Модификаты

– Или устала, и тебе что-то показалось, – поддакнул ему Горо, и я едва не задохнулась от возмущения, но тут ладонь капитана уверенно легла на мое плечо.

– Я так не думаю, – отчеканил он над моей головой. – За здравомыслие Софии я ручаюсь. Начинайте проверку всей системы. Вмешательство было или сбой – вы обязаны это выяснить в любом случае. Жду полный отчет к вечеру.

Прекрасно, судя по выражениям лиц, число моих «поклонников» среди членов команды резко возросло. Поднявшись, я протиснулась сквозь живую стену и отправилась обратно в лабораторию, сопровождаемая молчаливым капитаном. Уже на подходе я не выдержала и обернулась.

– Сбой? Ты это серьезно? – спросила я, прямо глядя в его невозмутимое лицо. – Какова вероятность, что именно мне могло так «повезти» дважды подряд? Кто еще сталкивался с подобным за время полета?

– Никто, София, но от случайностей никто не застрахован, – ответил он, не отводя глаз. – Тебе не стоит усматривать в этом систему или чью-то злонамеренность. Тем более мою.

– А вот я в этом совсем не уверена.

– Считаешь, я враг тебе? Какой смысл мне желать навредить тебе? Даже если опустить то, что в моих личных интересах как раз добиваться, чтобы ты была цела, невредима и уравновешенна, то я еще и капитан, чья прямая обязанность следить за здоровьем и безопасностью каждого члена экипажа. Зачем мне причинять тебе физический ущерб или выбивать из колеи, запугивая?

– Больше ни с кем у меня нет на корабле разногласий, – возразила я уже не слишком уверенно, потому как, по здравому размышлению, и правда это выглядело как-то бессмысленно.

– У нас нет разногласий, звезда моя. Не соглашаться в чем-либо – нормально для пар. Да, я пытаюсь в чем-то давить на тебя, но ты же не можешь на полном серьезе считать, что зашел бы так далеко? – Рожер взял меня за руку и подтянул к себе, и я, пару секунд поупрямившись, все же привалилась к нему. – Мне нужно твое доверие, детка, а не страх. Если я слишком импульсивно и нетерпеливо себя повел, добиваясь этого, прости меня. Я дорожу тем, что между нами есть, София. Дорожу тобой. Ты ведь это понимаешь?

Он обнял меня и стал поглаживать по спине, даря ощущение безопасности и будто убаюкивая. И мне вдруг подумалось: что если я опять все себе надумала? Ну в самом деле, разве нет вероятности, что я потрясающе «везуча» и буквально притягиваю к себе всякие сбои техники и тут же усматриваю в них злобные происки капитана. Ну какой ему смысл развлекаться за мой счет подобным образом? Если бы я ему наскучила, просто расстался бы со мной по-тихому. Зачем настаивать на продолжении тяготящих отношений, раздражаться, демонстрировать себя не с самой уравновешенной стороны? Но что-то во мне протестовало. Пусть Рожер не хотел мне ничего дурного, и все вспышки его раздражения – это просто нормальное следствие моей собственной замкнутости и отстраненности, но было и еще что-то. Я могу понять, что мужчину с его характером и стремлением все контролировать и знать может бесить навязываемая мною дистанция, но все равно в случайности, преследующие именно меня, я не верю.

– Рожер, без обид, но сначала «Сталкер», теперь это… – Я отстранилась от него, сжимая переносицу и гадая, как бы все правильно сформулировать. – Короче, в версию случайного глюка системы я больше поверить не готова. Если дело не в тебе, то в ком-то другом. Именно в ком-то, а не в вывертах техники. Если ты упорно будешь придерживаться другой версии, мы никогда не придем к согласию.

– Должен ли я это воспринимать как некое условие с твоей стороны для того, чтобы мы могли быть вместе? – золотистые глаза предупреждающе прищурились. – Предлагаешь мне найти крайнего, не важно, существует он или нет?

– Я не это сказала! – возмутилась тому, что он опять все пытается перевернуть с ног на голову. – Ты требуешь от меня откровенности, я хочу того же в ответ!

– То есть ты считаешь, что я покрываю кого-то, кто хочет дурного тебе?

– Я бы не удивилась этому, учитывая, что прямая конфронтация в команде была бы катастрофична.

Капитан, продолжая пристально и тяжело смотреть на меня, отступил на пару шагов и, еще немного помедлив, развернулся и ушел, не сказав больше ни слова. Вздохнув, я вошла в лабораторию, задаваясь вопросом, не перешла ли все границы. Вдруг я не права по всем пунктам и сейчас, выходит, из чистой стервозности оттолкнула своего любовника окончательно. Еще ночью мне казалось, что я хочу порвать наши отношения, а сейчас сомневалась и ощущала опустошение и сожаление. Натянув термоскаф и маску, вошла в огромную морозильную камеру, чтобы проверить, как полагалось, сохранность образцов и всевозможных биокультур. Обойдя все стеллажи, сверила показания приборов и продиктовала их для внесения в лабораторный журнал. Захватив две герметичных емкости для нового обсеменения упорно дающих сбои по времени пищевых кластеров, отправилась на выход. Нажала на ручку, но дверь из толстенного термоупорного стекла не открылась. Подергала сильнее, но не добилась никакого результата. Ввела еще раз код доступа, но замок оставался закрытым.

