Наследники Дерсу. Книга 2. Здравствуй, Синяя

Сын привёл гостей, мужиков владивостокских, на помощь, вынесли меня до машины.

– Удивительная история. Редкий случай, чтобы охотник финкой убил тигра! – Виталий восторженно смотрел на егеря. – Или разыграть нас решил? Если бы тигр нападал на тебя, то схватил бы за шею, а не за плечо!..

– Что ж тут маловероятного. Тигр старый, сытый, действовал с ленцой, как полусонный. Это факт. Мне плечевую кость хирург заменил. Я локоть в пасть тигру засунул, когда защищался. Да нож вовремя успел выдернуть из ножен. Этим и спасся. Зверь от зверя рознится характером. Возьми человека, к примеру. У каждого свой характер. Один трусоватый, другой храбрый, третий вообще наглый. А это зверь. Вот и попал к нему в лапы.

– Ещё хоть не сожрал.

– Он не подумал ещё о том, что я драться умею. А я ударил его хорошо, сразу в сердце попал. Сразу насмерть.

– Тяжелый?

– Да килограммов триста двадцать будет.

– Метра два длиной?

– Два метра тридцать сантиметров. По грудь мне по высоте будет.

– Наверное, и вы по наглости не из последних. С карабином, который может и не выстрелить, на тигра идти? Видишь тигра, так и задний ход включать бы да драпать оттуда. А вы хребёт обглоданный у тигра отбирать! – засмеялся Виталий.

– Уйти-то, конечно, можно, спокойно, с осторожностью, и не бояться его, но не бежать, не то погонится. Чувство страха перед ним любого зверя или человека – это его помощник в охоте. Страх – это негативная энергия, и он её ощущает таким же энергетическим чутьём. В тайге страх живёт сам по себе, он ведом всем. О нём и сойка голосом своим предупредит, и бурундук свистнет, предупредит об опасности, и ворона каркнет. У каждого из них свой язык, а страх все понимают. Я всю жизнь в тайге. Штатным охотником, заготовителем был. В лесхозе работал. Кто из нас тут хозяин?! Зверь или человек?! Кто драпать должон? У кого рыло-то в пуху? Кто напакостил?! – не унимался егерь. – Это ещё он сытый был. С ленцой. А я приставил дуло карабина к его голове, он же не дурак, понимает, что к чему, вот и обозлился! Как гадать?.. А пройди я мимо, он бы сытый в мою сторону и не посмотрел. А я нарушил правило, напал на него, вот он и поигрался со мной. Но, главное, повезло. Живой остался. Четыре месяца в хирургии пролежал. Вторую группу инвалидности дали. Кость вырвал. Все сухожилия перервал. Всё пальцы на ладошке попереломаны. Стали складывать, вот что-то и получилось, рука действует. Не то что было, конечно, но всё же рука есть.

– Убить тигра – дело уголовное.

– А оно и недоказуемо. Кто об этом знает? Один-два человека.

Он меня покусал, и задавил бы, и тоже сожрал. Вот и получил. А для других, для соседей и медиков, – медведь меня подрал.

– А тигра в лесу в этом районе много развелось?

– До черта!.. Развелось много.

Виталий встал из-за стола, подложил сухих еловых веток в костёр, пламя оживилось, сизый дым потянулся к небу, запах сгорающей смолы наполнил ночной и прохладный воздух. Сняв кипящий котелок с костра, сел за стол и разлил чай по кружкам вечерявшим таёжникам.

– В Кавалеровском районе за прошедшую осень и зиму я слышал о семнадцати встречах тигров с людьми. Наверное, тигры пришли в дубняки на берег моря вместе с кабанами, возможно, из этого очага. Кедровой шишки здесь нет, и не будет в ближайшие годы. Двух тигров застрелили. Одного браконьер, другого по распоряжению. Старый был тигр, бродил у поселка и собак давил, наводил ужас на жителей.

Виталий попробовал чай, но алюминиевая солдатская кружка обожгла пальцы, а кипяток – губы и язык, он поставил кружку на стол и подошёл к костру погреться, холодный ветер своей влагой пропитал одежду. Жар от углей приятно потёк по телу, он повернулся к костру спиной подсушить энцефалитку, от тепла по телу побежали мурашки.

