Ричард Длинные Руки – принц императорской мантии

– Однако ангелы… это ангелы! Про них в Ватикане нужно говорить, уважительно понижая голос.

Я перекрестился и сказал твердо:

– Признаю величие только Господа нашего. Ангелы же – лишь слуги. Даже не близкие, а так… дальние. Лишь гонцы. Я же кланяюсь и признаю только силу, мудрость и величие Творца нашего.

В его взгляде что-то неуловимо изменилось, я даже не понял, обратил ли внимание, что я избегаю упоминать имя Иисуса, а если обратил, то хорошо бы отложить этот спорный и тяжелый для выяснения вопрос до лучших времен.

Похоже, отец Дитрих так и подумал, вздохнул и сказал устало:

– Да, конечно, мудрость Творца превыше всего. Мы никогда не познаем ее всю до тех пор, пока не окажемся с Ним рядом в Царстве Небесном.

Так Он все и откроет, мелькнула мысль, а как же. Творец создавал человека по своему подобию, а я хрен откроюсь до конца даже перед самыми близкими.

– Спасибо, отец Дитрих, – сказал я. – С вашим благословением приступаю к операции зело бодро и бяше. Спасибо!

Бобик и Зайчик поглядывают настороженно, я слез, обнял их по очереди, потом обоих разом, пошире раскидывая руки, они у меня в самом деле длинные.

– Даже не знаю, – признался им шепотом, – как среагирует святой Ватикан на мою черную корону Темного Мира?.. Как думаете?

Даже арбогастр почти завилял хвостом, уверяя, что меня все и всюду должны принимать всякого, в чем вообще-то я сам абсолютно уверен, но только люди в основном такие темные дураки, что такой простой истины в упор не видят.

– Одна надежда, – шепнул я, – что в Риме не дураки. Тем более в Ватикане. Дураки такое не создадут…

На всякий случай, я же Дефендер, а не вояка, снял с пояса молот и меч Вельзевула и повесил их на седло. Зайчик с Бобиком у меня умницы, никому не позволят их взять. Помешкав минуту, снял и плащ Каина, сунул его в седельную сумку. Все-таки в святое место собрался, лучше не брать с собой эти вещи. Достаточно и того, что Черная корона будет при мне. Кончики пальцев почти привычно коснулись браслета на предплечье, но поспешно отдернул, еще помню, как корежит, да еще и занести может не туда, куда велишь, задержал дыхание и, ощутив на ладони мертвящую тяжесть короны, поспешно поднял ее обеими руками.

Последнее, что увидел, обиду в честных детских глазах Бобика. Чернота сомкнулась вокруг меня и тут же исчезла, а подошвы уперлись в крупнозернистый песок с чахлой травой.

Рим расположен на семи холмах, я пришел в себя на вершине одного из них, но хоть и вроде бы самый верх, однако вокруг шумный и богатый базар, так почудилось в первое мгновение. Все пестрые, богато и вычурно одеты, веселые, живой говор, смех, вереницей проезжают щедро украшенные вензелями и гербами повозки, кони с султанами. В сторонке продают только что выловленную рыбу, толстую и жирную. И лишь чуть спустя понял, что это не базар, а просто сам Рим, щедрый и роскошный. Потому, что не любит воевать. А если и воюет где, то вдали и чужими руками, а здесь только дух свободы, поэзия, скульптуры у каждого дома, на всех площадях монументальные памятники…

На меня лишь покосились чуть, то ли одет слишком уж чужестранно, хотя тут настоящий Вавилон, то ли заметили, что появился я из ниоткуда, но потоки народа разъединили нас, унесли в разные стороны, и больше я никому не казался странным, мало ли какие и в чем бывают паломники к святым местам.

Солнце словно бы из другого мира, яркое и блистающее настолько, что все сияет. Воздух теплый и в меру влажный, море близко, однако люди одеты, как мне показалось, слишком уж, но это не от холода, одежда лучше всего гласит о статусе. Издали видно, что идет человек богатый и уважаемый, как и водоноса или торговцев рыбой сразу заметишь и не пройдешь мимо.

Если мне казалось, что в Сен-Мари одеваются ярко в сравнении с обычаями северных королевств, то здесь само солнце и яркие одежды делает еще ярче, заставляет радостно блестеть глаза и зубы, и весь мир кажется веселым, беспечным и просто вечным.

