Обратно в СССР

Обратно в СССР
Геннадий Борисович Марченко

Наши там (Центрполиграф)Перезагрузка #1
Волей случая наш современник, учитель истории Сергей Губернский, оказывается в своём родном городе… 1975 года. Имея при себе лишь российские деньги и документы, а также простенький телефон и электронную книгу, он пытается выжить в новом для себя мире, о котором знает только из учебников истории и кадров документальной хроники. И не только выжить, но и попробовать повернуть историю страны в новое русло.

Геннадий Марченко

Обратно в СССР

Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав.

Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.

Серия «Наши там» выпускается с 2010 года

© Марченко Г. Б., 2017

© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2017

© «Центрполиграф», 2017

Пролог

Над озером Свитязь, обрамленным жёлто-красным ожерельем лесов, умирал очередной осенний день. На берегу за деревянным столом под навесом сидели двое немолодых людей. Одним из них был первый секретарь ЦК компартии Белоруссии Пётр Миронович Машеров, вторым – его давний товарищ и боевой соратник, с которым они когда-то партизанили в лесах Полесья, а ныне председатель процветающего колхоза «Светлый путь», Герой Социалистического Труда Николай Николаевич Тертышный.

Мужчины неторопливо перекусывали простой, но добротной деревенской пищей. Сдобренная топлёным маслом и посыпанная кольцами лука варёная картошка, маринованные огурцы и помидоры, сало с розовыми прожилками, нарезанное тонкими ломтиками…

Не обошлось и без бутыли любимой обоими вишнёвой наливки, которую Тертышный готовил собственноручно уже не один десяток лет. Пару бутылочек всегда хранил под рукой, на случай приезда старого друга.

– Эх, хорошо сидим!

– И не говори, Петро. Вот так и не вставал бы, сидел бы и смотрел на озеро, на закат, на леса… Правильно, что в семидесятом здесь заказник сделали, а то помнишь, как берег постоянно загаживали? Сейчас совсем другое дело.

Молча выпили ещё по одной, закусили.

– Что-то вспомнилась наша боевая молодость, как мы с тобой, Петро, фрицев гоняли. Помнишь, как в сорок втором мост рванули через Дриссу?

– Разве такое забудешь?.. Сколько тогда немцы этот железнодорожный мост восстанавливали, неделю? Мы ещё по ним постреливали… А как мы с тобой, Коля, в засаду к егерям чуть не угодили? И ведь как грамотно, паразиты, всё организовали! Не знай мы местный лес как свои пять пальцев, точно сейчас здесь не сидели бы.

Снова помолчали, вспоминая лихие времена. Над озером тем временем почти совсем стемнело. Тертышный поднялся и щёлкнул выключателем. Под навесом загорелась лампочка, забранная в стеклянный абажур и тонкую металлическую сетку. Тут же вокруг искусственного светила заплясала мошкара. На календаре было 4 октября, но настоящие осенние холода пока ещё не наступили, и всякая летающая мелочь резвилась от души.

– В наше время гнус был злее, – усмехнулся председатель. – И комар повывелся, и народ измельчал.

– Нет, Коля, народ какой был, такой и остался. Не дай бог война, так ведь все встанут как один. Разве что порасплодилось чиновников, а по мне, всю эту братию насквозь ржа проела, а от них и на нормальных людей перекидывается. Приписки, очковтирательство, кумовщина… В южных регионах Союза это особенно заметно, – помрачнел первый секретарь компартии Белоруссии. – У себя в республике я ещё как-то борюсь с подобными недостатками, но это уже такая махина, такого монстра выкормили… Боюсь, как бы не было поздно.

– Насчет этого я с тобой, Петро, полностью согласен. И бюрократов поразвелось… На прошлой неделе ездил в Минск, в республиканский агропромышленный комитет, нужно было пять тонн удобрений выписать. Утром приехал и только под вечер последнюю бумажку подписал. Все нервы там оставил, чёрт их дери. А когда уже главный подпись ставил, словно бы невзначай говорит: мол, что ж вы, Николай Николаевич, и себя, и людей изводите, могли бы всё за час уладить. «А каким образом?» – интересуюсь. «Да подмазали бы, где надо, мне ли вас учить». «Ах ты ж, – думаю, – гнида!» Чуть за грудки его не схватил, вовремя сдержался.

– Так чего мне не позвонил? Как фамилия этого взяточника?

– Петро, этого уберёшь – другой такой же на его место сядет. Сам же сказал, что прогнило всё.