Над тайгой на бездонно тёмном небе из звёзд красуется, освещённый полумесяцем луны, Млечный Путь. Виталию показалось, что он так близко, словно всё, что он видит и ощущает, находится на подворье Творца. Величины, измеряемые в световых годах, ошибочны и не так важны, когда идёт разговор о сожительстве человека и тигра в Природе, о планете, израненной человеком, это важнее.

От яркого пламени костра на кружках и котелке играют блики.

– А сколько у вас в штате охотников и егерей?

– Да как таковых штатных охотников нет. – Выразительный баритон Александра Колпакова понравился Виталию, спокойный, рассудительный. – В районе тысячи людей охотой занимаются, всех профессий и должностей, они таежники по складу характера. Вступают в кооператив, за каждым закрепляют охотничий участок. Сколько охотничьих участков, таков и штат внештатных охотников.

– И тигру тоже.

– Тигр за год съедает три тонны мяса.

– Если свинья весит сто килограммов, то на каждого в тайге тигра надо, чтобы было съедено по тридцать свиней. Если изюбр – триста килограммов, то на каждого тигра приходится десять добытых им изюбров.

– В Приморье осталось, по подсчётам, четыреста тигров. Если популяция окажется меньше трёхсот, то она обречена на вымирание. Вот и представим, сколько диких коз, пятнистых оленей, изюбров, медведей, свиней съедает это стадо тигров. В каждом районе тысячи охотников, и каждый добывает зверя. Это же кошмар!..

– Особо не переживай. Всё подсчитано и продумано. Лицензий выдадут ровно столько, сколько лишнего поголовья копытных и медведей прирастает. По чернотропу, первому снегу, егеря ведут серьёзный учёт. – Александр добавил из котелка в кружку чаю, вдохнул его аромат, и, причмокнув, отпил. – Когда есть свободное время, по выходным, приезжаем и отдохнуть, и порыбачить, и присмотреть, нет ли браконьеров, в солонцы соли добавить, новые устроить, сена наготовить, веников берёзовых, подкормить зверя. Бывает, что снега выпадает и метр, и полтора высотой. Вот тогда в тайгу беда приходит и от бескормицы, и от рук браконьеров. Зверь легкой добычей браконьеров становится. Изюбр выходит на дорогу, тут его и бьют. Или встаёт мужик на лыжи, догоняет и ножом по горлу.

– Жутковатая картина. – Виталий представил обессилевшее и загнанное животное, торчащую из снега лишь спину и голову, слезу в глазах оленя от обиды, с мольбой о пощаде.

– А у тебя участок большой по площади?

– У каждого примерно одинаково. Тайга на охотничьи угодья поделена. Зимовье каждый себе строит, так, чтобы за короткий зимний день обратно вернуться в зимовье. Вот и считай, какая это площадь, приличная, получается. Так, чтоб и зверю просторно было, где водиться, и охота не подорвала численность. Нам дают план на отстрел рябчиков, белок, соболей, коз, кабанов, изюбрей. Ну и платят за мясо и пушнину не только рублями, а дают патроны, порох, дробь. Отоваривают модной японской одеждой, в магазинах этого нет, и для жены радость, и для детей. Насобирал папоротника, грибов, а это всё в Японию отправляют – получи модную куртку, батничек, штанишки, рубашку. У нас-то даров тайги хватает, а в Японии на вес золота.

– Это ж какая идет невидимая война с природой!.. Всё, что есть ценного, выносят из тайги и переводят в золотые рубли!..

– Чтобы бочку грибов сдать – побегать по сопкам надо, сам знаю. По сопке у своего дома, как дождь, так и бегаю. Люблю грибочки собирать. Чуть опоздал, кто пробежал ранее тебя, так пеньки только и считаешь.

– Так это рядом с посёлком, где каждый ходит по грибы. Поначалу ильмаки идут, потом сыроежки, волнушки, сухой груздь, белянки, а под осень сырой груздь, опята летние и осенние, толстенькие такие. А чтобы бочку груздей за день сдать в коопзверпромхоз, так для этого грибные места знать надо, и время, когда ехать собирать. На каждый гриб свой сезон. Поначалу их мало, затем масса, хоть косой коси, затем они испорчены червями. Когда белый гриб пропал, а он по берегу моря по дубнякам любит расти, то там запах вонючий такой стоит, что зайти в лес этот невозможно. А успел вовремя – то дня за три, за неделю столько насобираешь, что не унесёшь. А если организовать народ и переработать на месте, хотя бы сварить и заморозить, то счет можно вести на десятки и сотни тонн по всему краю. Мы за груздями ездим как? Одна машина людей везёт, другая бочки. Насобирали, там же в ручьях вымочили за день, вечером в бочке грузди солью пересыпали, и на весы. Так же и за папоротником на машине бригада выезжает на заготовки.