Я украдкой взглянул на небо, вздрогнул, голова сама по себе вобралась в плечи, словно у испуганной черепахи. Сердце стукнуло громче и тревожнее. Ладно, здесь Рим, город папы римского. Люди верят, что ничего не случится, пока на престоле наместник самого Господа.

А город в самом деле сказочно богат, к папе стекается десятая часть доходов всех церквей и монастырей, в каком бы королевстве те ни находились. Потому не только Ватикан, но и весь Рим в величественных дворцах….

В таком городе просто не может быть бедных, всякий получает хорошую плату либо на постройке и ремонте дворцов, либо на доставке еды и товаров. А товары в основном идут по статье роскоши, что позволяет обогатиться как торговцам, так и простым погонщикам мулов.

Я вышел на площадь, вздрогнул в благоговейном изумлении. На той стороне ансамбль дворцов, настолько великолепных, что воистину Царство Небесное на земле. Не знаю, удобно ли жить в таких вот, но смотреть, любоваться, наслаждаться зрелищем невиданной красоты, величия, взлета духа к невиданным высотам…

Вычислив взглядом папский дворец, я направился к нему твердым шагом, лицо суровое и строгое, взгляд сосредоточенный.

На входе неподвижные гвардейцы в ярких парадных одеждах, но рослые, крепкие, с суровыми лицами, еще не парадная гвардия, а настоящие армейские люди, готовые в любой момент вступить в бой.

Я подошел, сказал негромко и внушительно:

– Паладин Ричард. Меня ждут.

Один произнес громко, не отрывая от меня острого взгляда:

– Господин Лателло!..

Из сторожки по ту стороны ограды появился такой же рослый и могучий рыцарь в блестящих доспехах, но тоже не парадных. Для него распахнули калитку, но он остановился в проходе.

– Имя?

– Ричард, – ответил я и добавил веско: – Фидей Дефендер.

Он мгновение всматривался в меня очень внимательно, словно сравнивая мои параметры с теми, что уже в его черепе, наконец сказал медленно:

– Вас ждут, сэр Ричард. Проходите… Сержант Бельнер, проводите гостя к управляющему.

Из сторожки легко выскочил парень выше меня ростом, широкий и в массивной кирасе, надраенной и блестящей. На стальной груди во всю длину и ширину выпуклый барельеф в виде огромного креста с завитушками на окончаниях.

– Пойдемте, сэр, – предложил он. – Это близко.

Этот тоже, весь налитой силой, с двумя белыми шрамиками на лбу и над ухом, смотрится бывалым бойцом, несмотря на молодость, а когда мы пошли по вымощенной плитами дорожке среди роскошных зеленых растений, и он начал задавать вроде бы ничего не значащие вопросы, я вслушался в них и ответил мирно:

– Да, красиво у вас тут.

Он зыркнул исподлобья:

– У вас не так?

– Везде не так, – сообщил я. – Как зовут управителя?

– Господин Латераль. Латераль Пьяченца.

– Знакомое имя, – заметил я.

– Вы о нем слышали?

– Только имя, – ответил я. – Хотя, может быть, то было не совсем имя?

Он перестал посматривать испытующе, не каждый провинциал вот так все и выкладывает, дальше шли молча до самого дворца. Дорожка под ногами незаметно и плавно расширилась до вымощенной гранитом площади, впереди две ступени помпезного возвышения из белого благородного мрамора, на котором и расположено роскошное и вместе с тем величественно строгое здание делового типа.

Дворец оказался не совсем дворец, а нечто вроде исполинской беседки из мрамора, через которую вышли во двор, что опять же не двор, а нечто особое, вымощенное плитами из розового камня, три стены с колоннами и портиками, а вместо четвертой открывается прекрасный вид на великий и бессмертный город Рим.

На той стороне просторной площади розового камня пламенеют перила лестницы, что широкими ступенями уходит с холма вниз. Во дворе небольшой фонтан с бассейном, в трех шагах от него стол и полдюжины легких изящных кресел.

– Присядьте, – сказал сержант, – господин Пьяченца сейчас выйдет.

Я придвинул ногой стул, сержант посмотрел с неудовольствием, что за манеры у северного дикаря, но остался рядом, а я сел и мирно осведомился:

– А он что, видит нас с балкона?