Из двух тысячелетий. Проза и стихи, принесенные ветром Заволжья

– Что она сказала о Марсе?

– Все, Гор, подтверждается, там выжженная пустыня. Но ее осваивают, добывают какой-то марсий, грамма которого достаточно, чтобы расколоть планету.

– Вероятно, такое и случилось с Марсом, отлетел его кусок и стал нашей Луной, – вырвалось у геофизика Ксении.

– Инопланетянка, кстати, в этом уверена. Она просила не бояться сиурисян, которые на такой стадии развития, что им даже добро ближним не надо делать. Его в избытке у каждого.

– А любовь у них есть или размножаются в пробирках? – спросила Венера, и все сразу засмеялись.

– Непременно, для чего же сириусянка загорает со мной на обшивке корабля, – ответил Федя.

– Ты вот что, Федор, пригласи инопланетянку к нам сюда, хочу уточнить с ней наши действия на Марсе, поведение, если хотите, не мы там хозяева.

– С удовольствием, Гор. Она уже здесь, проходи, Веуэлла.

В отсек зашла невиданной, неотразимой красоты женщина. Человек, не человек, краше, лучше, обаятельнее. Она, казалось, притягивала к себе.

– Здравствуйте, люди, я сиурисянка. На Марсе мы давно. Вашего прибытия очень ждали, и вот момент настал. Вас встретит не полностью безжизненная планета, будем осваивать ее вместе.– Веуэлла подошла к Федору, прижалась к его плечу, из глаз густо вылетали фиолетовые лучи.

Эликсир бессмертия

Эликсир бессмертия Артур нашел не там, где искал, и напрасно долгое время изучал бактерии охломоноскопуса, которых не брали ни раскаленная лава, ни абсолютный холод. Однажды утром стал видеть микроорганизмы без микроскопа. С его-то близорукостью? Он вспомнил, что разжевал ночью комара, ощутив на языке сладковатый привкус. Должна быть причинно-следственная связь, и догадка пришла: в его комнате было много цветов, но насекомые почему-то сидели на тычинках синего тюльпана. Неужели собранный ими нектар и есть то средство? – холодная дрожь пробежала по телу Артура, он начал ловить комаров. Потребовалось тысячи особей, чтобы набрать несколько капель драгоценной жидкости. Кому предложить ее первому, профессору Валуеву? Бесперспективный человек, гудит за кафедрой, как пустая бочка на ветру. Елене Абрамовне, старшему научному сотруднику? Та все время разглаживает перед студентами штаны Пифагора, давно порвавшиеся, а в микромир чаще смотрит в бинокль, подаренный любовником, который возможно у нее последний – Елене Абрамовне недавно семь десятков минуло, и она никогда не выходила замуж, может быть, из-за чрезмерной величины носа, которую не скрадывали и низко опущенные массивные очки.

Артур улыбнулся, увидев младшего научного сотрудника Однонёбова. Кто мог придумать такую фамилию? Как будто у человека может быть два нёба. Он выпьет вещество бессмертия без раздумий. Только предложи. Оригинал. Доказывает, что главное в жизни быть убежденным, и он обязательно полетит, спрыгнув с крыши, лишь бы соответствовали задуманному его решимость и воля. Шесть раз ломал ноги, но ведь пролетел несколько метров, и это видели сотрудники НИИ. Однонёбов будет скоро защищать сразу докторскую диссертацию. Более ценного научного открытия в НИИ не было с советских времен.

Артур задумался, а если передерутся сотрудники. Каждому захочется первому употребить вещество, дающее возможность вести научную деятельность бесконечно. Он решил рассказать о находке домашним. Как обрадуется теща Анна Даниловна, с детства мечтавшая попасть в пещеру Али-Бабы и его разбойников. А жене Лине, по паспорту Былине, которая полностью соответствует своему имени, вещество даст возможность дописать монографию о духовном родстве Ильи Муромца и Соловья Разбойника. Не будет молиться в стороне и брат тещи иеромонах Никодим, его мечта – стать вторым бессмертным человеком после Иисуса Христа. А если узнает о веществе лежащий на смертном одре дед Данила – пойдет в штыки. Дед – фронтовик, еще не оправился от контузии. Скорее всего, уступят ему очередь близкие, ибо их общая зарплата меньше, чем у него пенсия. Несомненно, деду надо дать эликсир бессмертия, вечной будет кормушка. О детях можно подумать. Пусть чавкают себе на здоровье, милые поросята. Вдруг, Артура обдало жаром, да так, что пот закапал с копчика. У него же под веками линзы, их вставили на днях всем в НИИ, чтобы видели микроорганизмы без бинокля и подняли производительность труда, иначе грозились закрыть научное учреждение. Рацпредложение подал сам генеральный директор Безлобов. Вот тебе, дедушка, и живительный глоток!

