Наследники Дерсу. Книга 2. Здравствуй, Синяя

– Кажется, упало сухое дерево!..

Лёгкий шум ветра в ветвях, шелест падающих экскрементов на хвою и сухую прошлогоднюю листву, кроме этих звуков иного подозрительного слух лесников не уловил.

– А если завалится сухое дерево ночью на костер? Вот будет фейерверк!

– Жарче костёр разгорится.

Виктор снял с плеча ружьё и рюкзак, прислонил к дереву. Виталий сбросил рюкзак в тень.

Взгляд лесников невольно остановился на нижней ветке кедра, она была облеплена опушёнными желтоватыми кладками. Бабочки оставили их осенью прошлого года, а сейчас из яичек выползали еле различимые бледно-зеленого цвета волосистые гусеницы с двумя синими пятнышками на голове, их можно принять за глаза, но в них яд. Если нечаянно дотронуться до них пальцами, а потом потереть себе глаза, то придётся обращаться к врачу. В горах на северных склонах холоднее, и гусеницы только-только вылупились из яиц и ползли одна за другой по серой коре ветки к зелёной хвое.

– Да их тут на одной только ветке полчище!.. Жаль, что птицы ими не питаются.

– Картина не для слабонервных!..

– На вертолётной площадке для них бочки с дустом. Взяли бы да и сейчас распылили над тайгой…

– И на нас бы сверху посыпали заодно!..

– Может, выстоит тайга?.. – с надеждой произнёс Виктор. – Она росла миллионы лет в этом месте. И что? Никогда гусениц до этого не было? Да всё было!.. И пожары, и насекомые были, и никуда тайга не делась!.. Природа умеет лечить свои раны.

– Выстоит или нет, от погоды зависит, каким лето окажется, сам знаешь.

– Жители Самарки говорят, что бабочки не первый год тучами летают, и в селе, и в тайге.

Виталий достал из рюкзака простынь, расстелил под кедром, присел на выступавший из земли корень.

– В Лениногорске, а это Алтай, там тоже очаг был, но Сибирского шелкопряда[3 - Сибирский шелкопряд развивается в течении одного года в очень жаркое засушливое лето, но обычно за два года, а в холодные годы за три. Гусеница съедает богатые белком почки и хвою в 1500 раз больше своего первоначального веса. Линяют 5–7 раз, проходят в своем развитии 6–8 возрастов. Поражает хвойные и лиственные деревья, предпочитая лиственницу и пихту. Лёт бабочек размером 6–8 сантиметров в июле, женская особь откладывает до 800 яиц. В конце сентября гусеницы уходят зимовать в почву под моховой покров.], и мы, студенты, помогали лесхозу. Спали в домике на полу вповалку, в спальниках, прижавшись, друг к другу. Мальчишки. Девчонки. Сентябрь. Климат сибирский, ночами холодно, а днём припекает прощальное солнце. Природа на Алтае осенью удивительно красивая!..

Кормили нас на кухне под навесом.

На мотороллере «Муравей» подвозили мешки с дустом и загружали в баки вертолёта шестьсот килограммов яда на один только полёт!.. А летал вертолёт весь световой день, и работали мы неделю.

Нас заставляют надеть противогаз или респиратор. А мы!.. Да где там! Пот лицо заливает!.. Вспарываем бумажный мешок ножом, а там пятьдесят килограммов яда!.. Вдвоем подняли!.. И в бак!.. Плюх!.. А оттуда облако дуста в глаза, нос, рот.

Лесничий над душой стоит, требует, чтобы мы берегли себя!.. Напрасно старается!.. Марлевые повязки забились дустом после первой же загрузки бака. В респираторах и противогазах тоже фильтры забились!.. Дышать невозможно!.. Сорвали и повязки из марли, и респиратор, и противогаз сняли. И надышались, и наелись этого яда на всю оставшуюся жизнь, он откладывается в жировой прослойке под кожей, а у меня вместо жира слой яда, комар впился мне в кожу, и смотрю, тут же и отвалился, сдох!.. Меня комары не трогают!.. Стороной облетают!.. За метр от меня чуют свою погибель!..

– Это ты перегнул, что комары на тебе дохнут! Погоди!.. Ночные заморозки закончатся, появится мошка, она тут тучами летает. А энцефалитные клещи сейчас могут на нас нацепляться. Старики говорят, в шестидесятые годы пытались избавиться с помощью дуста от клеща. Опылили тайгу ядом, а уничтожили всех рябчиков и фазанов. Лесники наши войну прошли. Провели опыт. Помрёт клещ от дуста или нет?.. В спичечный коробок посадили, засыпали ядом. На другой день смотрят. Живые остались, им хоть бы хны.

– Наука – метод проб и ошибок. Сейчас с опылением этих гусениц тоже ничего не получится. На южных склонах гуськи из яиц уже уползли в крону, а на северных склонах могут и через неделю начать вылупляться. Это сейчас каждый день надо тайгу дустом опылять, – Виталий с любопытством разглядывает мелких едва видимых гусениц на хвое. – Диссертацию кто-то хочет защитить!.. А это пятьдесят рублей прибавки к зарплате!.. Защитился, метод внедрили, надбавка идет. Проходит время, а в лесу на практике нет ожидаемого результата. Новое предлагают. Вот и я вношу рационализаторское предложение. – Достал тетрадь учета, посмотрел записи. – Плотность очага, по мере того как мы удаляемся от стана и вертолётной площадки, нарастает и подумал: «Надо это как-то отразить на схеме в условных обозначениях, так будет нагляднее. Заштрихую пройденный километр вокруг каждой пробной площадки. По пятибалльной системе. Очень редкая. Редкая. Средняя зараженность. Сильная. Очень сильная».