– Да что за… – просто в голове не укладывалось, что за одни сутки я дважды попадаю в подобную ситуацию. – Случайность, да, Рожер? Гребаный глюк и сбой системы?!

Последнее уже выкрикнула, настойчиво хлопая по запястью и уже будучи точно уверенной, что ответа не получу. Отстраненно подумалось, как буду смеяться в лицо и самому капитану, и долбаным остальным мужикам, что смотрели на меня тогда в отсеке как на неврастеничку. Проблема только в том, что у меня может не оказаться на это шанса. Если не выйду из этой гигантской морозилки в течение двух часов, то, скорее всего, позже уже получу переохлаждение, несовместимое с жизнью.

– Да что же я тебе сделала, кем бы ты ни был! – закричала в отчаянии и задергала ручку двери что было сил.

Глава 10

Личный коммуникатор молчал, попытки тыкать во все кнопки в надежде, что неверное введение кода приведет к оповещению кого-то вне лаборатории, были тщетными. Из-за нервозности я жутко вспотела под нижней скаф-пленкой, настолько, что ее впитывающая способность с этим не справлялась, и я тут же начала быстро мерзнуть. Хотя, по идее, ресурса термоскафа должно было хватить как минимум на час относительно комфортного пребывания в морозильной камере, и, скорее всего, это был нервный озноб. В попытке взять мысли и эмоции под контроль я присела на ближайший прозрачный ящик и некоторое время выравнивала дыхание, сильно напрягала, а потом расслабляла все мышцы, чтобы изгнать нереальное ощущение насквозь пробирающего холода. Почти успокоившись, стала тщательно все вокруг осматривать в поисках пути к спасению. Сидеть и ждать ее снаружи – не вариант. Пока хоть кто-то озадачится моим долгим отсутствием, я тут замерзну до состояния звенящей при ударе ледышки. Глаза наткнулись на голубоватый огонек под самым потолком и торчащий рядом с ним тонкий стеклянный стержень, и нечто похожее на надежду шевельнулось внутри. Это был детектор контроля температуры. Если я смогу до него добраться и согреть, то сигнал о неисправности оборудования немедленно будет передан технической службе. К тому же в самой лаборатории вроде как заорет сирена, предупреждающая о вероятном повреждении хранящихся образцов и материалов. Ну, конечно, при условии, что тот, кто запер меня тут, не подумал об этой возможности заранее и не вырубил и систему оповещения о неисправностях. Как бы там ни было, просто сидеть и замерзать, надеясь на чудо извне или его отсутствие, я не собиралась. Одна проблема – до потолка не менее трех метров, а лестницы или подъемной платформы тут не предусмотрено. Гигантское, надо сказать, упущение. Меня аж коробило от перспективы использовать ящики с замороженным биоматериалом и, может быть, повредить их, что ощущалось реальным кощунством и варварством, но какой выход? Самые большие весили, кажется, целую тонну, и я едва не надорвалась, перетаскивая их в центр камеры и взгромождая друг на друга. Зато потела я теперь совсем не от нервов, и стало прямо-таки жарко. Взбираясь наверх, пыталась совсем не думать, как больно будет грохнуться, потеряв равновесие. Факт того, насколько быстро я начну замерзать, расстегнув термоскаф, после того как вот так упарилась и насквозь промокла, тоже старалась игнорировать.

– Зараза, как же холодно! – пробормотала, едва опустив застежку до талии и высвободив левую руку, чтобы сжать торчащую часть детектора. В конце концов, если я заработаю необратимое обморожение, пусть это не будет рабочая правая рука.

