Из двух тысячелетий. Проза и стихи, принесенные ветром Заволжья

Сонечка смутилась, но тут подошли две женщины с раскрытыми кошельками. Скорее всего, из салона красоты: выдавали их новые прически и толстый-толстый слой грима.

– Хотим сыграть в спринт, надо же восполнить непредвиденные расходы, – жестом указала на прически одна из них.

Взяв билетики, отошли за угол. Послышалось их разочарованное

«без выигрыша». Несколько раз подходили две женщины к окошку киоска, но, увы. Кошельки закрылись.

– На то и спортлото! – успокоил их рыжебородый.

Да, неунывающий у нас народ…

Слеза на погосте

Нелегкая тема погост. Рядом с живыми, а навещаем его не часто. Кроме разве что родных, забываем мы об ушедших от нас людях. А какими они были, эти люди? В основном добрые, веселые и любили острое словцо. О деловых качествах не говорю – многим бы сейчас у них поучиться. Но, увы! Никто с того света не возвращался. Может быть, счастливы они в других измерениях и мирах, но это, скорее всего, наши пожелания и мечты.

Ветер принес к краю погоста сотни совершенно новых целлофановых мешков. С мусорки. Как туда попали? Тоже мне ветер-шутник. Что, мертвым с ними в магазины за продуктами ходить. Скорее всего – стечение обстоятельств? А вдруг?!

Перед Пасхой родные убрали принесенные ветром к могилам пакеты, но они снова появились. Кто-то предложил самим сходить с ними за продуктами для усопших. По-разному восприняли предложение: кто в шутку, кто всерьез, но на Пасху на многих могилах лежали целлофановые мешочки с яйцами, конфетами, печеньем… На радость бомжам и детишкам.

Иные миры. Волосы встали дыбом, когда до меня дошел слух, что вернулось обратно надгробие, украденное с могилы Дмитрия Порфирьевича, которого я хорошо знал. Это был веселый человек, работал в фотоателье. Каждый разговор начинал с анекдота, всегда свежего. А его шутки и прибаутки записывали собиратели фольклора. Люди с его фотографий смотрели, как живые. Прежде чем сфотографировать, бывало, скажет мужику: представь, что твоя жена уехала в длительную командировку. Угрюмый встрепенется – вот тебе и кадр.

«Никогда не надо вешать носа, – вспомнились его слова.– Даже если украдут у меня надгробие с могилы, заставлю вернуть».

С кладбища я ходом в церковь. Свечу поставил за упокой души Дмитрия Порфирьевича.

Каждый раз, бывая на погосте, я видел женщину в черном у могилы мужа. Она разговаривала с ним, и уверяла любопытных, что он дает ей советы, предупреждает об опасности. Все жалели ее: рехнулась с горя баба.

– Не ходите сегодня в «Аэлиту» – обвалится, – услышал я ее голос, проходя мимо.

– Спасибо, – говорю, не обижаться же на убитую горем женщину.

Уже на другой день вечером узнал: рухнула стена в магазине «Аэлита», так как ее выложили из бэушного кирпича в целях экономии.

Долго я потом не видел эту женщину в черном.

– Ходила по совету мужа в святые места. Легче мне стало, только голоса мужа не слышу теперь. Видимо так надо, – объяснила она.

Я снова подумал об иных мирах.

Стояло сухое лето. Небо казалось выгоревшим, ни облачка. Поправлю другие могилы в следующий раз, решил я, протирая фотокарточку матери на только что выкрашенном памятнике. Что это на глазу? Слеза? Плачет мама, почему? Обойду – ка я и другие могилы.

Лежали на погосте родители жены. Еще недавно там было все в порядке. Все так же улыбался тесть, словно снова говорил мне: «Привет, зятек, может по маленькой в честь встречи». А встречались мы ежедневно: дом по пути на работу, он на пенсии, нянчил внучку.

А где же могила тещи? – не сразу нашел я ее. Крест сгнил от сырости и обломился, земля обрушилась – хоронили зимой. Долго я приводил ее в порядок. И все думал, что снова совпадение, и на фотокарточке матери не слеза, а капля росы. И вдруг пришла догадка: а разве сам погост – не мир иной, непостижимый, где всякое может случиться, потому что он живет нашим душевным состоянием.

Соломенная шляпа

– Бери, дарагой, дешево отдам, – протягивал ему туфли явно из кожзаменителя веселый армянин.

– От Хачатуряна из Арарат-ньюс? – Бронислав Мстиславович с утра был в хорошем настроении, хотя его лысая голова уже накалилась от жаркого солнца и мозги размягчились.

– Пятый год ношу и как новенькие, – показал подошву своего ботинка армянин.

– Твои на саламандру смахивают.

– Какой саламандра? За пятьсот рублей. Не хочешь ботинки – бери сапаги. Будешь носить и зимой.

– Нет, дарагой, – передразнил Бронислав Мстиславович, – мне соломенная шляпа нужна.

– Тогда к Мелконяну иди, он шляпами торгует.

В соседнем ряду «Головные уборы» Мелконянов и Алиевых было – через ларек. Пахло резиной, бензином. Синтетически поблескивали бейсболки, кепи с огромными козырьками (это под какой нос?). Скорее всего, их шили тайные пришельцы из других республик.

В углу крайней палатки на стульчике позевывала, не выспавшись, красивая женщина.

– Подскажи, барышня, где мне найти соломенную шляпу, надоело ходить по теневым сторонам улиц, прячась от солнца словно Снегурочка.

– Не от хорошей жизни волосы покинули твою голову, – сверкнула красавица золотым зубом.– Помогу тебе. Найду шляпу из морской соломки. Надя! – позвала она девушку в мини-юбке, больше смахивающей на широкий пояс. Майка под номером с арабской надписью не могла прикрыть ее загорелую грудь.

– Что тебе, сестрица?

– Продай вот этому господину свою шляпу из соломки, себе другую купишь.

Шляпа была ковбойская, по размеру, но синтетическая, скорее всего, китайская.

– Сколько? – полюбопытствовал Бронислав Мстиславович.

– За две тысячи отдам, – и, кажется, вильнула задорно задком, стянутом поясом-юбкой.

Торговцы овощами удерживали влажными руками за рубашку. Конечно, у них самые свежие овощи, лимоны и апельсины еще вчера росли в испанских рощах. А репа?

– С голову, – сравнила бойкая женщина в белых нарукавниках. Она даже погладила мягкой ладошкой его лысину.– Какая горячая, обжечься можно. Вам бы на нее соломенную шляпу – от теплового удара.

Бронислав Мстиславович даже расплакался, отвернувшись. Но слез не было видно, они скатывались по лицу вместе с каплями пота.

Долго бродил он по базару в поисках вожделенной шляпы, но напрасно. Уже охрипла продавщица пирожков, зазывая покупателей, лучше бы использовала магнитофон. Устал слепой музыкант, перешедший на плясовые. Складывали товар неудовлетворенные продавцы.

– Купи, дарагой, сапоги. Что ты ходишь как абрек. Жалко мне тебя. Как первому покупателю за пятьсот отдам: хромовые, генеральские. С войны лежат.

То ли солнце уже взошло в зенит, то ли мозги совсем расплавились, купил он у армянина хромовые сапоги.

Когда возвращался домой, отвечал недоумевающим прохожим:

– Вот носить буду, генеральские.

А чё думать?

– Откуда ты явилась, Маша? – Василий с трудом разлепил опухшие веки, глядя на дородную с распушенными до пояса волосами девушку.