Сборник романов и повестей

Выл я по вечерам под гитару, посвящая песню Владимира Семеновича, конечно же, ей.

Какая безысходность этот колхоз «Большое Дышло»!

Разница была разительной. От солнечного безделия пионерлагеря, в эту зловонную дыру!

– Из родной кровати, да в последний раунд,

– Из скерцовой благодати, да в андеграунд!

Пошли дожди. С полей нас сняли, но поставили в свинарник – разгребать навоз. Я насквозь пропах дерьмом. Даже кожа, казалось, пропиталась вонью и не отмывалась ничем. С товарищем из группы, Даниловым Сергеем (в 92—93 герой-милиционер, мой друг – Сережка, в Югославии, защищал братьев – сербов) сходили в санчасть и наврали руководителю, что заболели. Мы, нагло, симулировали! Уж очень, осточертело «Большое Дышло», со своим навозом и картофаном! Радостно убегали мы оттуда, наскоро собрав сумки.

На маршрутном автобусе – 42 км до железнодорожной станции «Пахомово». Электричка «Серпухов-Тула». Душа пела! В электричке познакомились с двумя веселыми студентками из педучилища. Так же, как и мы, девчонки бежали из колхоза. На радостях, я сильно объел их, а они все доставали и доставали яблочки и печеньки, сочувственно, поражаясь моей прожорливости! Мы им привирали, что двое суток, шли пешком из колхоза и ничего не ели! Подонки!

Одна, поразительно, была похожа на мою Леночку (а может, тогда, я во всех искал только ее черты) и радовался, что завтра увижу ее! Студенточка была премиленькой, даже манеры, улыбка – Ленки! Мог бы, и телефончик взять и о встрече договориться, но зачем, когда через дорогу, от моего дома, ждала настоящая, чью улыбку, пронашивала будущая училка!

3. Десять дней.

Тула. Железнодорожная поликлиника. Сгрызаю целый карандашный грифель. Напрягаю до пота подмышку, грею градусник.

37,1 градус имени Цельсия! Дают справку! Ура!! Без нее, можно вылететь из технаря.

Приперся к Бусовой домой. У Ленки удивленное лицо: – Откуда ты здесь?

И снова наши десять дней вместе. Как после Москвы!

Мою счастливую симуляцию прервало заключение дотошного доктора: «Здоров, приступить к работе с 30 сентября».

4. Марш-бросок. Дистрофия совести.

31 сентября.

Сошел с электрички в город Ясногорск. Обнаружил на автостанции объявление.

«В связи с сельхозработами, все рейсовые автобусы, снимаются с маршрутов, для отправки школьников и студентов на плантации».

А я должен был, еще вчера, горбатиться на «картофане»!

Вот так ситюэйшн!

Я двинулся пешком, весело напевая и помахивая сумкой. В одиночку отрабатывал вранье училкам! Сережка продолжал «косить», а я наматывал километры!

Это был замечательный марш-бросок. Приснопамятный! Голенищами сапог, в кровь стер себе икры, ручкой, неудобной спортивной сумки, намозолил обе ладони. Семь часов «пёхим-шохом»! Сорок один километр.

За мужество и «пеший фанатизм» – опоздание мне было прощено.

И еще двенадцать дней, я грустно боролся с урожаем.

В крайний вечер произошла грустная неприятность… Я изменил Ленке.

Я вернулся из колхоза. Дождь, целый месяц, выбивал землю из газонов и выдавливал ее на асфальт дорог. Грязь выползала отовсюду.

Мой приезд был серым. Опустошённый, я пробирался на свидания по размокшим и почернелым тропкам.

Все стало развиваться по какой-то дистрофической, нисходящей во тьму, синусоиде.

Ч т о д е л а т ь???

Решение мне подсказала случайность.

При банальнейших обстоятельствах, опоздал на встречу! Всего-то, из-за огромной очереди, за тем самым, «злополучным картофелем», что лопатил я «штыковыми ладонями» в поселке Иваньково.

На 30 минут запоздал я прийти, на наше место, у столовой, на стыке улиц Максима Горького и Октябрьской. Ее, конечно же, уже не было.

Я должен, был бы, переживать, зайти к ней домой (как я это сделал, сбежав из «Большого Дышла») и уладить, явную случайность. Но, отчего-то, не хотелось.

Подумывал: вычислить ее на утренних пробежках. Она хвасталась, что бегает кроссы перед школой. Но лень было вставать в такую рань.

Через день, мы случайно, столкнулись в магазине. Внутренне, я уже не хотел этой встречи.

Ленка радостно защебетала. Пожурила меня, а потом пожаловалась, как в «тот раз», углубившись в себя, в полусне, как сомнамбула, брела наугад по городу и вдруг опомнилась в толпе дебилов, скалящих зубы и тычущих в нее пальцами, перемазанными чернилами. Очень испугалась и долго бежала от школы для слабоумных детей.

Я извинился за крайнее опоздание. Посмеялся над ее трансом. Она фыркнула:

– Это вовсе не смешно!» Я предложил: дальше продолжить нашу дружбу. Она радостно согласилась.

5. «Знаю, на свете нет нелепей мечты…»

И действительно, мы несколько дней, будто безмятежно, встречались. Я заваливал ее своей «литературкой». Возможно – зря. Вся эта писанина и по содержанию, и по подаче, была ничтожной. Я пытался дотянуться до уровня развития Елены. Хотя бы, имитировать «паритет интеллектов».

Гуляли по осеннему парку, заваленному пряной оранжевой листвой. Прозрачные седые, с просинью, небеса, рассекали стволы берез и тополей. Мягкий, зыбкий, ковер. У Елены в руках, полыхающие, острые плоскости кленов. Мечтали, как побежим на лыжах по первому снегу! (Это произойдет, только через много лет, зимой 2002 года). Я обнимаю Ленку за плечи в знакомой, под цвет осени, красно-желтой куртке, стараясь подавить в себе нежность, к этой замечательной девочке. Упорно, упрямо все пережигал и трансформировал в беспощадный ступор, в надлом и предел.

Остался в памяти замечательный музыкальный ряд той осени: Татьяна Рузавина и Сергей Таюшев «Осенняя мелодия».

– Кружатся листья, как записки,

– С какой-то грустью неземной!

Валерий Леонтьев «Там в Сентябре…»

***

Переписка в соцсетях.

Елена:

– Конечно узнала! Генка Копытов, даже

без фотографии.