Вот теперь зубы стучали у меня по-настоящему, кожа покрылась гигантскими мурашками, а внутренности будто свернулись шокированно от потока холода, льющегося сквозь кожу, казалось, напрямую к ним. Ну еще бы, минус сорок никак комфортной температурой не назовешь, особенно если вынуждена неподвижно стоять под потолком, где и волю дрожи особенно-то не дашь, рискуя упасть. Высота небольшая, но, учитывая степень моей везучести в последнее время, могу и отключиться. А если это произойдет, то есть все шансы уже больше не проснуться. Время шло, я старалась держаться за стеклянный стержень плотно, но и осторожно одновременно, потому как не хватало его еще и сломать, однако чувствительность в руке быстро пропадала, да и левая грудь уже ощущалась сплошным куском льда. А чертова лампочка детектора все продолжала гореть равномерным голубым свечением. Матерясь на чем свет стоит, я поминала разработчиков и этой гребаной морозилки, и самой системы оповещения о сбоях. Принято считать, что она должна реагировать на изменение температуры даже на полградуса, но вот полюбуйтесь же! Неужели все же ублюдок, изводящий меня, просчитал мои действия наперед и пресек и эту возможность спасения? Паника стремительно раздувалась в груди как огромный жесткий шар, все сильнее мешающий дыханию и сердцебиению. И чем больше пыталась себя убедить, что поддаться страху сейчас – неимоверно паршивая идея, которая приведет к самым печальным последствиям, тем красочней фантазия рисовала эти самые последствия в виде скрюченного на полу моего бездыханного одеревеневшего тела, и тем сильнее я боялась. Против страха у меня всегда было лишь одно лекарство – злость. И я себе позволила ее щедрую порцию, негодуя на сволочь, загнавшую меня в такую жуткую ситуацию, и которая наверняка уйдет от ответа, если я тут сдохну.

– Да хрен тебе! – не сдержавшись, закричала в пространство.

Буквально пылая от злости, сильно потерла ладонь и пальцы об грудь, разогревая ее насколько вообще возможно, и снова схватилась за стеклянную трубочку. И наконец лампочка моргнула раз, еще и еще и сменила цвет с голубого на желтый.

– Внимание, резкое повышение температуры в морозильной камере биолаборатории! – раздался мелодичный голос системы оповещения.

– Да-а-а! – вскрикнула я и чуть не грохнулась с ящика.

Цвет сменился на красный еще спустя тридцать секунд, и взвыла сирена, я, торжествуя, отпустила детектор, и стала натягивать термоскаф обратно, трясясь уже неконтролируемо. Левая кисть совершенно онемела, пальцы скрючились, усложняя и без того непростой процесс натягивания узкого рукава. Едва закончив, торопливо застегнулась и дала себе немного времени, чтобы совладать с жуткой дрожью, и одновременно через боль и сопротивление заставляла начать двигаться дико замерзшую руку, глядя со своего импровизированного насеста через стекло двери и ожидая, когда хоть кто-то появится. Торопливо стала спускаться, но ботинок соскользнул, и я, охнув, рухнула на задницу. Благо хоть не с самого верха.

Держась за пострадавшее место, поднялась и подошла к двери. Ввела код, еще и еще, дергала за ручку, нетерпеливо глядя на вход. Внезапно сирена заткнулась, лампа датчика опять засияла ровным голубым, а никто так и не появился. Внутри что-то будто оглушительно хрустнуло, ломаясь, и меня затрясло уже совсем не от холода. Предательские слезы потекли по щекам неконтролируемым потоком, и, заорав во все горло от отчаянья, я стала иступлено дергать ручку и колотить в стекло, причиняя себе еще больше боли. И именно в этот момент в лабораторию вбежали двое техников. Раздался щелчок, и так как я продолжала свои истеричные рывки, внезапно распахнувшаяся дверь врезала мне прямо по лицу. Не будь на мне дыхательной маски, точно расквасила бы нос или того похуже. Я практически вывалилась на руки опешившим парням, которые озирались, явно пытаясь понять, что послужило причиной для тревожного оповещения. И, естественно, видели они только рыдающую не пойми почему меня. И краем сознания я отдавала себе отчет, как вся ситуация должна выглядеть для них, но остановить накрывшую истерику не могла. Так капитан и застал меня – зареванную, нервно сдирающую с себя термоскаф под настороженными и сочувственными взглядами молчаливых техников. Но мне было плевать.

– София! Софи, ты в порядке? – влетев в лабораторию, Рожер подхватил меня как ребенка, и я раскисла еще больше. Вцепившись в него, взвыла в голос, при этом пытаясь сквозь спазмы в горле и всхлипы объяснить суть происходящего. Но все, что получалось, это сколько-то внятно выжать: «Я не сошла с ума! Пожалуйста, верь мне!» Учитывая состояние, в котором пребывала, понимала, насколько все неубедительно, и от этого становилось еще хуже.

– Она сама устроила сработку оповещения, – мрачно сообщил Тюссану один из техников.

– Потому что кто-то запер меня в проклятой морозилке! – выкрикнула, давясь рыданиями.

– Когда мы появились, она просто открыла дверь и вышла, – не глядя на меня, сказал парень, а второй только кивнул подтверждая.

– Я не вру! – рванулась из объятий Рожера, сжав кулаки, и желая врезать хоть по одной роже, на которой был прямым текстом написан поставленный мне диагноз. – И не чокнулась!

– Тише, тише, София! Все хорошо! – удержал меня от членовредительства капитан. – Никто тебя не обвиняет во лжи и не считает ненормальной.