Виктор достал фляжку с водой и немного отпил.

Солнце пробивалось сквозь ветви кедровых макушек и наклонилось к горизонту.

– Спустимся к реке, там должно быть зимовье.

– Веди!.. Сусанин!..

Виктор по тропе вывел к визиру, вырубка заросла элеутерококком, подростом аралии и малиной. Просека открыла вид склона и мерцающую алмазами рябь воды горной речки Синей.

Виталий залюбовался панорамой тайги, споткнулся о камень, и заторопился догонять Виктора, дав зарок смотреть почаще под ноги.

Виталий догнал Виктора, его ружьё на левом плече, рюкзак подтянут, к нему пристёгнута фуфайка, лайка убежала по тропе вниз. Мелькнула мысль: «Городской парень, а в тайге чувствует себя как дома. Два года в лесничестве наравне с рабочими рубки ухода проводит, больные деревья валит, саженцы кедра сажает, сено для диких зверей готовят, зимой охотится. Физическая работа на чистом воздухе для здоровья многое значит! Вот он и носится сейчас по этим тропам как дикий лось, попробуй, его догони.

Вышли на редколесье, поляну, освещённую солнцем. Послышался лай собаки. Виктор насторожился, приготовил ружье к выстрелу, осторожно пошёл на лай.

В нору спрятался барсук, и собака не может его достать, исходит от злости, роет лапами землю, суёт нос в нору. Собака отступила, понюхав воздух, и покрутив головой, словно спрашивая разрешения, вновь отчаянно кинулась к тёмному отверстию и стала разрывать вход норы с такой яростью, что комки земли и камешки отлетают от лап.

Виктор обошёл каменистую поляну и нашёл ещё два выхода из подземного жилища барсука.

– Разведём костёр и дымом выкурим!.. Добудем молодого самца?!

– Можно бы и добыть!.. Но давай осенью!.. Приеду в гости. Поохотимся. А сейчас надо идти!.. Вперёд, Сусанин!

За сопку, уснувший вулкан, закатилось солнце, склон, по которому шли, погрузился в тень. Последние лучи осветили кедровую тайгу на другой стороне реки Синей, он, освещённый, всё ещё красовался на фоне синего неба, окрашенный нежными тонами весны и ярким закатом.

Виктор вёл в ближний распадок.

Склон становится положе, тропа привела к ручью с тихим течением, гладь воды заводи, в которой как в зеркале отразились деревья и синее небо, заворожила. Ручей перегородил сваленный бурей высохший ясень, по нему перешли на другой берег.

Виктор махнул рукой в сторону заводи и тихо шепнул:

– Ленки нерестуют!.. Вечером на закате солнца они нас плохо видят!.. Порыбачим, сейчас самый клёв, уху приготовим!

– С дымком-то самая настоящая уха.

– Разводи костёр!.. Здесь и поужинаем. А заночуем в зимовье, до него тут шагов двести осталось. Знаю это место.

Виктор ружьё приставил к дереву, положив на высохшую траву рюкзак, достал свёрток с рыболовной снастью.

– Я бы тоже порыбачил, да снасть не взял.

– Лады, вот тебе и леска, и крючок, и картечь на грузило. Сделаешь, подходи осторожно, не шуми, спрячься за деревом, из-за него забрасывай.

Виктор сходил к реке, срубил на удилище два тонких длинных стволика ивы, помог собрать удочку для Виталия. Развели костёр и повесили над ним котелок с водой.

На усохшем ясене кора слегка отстала, Виктор острием ножа отодрал кусок, из трухлявой древесины наковырял личинок желтовато-зелёных древоточцев, сложил их в круглую железную баночку из-под карамелек, присел на валежину и, проколов наживку, поправил её на леске, чтобы едва выглядывало жало крючка, Виталий тоже наковырял финкой личинок, насадил на крючок наживку.

Деревья в воде, словно в зеркале, отражались перевернутыми, макушками вниз, со сплетёнными между собой ветвями. Картину дополнило потемневшее синее небо, отражённое в воде.

Лесники подошли по сухой траве к берегу и спрятались за толстыми стволами. Виктор поднял поплавок на метр от грузила, выглянув из-за дерева, лёгким движением удилища забросил наживку подальше от себя и стал наблюдать, как поплавок медленно поплыл, приближаясь к брачному хороводу.

В прозрачной воде видно, как, плавно шевеля хвостами, плавает стая крупных ленков. Поплавок, сносимый еле заметным течением, всё ближе к стае!.. Рывок!..

Вечерний клёв состоялся!.. Леска натянулась!.. Ленок тянет в глубину, распугивая рыб!.. Виктор то отпускает леску, то подтягивает ленка ближе к берегу. Азарт захватил рыбака!.. Ему хочется выдернуть рыбу на берег, он видит её, чувствует силу!.. Измотав ленка, вытянул на берег и, взяв под жабры, отнёс за дерево на поляну к костру.

Виталий полюбовался уловом: «Килограмма на два потянет!» Вспомнилось. Он сидит на берегу с удочкой в Акдалинском лесничестве, на берегу Балатопарки, ловит сазанов и лещей!.. Утром на рассвете и вечером на закате. Любимая овчарка-альбинос, подаренная отцом, подбежала к ведру с рыбой, прокинула, а носом спихнула пойманную рыбу обратно в воду.