– Хранит верность подруге?
Леди Элинор отмахнулась:
– Да какие они подруги? Леди Бабетта из высшего круга, она независима, может ездить, куда изволит. Если настолько любопытна и всячески ищет развлечений, она обязательно заглянула бы ко мне. Но что-то ее удерживает.
Винченц спросил туповато:
– Что?
Она пожала плечами:
– Не знаю. Думаю, она не та, за кого себя выдает. Или та, но что-то у нее в этой поездке есть еще, кроме желания повеселиться и развеяться от столичной скуки. Она наверняка знает, что мой замок защищен больше чарами, чем мечами, и потому предпочитает не рисковать… что я увижу ее такой, какая она есть на самом деле.
Винченц проговорил осторожно:
– А не мог ее интерес быть как-то связан с герцогом?
Леди Элинор поморщилась, произнесла с предельным равнодушием:
– У Валленштейнов самый прочный брак на свете… они оба совершенно равнодушны друг к другу. У них общие интересы, а это скрепляет брак намного крепче, чем такие глупые чувства, как любовь, нежность, забота… В этот брак оба принесли то, что недоставало другому: герцог дал дочке несметно богатого торговца титул, а она принесла ему мешок золота и две тысячи отборных воинов, что сопровождали ее при переезде через три королевства к его замку. Слуги проболтались, что герцог всего трижды восходил на ложе к супруге, а после того, как родилась третья дочь, эти отношения прекратились.
– Но они остались боевыми партнерами, – пробормотал Винченц. – Да, такие браки самые совершенные.
Ее лицо все время оставалось в тени, я запоздало понял, что солнце ни при чем, тень на ее лицо набежала при упоминании, что общие интересы крепче неких глупых чувств.
Деревья, закрывавшие озеро, ушли в сторону, снова открылась темно-синяя гладь с розовыми облаками. Узкий мост к острову виден из-за деревьев уже на расстоянии фарлонга. Мне показалось, что он для одного человека, но когда приблизились, мост вполне, вполне, двое всадников проедут стремя в стремя. Правда, другим стременем каждый будет тереться о довольно хрупкие перила.
Мост на деревянных сваях, забитых в дно, покрыт обычными досками, а перила больше для красоты: сильно поддатые гости по дороге домой наверняка проломят и окажутся в воде.
Леди Элинор въехала на мост, там красиво повернулась в седле. Трое слуг тут же выразили на лицах всевозможнейшее почтение. Винченц спросил искательно:
– Да, леди Элинор?
– Я с новым слугой, его зовут Дик, едем в замок, а вы осмотрите берег хорошенько. Кто-то сообщил, что на озере строят причал. Я этого не потерплю.
Винченц спросил в недоумении:
– Причал?.. Мы бы увидели с острова…
– Могут запрятать в камышах, – ответила она раздраженно, – могли еще как-то укрыть… Ищите!
Она повернулась, сразу забыв о слугах, лошадка легко пошла через мост, доски отвечают сухим стуком. Я бежал рядом с конем волшебницы и время от время чувствовал на себе испытующий взор, постарался придать глупой физиономии выражение восторга: как же, такой огромный мост, да еще через самое широкое место озера, это же чудо какое, да как только его могли сделать, не иначе, как могучим волшебством…
Солнце уже опустилось за верхушки леса, мост еще в густой тени, как и все озеро, только верхняя часть замка страшно горит кипящим золотом, и так же победно блещет отражение в воде. Вода на той стороне озера куда светлее, чем здесь, отсвет горящей башни освещает, как огромным факелом.
Она выпрямилась в седле, лицо стало строгим и надменным.
– В это озеро нельзя входить после захода солнца.
– Понял, – сказал я послушно.
– Ты еще не понял, – сказала она еще строже. – Это не каприз. В озере Водяной Зверь. Его никто не видел, хотя озеро вообще-то мелководное и просматривается насквозь. Но всякий, кто ступал в воду, сразу же лишался ног.
– Только ног? – спросил я.
Она усмехнулась.
– Хороший вопрос. Конечно, лишившись ног, падал в воду, через минуту там оставался один скелет. Кости зверь почему-то оставляет целыми.
– Даже самые мелкие?
Она прищурилась, оглянула меня внимательно.
– Что, ты знаешь о таких зверях?