– Нет, Коля, я это так оставлять не буду. Один раз пожалел, второй, а дальше обернуться не успеешь, как с ярмом на шее окажешься. Мне хоть Леонид Ильич и пеняет иногда, что я гайки у себя в республике закручиваю, но кто-то же должен порядок наводить! Брежнев на съездах партии осуждает алчность, коррупцию, паразитизм, пьянство, ложь, анонимки, но представляет их как пережитки прошлого, изображая настоящее триумфальной победой идей социализма и коммунизма. Он же не видит, что в стране происходит, не знает ничего! Что на полках магазинов пусто, но практически всё можно достать, заплатив сверху кому надо. Твой же случай тому наглядное подтверждение. Что мы, не можем обеспечить население стиральными машинами, телевизорами, автомобилями? Почему в той же Германии, которая была повержена нами в сорок пятом, уровень жизни намного выше? Мы что, работать разучились? Или, может, никогда не умели?

– Умели, Петро, умели. Уж нам ли с тобой не знать, как надо работать! Вон, мозоли на руках. До сих пор, бывает, по старой привычке за штурвал комбайна сажусь. Да и ты частенько на работе допоздна засиживаешься, знаю, что не раз прямо в кабинете спишь на диване по три-четыре часа.

– Да, случается… Но, видать, мало таких, как мы с тобой. Есть у меня мысль, почему так, почему днём с огнём не найти настоящих коммунистов, честных и неподкупных. Всё просто: честные и неподкупные первыми шли в атаку, поднимали солдат за собой и первыми погибали. Война закончилась, и на руководящие должности повылезали те, кто отсиживался в тылу, понаграждали друг друга звёздами… Ты вот, Коля, за то, что спас из-под расстрела целую деревню, получил Красную Звезду, хотя вполне мог рассчитывать на «Героя».

– Да бог с ней, со звездой…

– Нет, Коля, не бог с ней. Вот так раз рукой махнули, второй и в итоге получили то, что имеем. А вообще ты прав, гнилое дерево нужно рубить под самый корень. Давно у меня руки чешутся навести порядок хотя бы в Белоруссии, да только получается, что я сам и есть тот самый корень? Рыба ведь с головы гниёт, не поспоришь.

– Ты себя в гнильё-то раньше времени не записывай. Без ложной скромности скажу, что благодаря таким людям, как ты и я, дела в республике ещё неплохо обстоят. А вот в союзном руководстве, – Тертышный понизил голос, – там давно пора бы чисткой заняться.

– Да и не говори… Сколько раз я пытался до Брежнева достучаться! Не он, так его свита мне рот затыкает. Его же окружила камарилья лизоблюдов, пекущаяся только о своём благосостоянии и своих близких. Живут одним днём, сейчас урвать, а дальше – хоть трава не расти. Я уж думал, Андропов сможет на Леонида Ильича повлиять. Так он мне прямым текстом: «Пётр Миронович, давайте каждый будет заниматься своим делом. Вы сидите у себя в Белоруссии – и сидите. А мы тут как-нибудь сами разберёмся». Эх!..

Машеров махнул рукой и влил в себя ещё рюмку наливки, закусил ломтиком сала и отщипанным от краюхи кусочком хлеба. После чего решительно отодвинул полупустую бутылку.

– Всё, хватит на сегодня. Хоть и не «болеешь» с твоей наливки, а у меня завтра две встречи намечены. Одна из них, кстати, с представителями индийского Бангалора, города-побратима Минска. Помнишь, в позапрошлом году я тебя приглашал на встречу с ними? А я как слышу об индусах, сразу вспоминаю, на какую сумму мы им уже помощи оказали. А в страны соцлагеря и того больше вкладываем. Раздариваем миллиарды долларов. А ведь они и в СССР пригодились бы. Наша экономика серьёзно отстаёт от той же американской. Мы ведь, случись что, только на ГДР опереться можем. А остальные союзнички предадут при первой же возможности.

– И не говори, – почесал затылок Тертышный. – Куда ни кинь, всюду клин. К слову, вот помянул ты Андропова… Я всё думаю, ведь человек всю войну прятался за свою номенклатурную бронь, за свою болезнь, за жену и ребёнка, после Победы писал доносы на товарищей, проливавших кровь в партизанском подполье, но ведь пробился не абы куда, а в председатели Комитета государственной безопасности! Нет, может, он и честный, ответственный работник, но всё равно этот осадочек не даёт мне покоя.

