Психи

– Ты предполагаешь, – немедленно отозвался Крутой, – что планету постигло нашествие мелких космических злодеев, которые теперь господствуют здесь, и нам с тобой придется с ними сражаться?

– А ты думаешь, они в лошадок играют? – нервно хихикнул я. – Это как же мы с тобой на пару всех побеждать будем?

Тем временем невообразимая парочка добралась до нас. Голый мужик спокойно уселся на землю, хорошо хоть под хвостом лизать не стал, а вот его наездник мне очень не понравился, потому что у него совершенно не было лица – ни глаз, ни носа, ни рта. Впрочем, никаких агрессивных намерений колобок не проявлял, зато ласково гладил по голове своего мужика на веревке. Я припух окончательно.

– Не очень-то этот жест указывает на завоевание, не находишь? – голос Крутого немного привел меня в чувство.

– Может, у этих малюток домашних животных не хватало? – хмыкнул я.

Раи слил в мои мозги очередную порцию информации, и стало понятно, что все мои предположения оказались в корне неверными.

Оказывается, на Бракнозе эволюция шла своим, совершенно дивным путем. Сначала, на самой заре своего развития, все местные людские организмы имели глаза, носы и рты с ушами, как у этого, что млел и терся затылком о ручонку колобка на загривке. Вот только природа тут, впрочем, как и везде, оказалась немилосердной. Здесь, видите ли, в ноосфере обитали ментальные вирусы, подцепив которых живые существа теряли способности к выживанию в той или иной форме.

И вот, чтобы не пропасть в столь недружелюбной среде, эволюция выкинула однажды потрясающий фортель. Она разделила живые организмы пополам… или наоборот, увеличила их число вдвое, здесь никто ничего не мог сказать определенного. Главное, что я понял – на Бракнозе дети рождались всегда только по двое. Один – нормальных размеров с обычным набором органов чувств количеством пять штук, второй же, который маленький, практически с одним – шестым. То есть один нормальный, разве что умственно отсталый, второй же шибко умный и телепат.

То есть голова отдельно, все остальное в придачу. Голова, вернее, мозг думает, а остальное тело воплощает ее замыслы. Я, конечно, утрирую, но примерно так. При этом мозг защищает на мысленном уровне свое тело от ментальных вирусов. И надо сказать, они друг друга очень любят и жить друг без друга не могут, хотя тут уже любовь вроде как и не причем. Скорее симбиоз такой своеобразный головы и тела.

Как-то чересчур сложно у них все устроено оказалось.

Дальше Раи вещал про их планетографию – два материка, два океана, столько-то городов, численность населения, время вступления в Федерацию, но я его плохо слушал, никак не мог очухаться от новостей. Крутой замер в задумчивости, надо полагать, тоже переваривал информацию, как и я.

Мозг терпеливо сидел на плечах голого, наверное, ждал от нас какой-то реакции. Я в свою очередь таращился на него и его спутника, и одного понять не мог – неужели у них глаза и руки действительно такие тупые, только поводырями работать могут? Колобок неожиданно помахал ручонкой, как будто подзывал нас к себе. Крутой присел напротив него, слегка склонив голову набок, как будто прислушивался.

Колобок протянул ручонку и принялся постукивать по коленке Перстила в ритме, напомнившем мне о морзянке. Крутой перехватил его руку, наклонил голову и придвинул конечность к своему шлему. Ага, видать, так ему удобнее слушать. Колобок продолжил стучать, а Крутой принялся мне переводить.

– Он говорит, что все колипсы…э-э, типа вот этого, на веревке, которые занимаются их жизнеобеспечением, внезапно того… утратили телепатическую связь со своими головами. Или, наоборот, головы утратили с ними связь. Он и своим-то, видишь, управляет только при помощи веревки. Поэтому очень многие крелеты… крелет – это наш маленький друг на шее своего колипса… то есть разумные половины колипсов остались без присмотра, без кормежки… в общем, вся жизнь кувырком. И очень скоро, если мы не поймем, отчего все произошло, не ликвидируем причину и мало того, не приведем колипсов в нормальное состояние, то есть не вернем им связь с крелетами, можно считать, что жизни на Бракнозе настал конец, мягко выражаясь. Такие дела, брат.

– Спроси его, может, это какая-то мутация их ментальных вирусов? – сказал я ему.

Перстил принялся осторожно постукивать по колобку, прошу прощения, крелету. Надо же, у них тут галактическая Федерация, полеты в космос без звездолетов давно возможны, а поди ж ты, старая добрая морзянка или как там она у них называется, до сих пор способна пригодиться. Крелет выслушал его и в свою очередь постучал по Перстилу.

– Он предполагает, что какая-то инфекция. Но не ментальная, это он точно бы определил. И не местная, скорее всего. Ого! Он говорит, на космодроме у одного крелета колипс в полном порядке. Именно он и смог вызвать нас сюда. Говорит, у того имеется какая-то очень важная информация. Приглашает нас к нему отвести. Пошли?

Я пожал плечами:

– Мы так и так на космодром направлялись. А ты уверен, что это не засада?