– Нет, – сказал я поспешно, – просто я подумал, что вдруг это не один большой Зверь, а множество маленьких…
Она помолчала, ответила в задумчивости:
– А что, в этом свежем взгляде со стороны что-то есть… Хотя и мелкие звери были бы видны. Когда светит солнце, на дне можно рассмотреть каждую песчинку… А вот и мой замок!
Глава 4
На возвышении, что явно естественного происхождения, стремится в небо золотистого цвета здание из желто-оранжевого камня. Выглядит так, как будто несколько башен сомкнулись боками и даже наполовину вплавились одна в другую, все разные по высоте, одна, больше похожая на минарет, чем на что-то жилое, вообще высится над другими на треть, в остроконечных шапках, на кончиках развеваются флажки.
В отличие от крепости Валленштейна это в самом деле замок, то есть мощное и хорошо укрепленное здание, не замок, а огромная крепость, заключающая в себе большое отгороженное пространство, это в самом деле одно-единственное здание. Замок, так сказать, первого уровня, еще не разросшийся настолько, чтобы обзаводиться внутренним двором, огражденным стенами и сторожевыми башнями. Хотя если насчет Водяного Зверя верно, то весь этот остров можно рассматривать как территорию замка, а этот мостик легко порубить или сжечь, как только подойдут чужие войска…
Я невольно оглянулся на мостик, вспомнил свой проход в Амальфи. Думаю, что и мостик защищен. Не может быть, чтобы леди волшебница не наложила заклятие на единственный безопасный проход. Вряд ли он пропустит чужих…
Дорога повела прямо к замку, по обе стороны – поля, сады, а за деревьями множество домиков, достаточно ухоженных. Все постройки, поля и сады обрываются, как отрезанные ножом, за три-четыре фарлонга от подножия холма. Дальше до самых стен замка только низкорослая трава и полянки с цветами, но опять же не кусты роз, где может спрятаться лучник, а всякие там лютики и прочие цветики.
Всадница оглянулась.
– Такие замки видел?
– Нет, – ответил я с восторгом. – Какой красивый! Он вправду из золота?
Она польщенно улыбнулась.
– Это камень. Да и солнце уже заходит.
В закатных лучах солнца красные волосы обрели совсем безумный оттенок. Мне чудился там треск, щелканье, проскакивающие искорки вокруг ее остроконечного колпака с флажком, как на башнях ее замка, воздух стал алым, в то время как по ту сторону замка разверзлись огненные бездны, будто там восходит солнце в половину неба.
Тропа наискось поднялась на холм, вершина тщательно выровнена, замок сложен из массивных плит, к нему ведет широкая дорога, с двух сторон роскошные кусты роз, воздух наполнен торопливым вечерним щебетом, птицы старательно ловят стрекоз и бабочек, что присасываются к цветкам.
Я быстро-быстро осматривался, старательно изображая восторг деревенского дурачка, попавшего в страну чудес. Да, внутреннего двора, как в большинстве замков, будь это мой Амальфи, Валленштейнов или множество других, где довелось побывать, здесь нет, что непривычно и удивительно. Здесь одно здание, но не донжон в чистом виде, а донжон, облепленный со всех сторон пристройками, некоторые настолько огромные и мощные, что погребли под собой первоздание. Замок выглядит красиво, как затейливая игрушка, но внутри теперь, что понятно, настоящий хаос, ибо в пристройках строились свои залы, кладовки, оружейные, все оказывалось на разных уровнях, приходилось пробивать стены, прокладывать лестницы: вынужденно кривые, косые.
А двор здесь не внутренний, а внешний – вокруг замка по всей срезанной верхушке холма. Везде только вымощенные красным кирпичом аккуратные дорожки, цветы по обе стороны, несколько клумб с вечноцветущими, как я понял, розами, а также на противоположных концах холма развалины небольшой часовни и какое-то надгробие из темного камня с фигурой женщины со сложенными крыльями. Это единственные места, что в запустении, а так вершина холма сверкает чистотой и всеми красками. Здесь носится множество ярких бабочек, привлеченных цветами, среди них шумно прошмыгивают, как шустрые воробьи, похожие на спелые апельсины, золотые дракончики. То ли ловят бабочек, то ли играют, но все красиво и празднично, как и должно быть, когда единоличная хозяйка замка – женщина.