На излучине

Степь за Волгой в засушливый год, как лысина старца. Не видно ни животных, ни птиц. Если только колючка пронесется мимо, как оторванное колесо болида. Кажется, сам ветер катит на ней, вытаращив глаза из-под лохматых выгоревших бровей.

Артур шел к Узеню, где рос вяз, ствол которого словно завязали узлом, что придавало дереву, да и всему здешнему прибрежью, былинной таинственности.

Артур был убежден: это вяз ему нашептывает слова стихов, только успевай записывать. А отойдет за излучину речки, и все: хоть карандаши ломай, ничего не получается. Иногда лезли в голову сумасшедшие мысли, а не переломилось ли здесь пространство? Да и одноногий Кузьмич не раз видел на переломе Узеня неопознанные летающие объекты. Он на каланче сторожит, и является главным средством информации в Баклушах.

Артур сел под деревом, прислонился спиной к шершавому стволу, достал блокнот. И сразу шепот: «…и странной близостью закованный, смотрю за темную вуаль, и вижу берег очарованный и очарованную даль…». Странные слова. Он невольно посмотрел вверх и обомлел: с книжкою в руке на толстом суку сидела девушка:

– Сегодня хотела тебе стихи Блока почитать, но передумала, снова примешь за свои и опубликуешь в районке, как сонеты Шекспира. И ведь никто не догадался.

– Вы кто, барышня? – вымолвил Артур.– Значит я не поэт, и вы не муза, а просто суфлер, извините.

– Ты не узнал меня, Артур? Мы вместе в детсад ходили. Я внучка Кузьмича, Вера Ковылева.

– Когда вы уезжали из деревни, я плакал. Вот и стихи тебе посвящал, но оказалось, они не мои.

– Ты плакал? – переспросила Вера.

– Да, плакал, и печаль никогда не покидала меня.

– Это, Артур, потому, что ты остался жить в степи, вот у этого вяза, без новых впечатлений.

– Я подумал, у меня проснулся талант, что именно здесь, у вяза, пришло ко мне вдохновение. Фарс в том, что пошутила над всем этим моя первая любовь.

– Спасибо, Артур, я польщена, но… сам посуди, другие времена, другие нравы. У меня усадьба у моря, двое детей…

– Уже двое?

– Так, двадцать лет пробежало.

– А стихи ты любишь, или захотелось меня разыграть?

– Я прагматичная, но хорошие стихи люблю, сама пописываю.

Артур провел рукой по стволу вяза:

– Не у каждого в любви вот такой узел, чтобы прочно, навеки, не всем это дано, Вера, так что не печалься, тем более другие времена, другие нравы.

– Калека твой вяз, а не источник вдохновения. Хотя, если ты видишь в разбухшем рубце крепкий узел, не все потеряно, и ты сможешь найти свою музу. Дерзай, Артур, – она слезла с дерева и, сняв туфли, высокая, красивая, пошла по колено в прибрежном ковыле к деревне.

Ни веры, ни надежды, ни любви. Только ветер, вдоволь накатавшись в степи на колючках, качался на ветвях, да выскочивший из норы суслик, оглядевшись, и не обращая на него внимания, побежал к Узеню напиться водицы. Безразлично зевнула усевшаяся рядом ворона. Артур пришел к горькой мысли: если вот сейчас, не станет его, никто и не заметит, даже в Баклушах…

Словно мазанули по лицу светлой краской – расплескивая босыми ногами буруны ковыля, к вязу возвращалась Вера.

– Счастье мое, – Артур взял ее за руки.

– Подожди, Артур. Я Вера, но другая, из параллельного мира. Мы ваше отражение или мы ваше – все равно. Твоя любовь выше всяких законов мирозданья, и вот я здесь, преклоненная и любящая тебя.

– А твой Артур?

– Он тобой восхищен и согласился с моим решением. Вы двойники, но внешне, в духовной жизни меньше совпадений.

– Это ваши неопознанные летающие объекты видит Кузьмич с пожарной каланчи?

– Нет, мы с вами на одном уровне развития. Вероятно, это аппараты других, более совершенных цивилизаций, быть может, инопланетных.

– А в вашем параллельном мире есть Баклуши?

– Конечно, Артур, и дерево такое же, как вот это, есть, и речка. Скучать не будешь.

Артур посмотрел на Узень, заросший бородой-камышом, на распухшую коленку вяза, на довольного суслика у норки:

– Нет, милая Вера, пусть останется все, как есть. Без родственных душ в наших мирах ни тебе, ни мне не будет счастья. Видишь ворону? Почему она у ног моих сидит. Своим считает.

– Я все поняла, Артур, но переубедить меня трудно, ты достоин настоящей любви – искренней, бескорыстной.

– Еще раз спасибо тебе, Вера, хотя много в твоих словах преувеличений.

– Зато я поняла главное: в открытую душу проще всего плюнуть. Прощай, несостоявшееся счастье мое.