И она чихнула, вернее затрещала; сальные свечки иначе не умеют чихать. Накрыли на стол и принесли картошку. И вкусная же она всем показалась! Это был настоящий пир, а потом каждому дали по яблоку. Как встали из-за стола, младшая девочка пролепетала:
«Благодарю тебя, Боженька, что насытил нас. Аминь!»
– Хорошо я помолилась? – спросила крошка.
– Не следует об этом спрашивать! – сказала мать. – Не о себе должна ты думать, а о Боженьке, который накормил тебя.
Уложила мать деток спать, поцеловала их, и они скоро уснули; сама же она чуть не всю ночь просидела за шитьем, – надо было и себе и детям заработать на хлеб. Напротив в больших хоромах ярко горели свечи, играла музыка. А над домами и богатых и бедных сияли в темном небе звезды для всех одинаково ярко и приветливо.
– По правде сказать, я отлично провела вечер! – подумала сальная свечка. – Хотелось бы мне знать, прежде чем сгорю, так ли было хорошо восковым свечам в серебряных подсвечниках?
И снова ей пришли на память два одинаково счастливых детских личика: одно освещенное восковою свечкой, а другою – сальною.
На этом мы и кончим.
Большой морской змей
Жила-была маленькая морская рыбка из хорошей семьи. Как звали рыбку не помню; пусть это тебе скажут ученые. Было у рыбки тысяча восемьсот братцев и сестриц – все однолетки. Ни отца, ни матери они не знали; вот и пришлось им одним плавать по морю, да самим промышлять о себе. Но рыбки не горевали. Воды для питья было вдоволь – весь океан, пищи тоже сколько угодно, – и жили-поживали себе наши рыбки без забот и без горя.
Солнечные лучи проникали в прозрачную воду и освещали целый волшебный мир диковинных существ. Некоторые были чудовищной величины, с такими пастями, что могли бы зараз проглотить две тысячи восемьсот братцев и сестриц, но те об этом не думали, ведь, все они были целы и невредимы.
Маленькие рыбки плавали стаей, плотно прижавшись друг к другу, как сельди или макрели. Однажды, когда рыбки весело гуляли, ни о чем не думая, в воду, как раз посреди них, со страшным шумом шлепнулся сверху какой-то тяжелый предмет, такой длинный, что, казалось, ему и конца нет. Погружаясь на дно, он протягивался все дальше и дальше, давя и калеча попадавшихся на пути рыбок. Все рыбки – и большие и маленькие, которыми кишит море от поверхности до самого дня, всполошились и в ужасе кинулись удирать. А чудовищный предмет погружался все глубже и глубже, вытягивался больше и больше, пока, наконец, не протянулся через весь океан на много-много миль.
Рыбы, слизняки, все, что плавает, ползает, все, что носится по течению, видели эту страшную штуку, этого диковинного исполинского морского змея, который так нежданно-негаданно появился у них в море.
Но что ж это было такое? Мы-то с вами знаем! То был огромный, во много миль длины, морской кабель, проложенный между Европой и Америкой.
Что за переполох, что за смятение поднялись среди законных обитателей моря. Летучие рыбы взлетели на воздух так высоко, как только могли, морские петухи выскакивали из воды чуть не на ружейный выстрел, – они мастера на такие штуки. Другие же рыбы нырнули на дно, да так стремительно, что опередили телеграфный кабель и распугали треску и камбал, которые мирно разгуливали в глубине, пожирая своих ближних.
Несколько голотурий с перепуга даже выплюнули свои желудки, но все-таки остались в живых, – им это ничего не значит. А сколько крабов и омаров растеряли кто панцири, кто ножки – и не перечесть!
Среди этого переполоха тысячи восемьсот сестриц и братцев разбрелись в разные стороны и больше никогда не встречались, да может быть и встречались, только не узнавали друг друга. Впрочем, десяток-другой рыбок по-прежнему удержались вместе. От перепуга они пробыли несколько часов, как бы в столбняке, а как оправились – стали с любопытством озираться вокруг.