– Мы еще не успели закончить с системой обеспечения в ее отсеке, а теперь еще и это, – тихо пробурчал техник, опровергая успокоительные слова капитана. – Если так и дальше пойдет, мы с ног собьемся, реагируя на бредни…

– Делом займитесь! – с неожиданной яростью рявкнул капитан. – Если София говорит, что не могла выйти, значит, была причина! Выполнять приказ!

Устроив меня у себя на руках поудобнее, он понес меня из лаборатории, пока я причитала и твердила, что мне никто не верит.

– Я тебе верю, милая, – поцеловал меня в висок Рожер. – Все будет хорошо, и я не дам ничему с тобой случиться. Ты отдохнешь, успокоишься, и мы вместе решим, что делать. Тш-ш-ш! Я верю-у-у!

И снова что-то упрямое и причиняющее сейчас боль в глубине сознания твердило: «Берегись!» Но в этот раз я яростно послала его ко всем чертям и вцепилась в моего капитана покрепче. Потому что на всем долбаном «Ковчеге» он мне представлялся в тот момент единственным способным, а главное желающим поверить и помочь существом. Никогда я прежде не чувствовала себя такой слабой и беззащитной, и это буквально убивало морально. Нуждаться в ком-то как в опоре и защите ощущалось ужасно для меня, но при этом и совершенно неизбежно. Рожер мне сейчас был жизненно необходим, потому что в одиночку имею все шансы не уцелеть в этом путешествии, отправиться в которое была так счастлива еще не так давно. Теперь же от прежней радости не осталось и следа, ибо насколько огромным ни был бы «Ковчег», он все равно оставался громадной металлической коробкой-ловушкой, откуда пока нет выхода.

Очень отстраненно сознание зарегистрировало появление дока Пирса и введенное им успокоительное. Пыталась вяло протестовать – не хотела терять концентрацию до того момента, как смогу внятно обсудить с капитаном новое происшествие, но слушать меня не стали. Тюссан куда-то понес меня, пока я все старалась объяснить, но язык стал стремительно неметь и заплетаться, накрыла апатия, и необходимость говорить отошла куда-то на второй план. Последнее, что я помнила – как провожала затуманивающимся взглядом мелькающие потолочные мягко мерцающие светильники коридора.

Проснулась я в незнакомой обстановке. Постель огромная, намного шире привычной даже в максимальном размере. Явно личная каюта, но больше моей и в других цветах. Серо-стальной, матово-серебристый. Наводило на мысли о том, что живет тут мужчина. Услышав негромкое бормотание, повернулась на бок. Одну из стен целиком занимал огромный экран, разбитый на множество сегментов, каждый со своим изображением. Перед экраном, в низком кресле, неподвижно сидел Рожер и периодически что-то тихо произносил, после чего один из фрагментов увеличивался, выдвигался вперед, обретая объем и четкость. Капитан смотрел на живую картинку, менял ракурсы, максимально приближал детали, потом снова отдавал команду, и изображение заменялось на другое.

– Ищешь подтверждение того, что я чокнутая, или опровержение? – сипло пробормотала, сползая к краю огромной постели.

– Странно, что у тебя вообще возникает этот вопрос, София, – ответил капитан, не отрываясь от своего занятия. – Почему тебе вообще в голову пришло, что я могу сомневаться в твоей адекватности?

– Потому что все смотрят на меня… – сдержав желание грязно выругаться, я босыми ногами прошлепала в очистительную зону. – Почему я в твоем отсеке? Это ведь твой?

Все время мы встречались на моей территории, и бывать в личном пространстве моего любовника не приходилось. Да я как-то и не стремилась. Наверное, это что-то говорит обо мне и отношении ко всему, что между нами, в целом, но я предпочитала не углубляться.

– Мой. И здесь ты потому, что я думаю, так будет лучше сейчас.

– Потому что здесь никто не отважится напасть на меня? А работать я теперь под конвоем буду? – вышло слишком уж раздраженно, и я опять устыдилась. Вместо благодарности я зачем-то срываюсь на него. Зажмурив глаза, старалась взять свои противоречивые эмоции под контроль, пока по телу били упругие капельные потоки.

– Безопасность – только одна из причин, София, – Тюссан оторвался наконец от просмотра и развернул прозрачное, зависшее над полом кресло ко мне, как только вышла из душа. Зрачки в золотистых глазах сначала расширились, а потом резко сузились, заставляя ощутить себя словно под прицелом. Почему его вожделение всегда казалось мне чем-то с оттенком угрозы или, скорее уж, агрессивного поглощения? – Предполагаю, что причина этой загадочной агрессии к тебе именно в моем к тебе отношении.

– Первое нападение произошло до того, как мы сблизились, – напомнила я, отмахиваясь от неуместных мыслей уже в который раз.