– Перестань. Ты знаешь, как эти колипсы кормили своих крелетов? Мазали им голову – ты же видишь, что у него нет ни глаз, ни рта – специальной питательной смесью, типа крема. То есть намазать крелет мог бы и сам, поднатужившись, да вот приготовить эту смесь – никогда. Это ж надо, в наши-то цивилизованные времена целая высокоразвитая планета вымирает на глазах всей Федерации от вульгарного голода!

– Ну, не такой уж он вульгарный, – возразил я, разглядывая, как колобок дергает за веревку, чтобы развернуть свою лошадку в нужную сторону. – Причина-то у него вполне оригинальная.

– Согласен. Нам повезло, что наш крелет в состоянии поговорить с нами, знает фербулианскую акустическую азбуку. Это, понимаешь ли, такой старинный способ связи…

Я прервал его, чувствуя, как грудь распирает от гордости за свое человечество:

– Не трудись объяснять, у нас тоже есть. Я дивлюсь лишь тому, что у вас она сохранилась.

– Это-то как раз не удивительно, всякие ситуации случаются, нас специально обучают. А вот этот крелет откуда ее знает?

– Тоже, небось, пилот, – буркнул я, – откуда же еще. А может, подводник…

Но Перстил меня больше не слушал. Он постучал по макушке крелета, крепко вцепившегося в своего колипса, который целенаправленно ломился через кусты. Колобок обернулся и стукнул по руке Крутого пару раз.

– Точно, ты был прав, – Перстил так обрадовался, как будто не коллегу по работе встретил, а возлюбленную после долгой разлуки. – Он звездолетчик!

Если уж быть совсем точным, пилотом-то как раз был тот, что сейчас бежал перед нами без штанов и на четвереньках, а этот – всего лишь его мозгом. Ром отдельно, баба отдельно, как сказал бы мой чокнутый братец. Чем он там, кстати, без меня занимается? И не забывает ли кормить кота, свинтус ленивый?

***

Мы штурмовали кусты минут пятнадцать, пока наши проводники – ну никак не получается говорить о них в единственном числе, хотя следовало бы – не вывели нас из зарослей к ограде космодрома высотой метра три. До входных ворот нам пришлось бы тащиться такими темпами еще как минимум полчаса, так что мы решили в целях экономии времени преодолеть забор.

Я помог Крутому забраться на ограду, подсадив себе на плечи. Перед тем, как забраться наверх, Крутой хихикнул и заявил:

– Не находишь, что мы с тобой тоже чем-то напоминаем этих ребят? Вот смотри, я сверху, значит крелет, а ты внизу и поэтому колипс. И вообще, я умнее.

– С чего это ты взял? Сейчас вот стряхну тебя, – вообще-то мне стало так смешно от его измышлений, что я расхохотался и вполне мог бы ненароком исполнить свою угрозу, – и окажемся каждый на правильном месте.

Крутой быстренько забрался на ограду и уже спускал вниз веревку.

– Не успел, видишь, я все-таки умнее. Ну хорошо, пусть проворнее. Давай, привязывай веревку собрату по разуму под мышками.

Веревку-то я привязал, вот только этот безмозглый колипс ну никак не хотел никуда лезть, отчаянно сопротивлялся, и даже понукания крелета помогали мало. Так что, пока мы их обоих затолкали на ограду, пока я забирался за ними по сброшенной Крутым веревке, пока спускались тем же порядком на другую сторону, вспотели мы с Перстилом порядочно.

Может, нам и следовало поторопиться, но с трудом бредущий на четвереньках колипс не позволял идти быстро. Так что путь до космопорта мы провели в пользительной беседе, состоявшей из перестука Перстила с крелетом и озвучивания переговоров для меня.

– Ты бы узнал, как его зовут, – попросил я Крутого, – или у них это не принято?

– Сейчас выясним, – и он обратился к крелету, если стук по голове можно считать обращением. – Все в порядке, они не скрывают своих имен. Его зовут Фентуит Малонский. Второе скорее и не имя, а название родового поместья.

– А как его колипса зовут?

– Разве могут голову звать не так, как тело? Вот твою голову как зовут? Или ты смеешься?

В моем воображении возникла картина того, как я вежливо обращаюсь по имени к своей правой руке с просьбой взять вилку, воткнуть ее в котлету на тарелке и донести до рта. Не смешно. Если учесть, сколько органов нужно задействовать, чтобы элементарно поесть, пока всех по имени назовешь, котлета как раз и остынет.

К реальности меня вернул голос Крутого.

– Я все-таки допускал, что ты тонко издеваешься. Но у колипсов действительно есть имена, хотя их никто, кроме самих крелетов не знает, по причине широко распространенного суеверия, что знающий имя колипса может воспользоваться им в своих целях.

– Ну что же, будем считать для простоты общения, что их тела никак не зовут, – отозвался я, прикидывая, сколько еще времени в нашем темпе мы будем добираться до места назначения.

– Колипсы, кстати, вообще сильно подвержены акустическим воздействиям в отличие от крелетов, – вдохновенно сообщил Крутой.

– Удивил! Это же очевидно, – фыркнул я. – У них для этого есть уши.

– Да ты дослушай! Их ментальные вирусы, которые пагубны для колипсов, акустической природы! В здешней атмосфере по какой-то причине возникают звуки…

– В любой атмосфере возникают звуки.