Поглядели они по сторонам, поглядели вверх, поглядели вниз, и им показалось, что они видят в глубине то чудище, что так напугало всех рыб и больших и малых. Тянулось оно далеко, так далеко, что конец его терялся из вида. Было оно довольно тонко, но, ведь, кто знает, насколько оно может раздуться, и какова его вообще сила. И лежало оно очень смирно, но рыбки полагали, что это только одна уловка с его стороны.
– Пусть лежит себе, где лежит! Какое нам до него дело! – сказала самая осторожная из рыбок. Но самый маленькой непременно хотелось узнать, что эта была за штука такая. Свалилась она в воду сверху, значит наверху и надо первым делом о ней справиться, и вот рыбки поднялись на поверхность гладкого, как зеркало, моря.
Там им повстречался дельфин. У этого морского гуляки и вертопраха только и на уме, что кувыркаться на морском просторе, но глаза у него есть, значит, он эту штуку тоже видел и наверное может кое-что о ней порассказать. Рыбки принялись его расспрашивать, но он был занят только самим собой, своими прыжками, и не удостоил рыбок ответом.
Затем рыбки обратились к тюленю, который только что вынырнул из воды. Тот оказался вежливее, даром что ни прочь при случае покушать маленьких рыбок, но на этот раз он был сыт. Тюлень знал немного больше прыгуна-дельфина.
– Много, много ночей провел я, лежа на мокром камне и поглядывая на землю, – сказал тюлень. – Там живут прековарные существа – «люди», как они себя называют. Они, где только могут, подстерегают нас, но мы не так-то часто попадаем в их лапы. Удалось удрать от них мне, удалось и большому угрю, о котором вы спрашиваете. Они, вероятно, еще в незапамятные времена поймали его, да и держали на суше. Но вот им вздумалось отвезти его на корабле в другую, еще более отдаленную землю. Я видел, как много им пришлось повозиться с ним, но они все-таки его одолели, – немудрено, он так ослабел на суше. Они сложили его в кольцо, как складывают морской канат; я слышал, как он весь при этом трещал и хрустел. Однако, ему удалось в конце-концов ускользнуть от них. Они всеми силами старались не упустить его, вцепились в него сотнями рук, да нет, он все-таки дал тягу. Теперь он на дне морском и, полагаю, там и останется.
– Больно уж он тонок! – сказали рыбки.
– Они заморили его голодом, – отвечал тюлень. – Но увидите, он скоро опять станет толстым. Думается мне, что это и есть тот самый большой змей, о котором столько говорят люди и которого так боятся. Я раньше никогда его не видывал и даже в него не верил, но теперь не сомневаюсь, что это он и есть.
И тюлень нырнул под воду.
– Как много он знает! Как много порассказал нам! – затараторили рыбки. – Ничего-то мы раньше не знали! Не наврал ли он только?
– Давайте, спустимся на дно и там поразузнаем! – сказала самая маленькая. – А по пути послушаем, что толкуют другие.
– Ну, и разузнавай, а мы для этого и плавником не шевельнем, – сказали остальные рыбки и повернули в другую сторону.
– А я настою на своем! – сказала самая маленькая и стремглав пустилась на дно моря. Но она оказалась далеко от того места, где лежало чудище. Зашныряла рыбка во все стороны, все глазки проглядела, а чудища не нашла.
Никогда она не воображала, что их мир так велик. Сельди плыли большими стаями, сверкая чешуей, словно огромные серебряные лодки; макрели гуляли также стаями, и блеск их чешуй был еще ярче. По всем направлениям сновало бесчисленное множество рыб всевозможных пород. Полупрозрачные медузы, похожие на цветы, неслись по течению. Со дна подымались огромные растения, трава чуть не в сажень вышины, и похожие на пальмы деревья; каждый их листок был усеян сверкающими раковинами.
