продолжала греметь изо всех углов, собравшиеся в комнате восхищенно прищелкивали языками, хлопали в ладоши. Наконец-то и рядом со мной что-то начало изменяться. Под мерные удары жезла Господин и следом за ним мы с Госпожой Матерью начали спускаться с возвышения. По обе стороны образованного придворными коридора выстроились стражники со скрещенными тройными копьями[21 - Тройное копье – трезубец, копье с тремя остриями.], и мы шли по блестящему металлом коридору. Как только Госпожа Мать, а она шла последней, проходила мимо стражников, они парами следовали вслед за нами.

За плотно закрытыми дверями комнаты мы разделились. Стража тесным кольцом окружила Господина, а мы с Госпожой Матерью, сопровождаемые несколькими воинами, отправились в свое Восточное крыло. Госпожа Мать шла медленно, с трудом переставляя свои маленькие ножки. Она тяжело опиралась на мою руку – я теперь был на голову выше ее.

– Ничего, ничего, – шептала она, – еще завтра я выдержу.

Стражники встали по обе стороны двери, ведущей в наши покои. Хэ подхватила осевшую на ее руках Госпожу Мать, и под злобными взглядами прислужниц они скрылись в комнате Госпожи Матери. Я же, не дожидаясь, пока прислужницы обратят на меня свое несносное внимание, юркнул к себе в комнату.

Столько всего произошло в этот день, в этот вечер! Сколько было у меня вопросов!! Не все я понял, о стольком хотелось спросить! Но главное – эта девочка! Я никогда не видел такого лица, никогда не испытывал того, что чувствовал сейчас. Я снял шапочку, парадную юбку, завернул в нее нефрит, полученный на празднике. Эти вещи такие красивые, такие важные, они не были моими, они смущали меня, рядом с ними мне казалось стыдным думать свои простые маленькие мысли. Я аккуратно положил их в дальнем конце комнаты.

Было уже очень поздно. Свет тонкого, как волос, молодого месяца не мог рассеять легкие тени, в причудливом танце скользившие по комнате. Среди них нет-нет да блеснет мне вопрошающий взгляд девочки, сладким цветением деревьев донесется ветерок ее веера.

И раньше я видел девочек. У Главной жены было две дочки. Они были старше меня, и их одевали и красили как знатных женщин. Я никогда не разговаривал с ними – в те редкие разы, когда мы встречались, я очень смущался: они были такие важные, а они с презрением смотрели на меня, не проявляя никакого желания познакомиться или поговорить. Были еще разные девочки, которых я видел мельком в запутанных коридорах дворца. Но такой девочки я еще не видел.

Я не мог понять, что в ней такого особенного. Просто какое-то странное сладкое чувство сжимало мое сердце, мне хотелось бежать, сражаться и защищать ее. Ее взгляд, ее глаза, они были похожи на изливающиеся любовью глаза Госпожи Матери, но я чувствовал, я не мог рассказать даже самому себе это чувство, что если бы она, эта девочка, позвала меня, нет, даже не позвала, сказала полслова, приветливо улыбнулась, я бы пошел, ушел за ней, и никто и ничто в мире не остановило бы меня. Я забылся тяжелым, мучительным, темным сном.

Хэ стояла у моего изголовья.

– Великий Господин совершает сегодня Жертвоприношение предкам[22 - Жертвоприношения предкам – четыре раза в году: весной, летом, осенью и зимой, – правитель приносил дары предкам.]. Вам, господин наш Ван Ли, положено сопровождать его, – я посмотрел в осунувшееся, похудевшее лицо Хэ. Не было смысла что-то спрашивать или что-то говорить.

Сейчас она ничего не скажет, не ответит. Хэ помогла мне привести себя в порядок, поправила на голове шапочку. Я взял Большой Камень, полученный на Празднике, подобает взять его с собой? Что вообще с ним делать?

– Не беспокойся, я его надежно спрячу, – Хэ почтительно вынула Камень из моих рук, отвечая на невысказанный вопрос.

У дверей меня ждала вооруженная стража. Я с испугом оглянулся на няньку.

– Не бойся! – говорил ее твердый взгляд. Я гордо выпрямился, и по бесчисленным переходам мы вышли из дворца. Первый раз в жизни я покидал это огромное здание. Если бы у меня были на это силы, и то я не смог бы ничего рассмотреть из-за плотной стены вооруженных стражников, стоявших по обе стороны прекрасной материи, по которой я шел. Но сил у меня хватало только на то, чтобы не бояться и пройти с гордо поднятой головой те несколько шагов, что отделяли Дворец от Храма предков.

У ворот Храма меня встретила родня[23 - Родня – родственники по отцу, носящие одно с Господином родовое имя.], и вместе с ними на храмовом дворе я остался ждать прибытия Великого Господина. Ворота распахнулись еще шире, и сопровождаемые блестящей свитой придворных величественные носилки с Господином вплыли во двор и остановились у дверей Храма.

По знаку Главного советника я присоединился к Великому Господину, идя на шаг позади него. Все почтительно приблизились к Заместителю[24 - Заместитель – лицо, определяемое гаданием и происходящее из одного рода с приносящим жертву. Заместитель представляет дух предков. Его сажают на почетное место и воздают ему почести как предку.], восседавшему на почетном месте. Послышались звуки музыки, и стоящая за нами почтительная толпа родных и сановников начала петь гимны, прославляющие предков, прося у них быть благосклонными и принять положенные жертвы.