– Никто не охраняет лучше так свои угодья, как охотник, – перебил Александра егерь. – Выстрел услышал, пошёл. Он знает все тропинки. Под моим контролем десятки и десятки охотников, вон какая территория получается огромная, потому я больше на дорогах с милиционерами контроль веду. Ну и в тайгу с друзьями да знакомыми на участки хожу. Бывает, из деревни кто и подкупить меня хочет, чтоб я скрыл браконьерство, протокол не составил, водку предлагает. Но я принципиально настроен. А вот ещё на корневку приходят, – встрепенулся он. – Я говорю, мужики, я к вам в угодья не лезу, будьте добры, и вы ко мне не лезьте. Этот женьшень вы выпахиваете, как свиньи. Он всего-то весом ещё два-три грамма, и вы его из тайги уносите, а он бы лет через двадцать хорошим корнем стал.

– Ну, Володя, ты что, не знаешь, куда корень уносят? – Колпаков отхлебнул из кружки чаю. – На свою плантацию. В тайгу, подальше от глаз и от тропинок. Или домой, в женьшенарий. Сейчас возле дома только ленивый корень не растит. Пять лет, и он товарный, пятисучковый, граммов на тридцать, а то и более.

– Так я о чём? – возмутился егерь. – С чего в тайге корню-то размножаться?.. Трёхграммовый корень семян не даёт. Крупный выдрали. Сравни ценность корня весом пятьдесят граммов, росшего лет пятьдесят в тайге, с тем, что на грядке, с пятилеткой. Откуда будет сила у корня, выращенного в женьженарии у дома? Ему расти бы в тайге, расти да расти ещё. На удобренной грядке у дома он столько целебных качеств не наберёт, как дикий корень в тайге. Человек живёт до ста лет, так и женьшеню расти надо лет сто, а то и более. Он по грамму в год прирастает. А от корневщика примут по тарифу, два рубля за грамм. А за стограммовый корень за границей валютой заплатят по цене доступной миллионерам. А нашим Генеральным секретарям бесплатно достаётся.

– А тебе встречался крупный корень?

– Себе-то я настоял граммов так пятьдесят. По чайной ложке зимой употребляю.

– А самый крупный?.. Какой попадался?

– Так я им особо-то и не занимаюсь, чтоб специально корневать. Коопзверпромхоз принимает корни весом от двадцати граммов и более по два рубля за грамм. А вот китайцы готовы заплатить огромные деньги за стограммовый корень. На всю оставшуюся жизнь себя обеспечишь, если попадётся такой корешок. Слухи ходят, что как-то кто-то нашел в уссурийской тайге корень на триста шестьдесят граммов. Но это редчайший случай.

– Была такая заметка в газете.

– Вот он кому-нибудь из нашего правительства достался. Или в Китай продали. Государственная монополия на международную торговлю. А с перекупщиками и контрабандистами у нашей милиции короткий разговор. Отвечай!..

Чтобы не злить егеря, Виталий промолчал, что у него есть у дома плантация в женьшенарии.

– Говоришь, дерут корень, как сорняк.

– Так ритуал спокон веку у корневщиков заведён, как копать.

Владимир усмехнулся, что инженеру корневать не приходилось, и он законов таёжников не знает.

– Когда корнюют, то не кричат: «Женьшень нашёл! Иди сюда!» Считают, что корень услышит своё имя и спрячется от людей. Да и выкопать женьшень – это тоже огромный труд. Бывает, что полдня сидишь и по камешку, по песчинке отгребаешь костяной лопаткой от каждого тонкого корешка, чтоб, не дай бог, шкурка не повредилась, не оторвался волосок, не то сила из корня уйдёт вместе с соком. Тот корень, что на триста шестьдесят граммов нашли, мужики неделю откапывали.

– А тебе встречались крупные копки?

– Видел ямку на метр в диаметре, а она от возраста найденного корня зависит.