Наконец, рыбка увидала на дне что-то черное, длинное, и мигом подплыла ближе. Темное оказалось не рыбой и не кабелем, а бортом затонувшего корабля; обе палубы, и верхняя и нижняя, были снесены напором воды. Рыбка юркнула в уцелевший остров корабля; волны унесли оттуда всех людей, за исключением молодой женщины с ребенком на руках. Как будто баюкая, колыхали их волны; мать и дитя, казалось спали, рыбка страх как перетрусила; она, ведь, не знала, что они больше не проснутся. Водяные растения свешивались с борта корабля и осеняли прекрасные тела почивших матери и ребенка. Как пустынно здесь было, как тихо! Рыбка поспешила поскорее туда, где было светлее и где гуляли другие рыбы. Только отплыла немного, повстречался ей молодой кит большущий-пребольшущий.
– Кит-батюшка, не губи! – взмолилась рыбка. – Я такая крохотная – глотнешь меня и не заметишь… А мне так хочется жить!
– А зачем тебя занесло в глубину. Сюда ваша сестра не заглядывает, – молвил кит.
Рыбка рассказала про длинного диковинного угря или как там назвать эту штуку, которая так неожиданно свалилась сверху и напугала даже самых храбрых обитателей моря.
– Ого! – сказал кит и с такой силой втянул в себя воздух, что можно было себе представить, какой он пустит огромный фонтан, когда всплывет на поверхность, чтобы перевести дух.
– Ого! Так это и есть та штука, что поскребла мне спину, когда я повернулся на бок. А я-то полагал, что это корабельная мачта, и был очень доволен, что раздобыл себе хороший скребок… Но видел я ее не тут, она лежит гораздо дальше. Надо будет от нечего делать поразузнать, что это за штука такая.
И он поплыл вперед, а маленькая рыбка за ним, но в почтительном отдалении, – кит так стремительно несся вперед, что вода бурлила за ним настоящим потоком.
Навстречу им попалась акула и старая меч-рыба. Те тоже слышали о необыкновенном угре, на диво тонком и длинном, и очень хотели на него поглядеть.
Тут подплыл морской кот.
– Отправлюсь и я с вами, мне кстати по дороге, – сказал он. – Если этот большой морской змей не толще якорной цепи, я мигом перекушу его пополам. – И он разинул пасть и показал шесть рядов зубов. – Сами понимаете, такими зубами можно сделать метку на якоре, не то что перекусить такую соломинку.
– Вот он! – сказал кит. – Я вижу его! – Кит был уверен, что видит лучше других. – Глядите, как он подымается, корчится, извивается!
Но это был не морской змей, а исполинский морской угорь, в несколько аршин длиной.
– Ну, этого молодца я не раз видела, – сказала меч-рыба. – Не ему натворить такой кутерьмы в море и напугать больших рыб.
И все рассказали угрю о новом угре и предложили отправиться вместе с ними на разведки.
– Если тот угорь длиннее меня – не сдобровать ему! – пригрозил угорь.
– Смерть, смерть ему! – закричали все и поплыли дальше.
Но тут что-то загородило им дорогу, – что-то огромное, преогромное, превосходящее своими размерами всех их вместе. Казалось, это был плавучий остров, который не мог удержаться по поверхности моря.
Чудовище было старым-престарым китом. Голова его поросла водяными растениями, спина покрылась таким множеством устриц и ракушек, что вся как есть, белела пятнами.
– Пойдем с нами, старина! – позвали они кита. – У нас тут появилась новая рыба, так вот хотим турнуть ее.
– Ну вас с вашей рыбой! – сказал старый кит. – Оставьте меня в покое! О-хо-хо! Болен я, совсем болен! Только отлегнет немного, как всплыву на поверхность, да выставлю из воды спину. Тогда прилетают большие добрые морские птицы и ковыряют мне спину. Хорошо! Беда только, частенько запускают слишком глубоко клювы в жир. Вот поглядите-ка на этот птичий остров, что я таскаю на спине. Запустила благодетельница глубоко когти, да и не смогла вытащить, а я тут возьми и нырни! Рыбки понемногу всю ее обглодали. Полюбуйтесь, на что она похожа, да и я на что похож!.. О-хо-хо! Плохо мне, не можется!