На яшмовом скипетре, который сжимал Великий Господин, в глубокой чаше покоились части жертвенных животных[25 - Жертвенные животные – одномастные, с правильно поставленными рогами и т. д.]. Один из сановников правой стороны с низким поклоном передал чашу Заместителю, и тот важно и серьезно принял ее. Пение не прекращалось ни на минуту. Теперь к прославлению предков прибавились и гимны, прославляющие мудрость и силу Великого Господина, и просьбы к Предкам помогать ему на длинной дороге жизни[26 - Торжественные церемонии в храме предков сопровождались пением специальных песен и гимнов.].

В Храме не было окон – он освещался многочисленными фонарями, подвешенными по сторонам кровли, и поэтому, когда они один за другим начали гаснуть – сначала над почетным местом, где сидел Заместитель, а потом по обе стороны от него, постепенно приближаясь к двери, – в наступившей почти непроглядной темноте только Великий Господин блистал в непонятно откуда падающем свете.

Собравшиеся медленно, продолжая петь торжественные гимны, прославляющие мудрость предков и силу Великого Господина, возглавляемые им, вышли на залитый весенним солнцем двор Храма. Все невольно замерли и зажмурились от яркого света дня. Главный советник подошел ко мне.

– Господин наш Ван Ли, – он склонился передо мной в низком поклоне, – Великий Господин наш повелевает вам вернуться в Восточные покои.

Медленно и торжественно Великий Господин со свитой проследовали мимо меня. И только когда стихли шаги последнего воина охраны, я в сопровождении нескольких стражников вернулся во Дворец.

Как будто я вовсе и не уходил. Хэ по-прежнему сидела в моей комнате, сложив руки на своем толстом животе, прислужницы суетливо сновали из двери в дверь, бросая на меня тревожные любопытные взгляды.

– Тебя не взяли на Пир[27 - На торжественный пир после жертвоприношения предкам приглашалась вся родня и все знатные советники, принимавшие участие в церемонии.], – Хэ не удивлялась, она просто сказала то, что видела.

– Ты думаешь, что это плохо? Как Госпожа Мать?

– Дети в твоем возрасте не бывают на Пирах. Ты удостоился большой чести – участвовать в Жертвоприношении предкам…

Больше она ничего не успела сказать, да и собиралась ли?.. В комнату внесли столик, уставленный яствами, и вошел чиновник, который всегда прислуживал мне при еде. Неужели со вчерашнего дня я ничего не ел? Да, только сейчас я почувствовал, как голоден, даже живот свело, но спокойно, стараясь не торопиться и не уронить своего достоинства, принялся за еду.

Ел я долго, ни о чем и ни о ком не думая, только насыщая свой ставший бездонным живот и успокаивая свои жадные глаза. Наконец под удивленным взглядом чиновника (всегда я ел гораздо меньше) я сказал, что наелся, и остатки еды быстро вынесли из комнаты.

Совсем как в обычный день пришел учитель и, низко-низко склонившись передо мной, пожелал благоденствия и выразил восхищение моим нарядом. Мне было неинтересно слушать его пустые слова. О многом, важном, непонятном хотелось спросить.

– Ну, достаточно! – я только посмотрел на него. Учитель понял без слов. Мы уселись за наш учебный столик.

– Говори, – обратился я к учителю. Стучащий палец еще быстрее запрыгал по лаковой поверхности, не жалея даже головы обиженной птицы.

– Вы удостоились великой чести, сиятельный господин мой Ван Ли, – палец не переставал стучать. – Мы преклоняемся перед мудростью Великого Господина. Все его деяния благословенны.

Я ждал от него каких-то объяснений тому, что произошло вчера и сегодня. Я был уверен, что его знания во многом помогут мне разобраться, понять. Чем больше превозносили меня и преклонялись передо мной окружающие, чем меньше видел я Госпожу Мать и Хэ, тем неувереннее я себя чувствовал, тем сильнее боялся. А учитель продолжал говорить ни о чем. Неужели он не понимает, не хочет помочь мне?.. Я укоризненно посмотрел на него и встретился с предостерегающим взглядом всегда полуприкрытых тяжелыми веками глаз. Стук пальца прекратился. За дверью явно слышался шум многочисленных шагов. Я резко обернулся и поднялся.

Главный советник в окружении воинов охраны вошел в комнату. Учитель низко склонился, почти распростерся на полу. Главный советник почтительно поклонился мне.

– Наш Великий Господин в своей всеобъемлющей милости направляет юного Господина Ван Ли в Школу. Он повелевает отправиться завтра.

Я принял свиток с приказом в свои дрожащие руки. Школа?! Я отправляюсь в Школу.

V

Школа?!! Я отправляюсь в Школу[28 - Школа – в учреждаемых правителями школах, обязательной принадлежностью которых был пруд, преподавались правила поведения, музыка, письменность, счет, стрельба из лука, а также искусство управления боевой колесницей. Школы подготавливали управленческий аппарат, бывший одновременно и командным составом армий.]!!

Шаги Главного советника давно уже стихли, учитель вынул свиток из моих рук, а я все стоял и думал: «Как это так вдруг в Школу? Там, наверное, очень интересно?! А Госпожа Мать, а Хэ?? Я буду там один?!».

Учитель настойчиво стучал пальцем.

– Господин мой Ван Ли, вы позволите недостойному прочесть Высокий приказ?

– Да, да, конечно!! (Сейчас он мне все объяснит.)

Но в приказе длинными и сложными словами было написано только то, что сказал мне Главный советник – завтра я отправляюсь в школу.

– Но здесь есть еще что-то, – учитель посмотрел в мое растерянное лицо. – Вам, господин мой Ван Ли, разрешено взять с собой личного прислужника.