Из двух тысячелетий. Проза и стихи, принесенные ветром Заволжья

Проявил активность толстощекий заместитель главы, до этого колхозный завхоз. У него был большой опыт: довелось отсидеть с полгода за растрату имущества в период развала сельского хозяйства. Отпущен досрочно по состоянию здоровья.

Слухи по рекам и озерам распространяются быстро. Один из них принес гусь. Судак тогда лежал в яме водоема, отдыхая от долгого плавания. Он же кочевник, не любит засиживаться в одном месте, не рак, не ондатра, даже не ленивый карась.

Гусь рассказывал подруге баском о впечатлениях после перелета. В Баклуши протянулась асфальтированная дорога до самого коттеджа главы района. Трещат сороки – он приватизировал целый пищекомбинат, и новый административный срок ему не светит, если только лагерный.

Одна мечта была у обыкновенного судака – увидеть мудрого рака – отшельника с клешнями – гильотинами. Провидец он: жизнь идет по распечатанной им программе. Для рыб мало что меняется. Уточняются только орудия для их ловли. Даже ловушка – морда казалась теперь детским личиком. До сих пор друг – подлещик не пришел в себя и не откликается на зов, спрятавшись в старой ондатровой норе.

– Как обычно, гонялись они за плотвой. Канал не работал, и течения не было. Двое в резиновой лодке остановились у камышей, опустив в воду концы проводов, подключенных к аккумулятору – так они называли большой ящик.

Красиво было на пруду. В нем отражалась заря, прибрежные деревья. Плескалась рыба. И тут их осенило: вновь готовят подлянку рыбаки, ненасытные террористы.

Судаку шел восьмой год, и он торпедой помчался за излучину реки. Еще сильнее рвал плавники подлещик, отталкиваясь от пугающей воды.

Прошел по телу, ударил по мозгам еще незнакомый им электрический разряд. Лишь потом, очнувшись, они узнали: в излучине было убито все живое, даже козявки, и ее назвали мертвой.

Долго обходили стороной рыбы это место, плача от бессилия и несправедливости. Но в воде не видно слез, да и не бывает слез у рыб.

На краю у сказки

Широкая река, виден лишь край Заволжья, к которому катились волны. Со лба правого берега стирали росу полотенца – тучи. На палубе теплохода у борта стоял бледный юноша, глядя на кипящую за кормой воду. След тянулся углом по далекому изгибу реки, за которым остались город, надежды. Будто выбросили его из самолета без парашюта, и надвигалось неизбежное. Лучше бы он разбился о землю сразу, когда прыгал вместе с ней в аэроклубе с парашютом. Теперь она на крыле, есть свой дельтаплан, подаренный солидным мужчиной. Заигрывает с ним, хотя в два раза младше этого денежного мешка, и вдвое больше ростом.

Улыбка у него получилась настолько измученной, что стоявший рядом мужчина в очках и с копной ковыля на голове спросил:

– Вам плохо? Я экстрасенс. Хотите открыть мне душу?

– Да хоть черту, мне теперь все равно.

Очки седого мужчины зажглись зеленым светом. Из его сумочки выглянул чертенок и тоже сверкнул изумрудами глаз.

– Вы колдун?

– Не бойтесь. Это мой кот Матвей, едем с ним в деревню на отдых. Устали в камере на девятом этаже. Лифт заработает, если дашь лифтеру на пиво. Что же вас беспокоит? – погладил он торчащие из сумки уши Матвея, словно тот подслушивал.

– Все: и душа, и сердце, и мысли.

– Поссорился с девушкой? Расстался? Другая любовь вклинилась?

– Все сразу, и многое другое. Перевешивают богатство, роскошь. А когда заговоришь о чем-то светлом, возвышенном, о нравственной чистоте, тебя даже не понимают. Уезжаю я, далеко, навсегда, чтобы вырвать, забыть.

– От себя не уедешь. Ты хоть простился с девушкой, поговорил с ней?

– Написал три слова: прощай навсегда, Гена.

– Я вижу – плачет она. Как дешево себя ты ценишь: умный, красивый, сильный. А струсил, сдался. Скорее и нет другой любви. Как ты думаешь, Матвей?

Недовольный кот выглянул из сумки, облизался и, полоснув зеленью глаз, отчетливо прошипел:

– Не – а.

«Какая-то мистика: колдун, говорящий кот. Нет только ковра – самолета» – подумал юноша.

– Будет тебе ковер – самолет. Подожди немного, – прочитал его мысли незнакомец. Юноша еще раз внимательно посмотрел на него, на кота. Точно такого же сбросили они однажды на маленьком парашюте с самолета. Сами его сшили по нормам и правилам. Приземлился кот успешно. Потом сам просился в самолет и прыгал вместе с ними. Кому скажешь, не поверят.

– Я поверю, – снова прочитал его мысли колдун.– У Матвея пять прыжков. Но только со мной и в сумке.

– Правда? – удивился юноша.

– Правда.

– Вы увлекаетесь парашютным спортом?

– Ну, это будет громко сказано. Скорее хождением пешком по водам. Невесомость приобретаем заклинаниями.

– Потрясно.

– Но это только в тихую погоду и в полнолуние. В другое время погружаемся в воду по колена и я, и кот: вес наш на квадратный сантиметр площади ног одинаковый.

– Простите меня, я совсем запутался. Матвей тоже из сказки? Ученый кот?

– Это как сказать. Ученый – справедливо. Но в сказку он может только попасть, если ты расскажешь о нем детям.

– Из меня писатель как из барабана скрипка.

– Первый раз слышу такое сравнение. А ты, Матвей, слышал, чтобы так говорили о твоем инструменте. Он иногда играет на барабане и поет колыбельные песенки. У него и сейчас в сумке лежит барабан.

– Не – а! – снова послышалось отчетливо.

«Разводят меня добряки, чтобы я не грустил, – предположил юноша.– Отвечу им тем же».

– Вы не будете против, если я поеду с вами в деревню. Оклемаюсь после ударов судьбы. Подумаю, как побороться за свое счастье.

– Вот это мы и хотели услышать от тебя. Только этого тебе не надо. Посмотри вверх.

В небе у самых облаков белым клином летели на север гуси, соревнуясь с двукрылым самолетом, а пониже над самой рекой несся в воздушном потоке дельтаплан. Он узнал ее сразу – Наташа, родная его Наташа.

Девушка обогнала теплоход, сравнялась с ним ходом и села на палубе.

– Вот и я, беглец. От меня никуда не спрятаться, не скрыться, любимый мой дурачок.

Только потом он вспомнил о своих загадочных спутниках – экстрасенсе и его ученом коте. Но их рядом не было. Неужели ушли на берег вот так прямо по воде? Или он все перепутал от волнения.

Прикольно

Тучка задела черным крылом мачту ретранслятора. Куда вымахала? На 364 метра. С такой высоты виден край Заволжья. Раздался грохот, ударила молния. « Конец», – подумал Юрий Иванович, глядя на расплавленные дымящиеся подошвы ботинок. Разряд прошел сквозь него. Даже ветер шмыгнул в испуге за угол.

«Блин, как долбануло, извилина выпрямилась» – будто прочирикал воробей.

«А бомжу по барабану: развалился, лапти сушит» – будто прострекотала сорока.