– Честный и ответственный, Коля, – это начальник ГРУ Ивашутин. Нет, то, что земляк, белорус, – это роли не играет. Пётр Иванович ни разу на моей памяти не дал повода усомниться в своих человеческих качествах. Даже удивительно, что его ещё злопыхатели не съели. Но он орешек крепкий, о него многие уже зубы обломали.

– Это точно. Я слышал, сам Андропов его побаивается.

Тертышный как бы невзначай оглянулся в сторону стоявшей поодаль бревенчатой хаты, в которой слабо светились окна.

– Не спит твоя охрана, вон, один в окошко поглядывает, второй на крылечке цигарку смолит.

– Ежели цигарку смолит, то это Лёша, из моих ребят. Помнишь Васю Фролова, с которым подпольный райком организовывали? Так это сын его. А второй – это человек Андропова, начальник охраны. Юрий Владимирович приставил его не столько охранять меня, сколько докладывать своему шефу о каждом моём шаге… Эх, хорошо здесь, покойно. Надо сюда почаще приезжать.

– А что, и приезжай! Тут от Минска по трассе полтора часа хорошего хода. Организую всё как надо, в лучшем виде.

– Уж в тебе-то я, Коля, ни грамма не сомневаюсь. Молодец, что взялся курировать заказник, навёл здесь порядок. Кстати, помощь не нужна, справляешься?

– Вроде справляюсь. Колхоз у нас – миллионер, можем себе позволить, как говорит дочка, шефскую помощь… Ну что, по коням? У тебя завтра дела, у меня вообще выходных не бывает. Давай потихоньку собираться.

Увидев, что Машеров поднялся из-за стола, к нему тут же двинулись сотрудники охраны, а водитель скорым шагом отправился прогревать двигатель ЗИЛа. Пётр Миронович всегда сидел на переднем пассажирском сиденье рядом с водителем. Ровно через пять лет он также должен будет занять место рядом с водителем, только уже не в ЗИЛе, а в неизвестно почему подогнанной к зданию ЦК «чайке», носившей в народе название «консервной банки». А спустя час на трассе по пути к Жодину в «чайку» на полной скорости влетит груженный картофелем самосвал. Пётр Машеров, его водитель и офицер охраны погибнут на месте. Но что, если историю немного подправить?

Глава 1

Позвольте представиться: Сергей Андреевич Губернский, 35 лет от роду, шатен, среднего роста. Немного близорук, так что, работая за компьютером или ноутбуком, приходится надевать очки. Большой поклонник хорошей музыки, невзирая на жанры, главное, чтобы мелодия нравилась, хотя всё же тяготеющий к року. И любитель побренчать на гитаре в свободное время. А так с виду ничем не примечательный персонаж. Кстати, в паспорте стоит отметка: «Разведён».

Что обидно, налево сходил-то всего один раз, когда сидели в весёлой компании дома у друга, и там я познакомился с симпатичной, интеллигентной девушкой в очках с изящной оправой. Впрочем, интеллигентной она была до третьей рюмки, а после пятой оказалась не прочь уединиться со мной в соседней комнатушке, где на старом, комментировавшем все наши прыжки скрипом пружин диване случилось непоправимое… Сначала мне казалось, что лёгкая интрижка останется между нами, но кто-то из наших общих друзей, похоже, донёс до Татьяны «приятную» весть об измене. До битья посуды дело не дошло, но вердикт благоверной был однозначным: «Собирай свои манатки и пошёл вон! В следующий раз увидимся в загсе, а если ты против развода – то в суде!»

Чувствуя свою вину, я попытался уладить возникший конфликт, но противная сторона ни в какую не желала идти на примирение. Тогда я плюнул на всё и вскоре обзавёлся штампом в паспорте и свободой.

Детей с Татьяной у нас не было. Я несколько раз намекал ей чуть ли не прямым текстом, что пора бы уже задуматься о продолжении рода. Однако благоверная каждый раз находила отговорки. Впрочем, поскольку по профессии я учитель истории старших классов, то недостатка в общении с подрастающим поколением не испытывал. Что особенно приятно, мои оболтусы меня обожают, чем может похвастаться редкий педагог. Наверное, потому, что уроки я провожу в несколько неформальной манере, используя игровой элемент. А ещё мы частенько путешествуем по старой Пензе – моему родному городу. Что может предложить пензякам и гостям города обычная экскурсия? Памятник Первопоселенцу, Музей одной картины, музеи Ульяновых, Ключевского, дом Мейерхольда… Никакой экскурсовод никогда вас не заведёт в те проулки и дворики, куда вожу я своих учеников.