Из двух тысячелетий. Проза и стихи, принесенные ветром Заволжья

Кажется, он обрел чудотворный дар, стал читать мысли других, даже у кого их нет? Круто! Теперь он потешится, выведет кое-кого на чистую воду.

Первой Юрий Иванович встретил жену, как всегда нафуфыренную и злую:

– Работу все ищешь? Подковы, вон, сбил. Да кому ты такой неумеха нужен. Как ребенка еще сделал, – и добавила про себя:

«хорошо Гришка-сосед затащил к себе перед свадьбой. Эх, и рогов наставили она этому олуху. Как за порог, так и рог, и не только с соседом»…

– Ты всегда говоришь то, что думаешь, моя верная женушка, – ответил он, думая: сбежал бы давно, было бы куда.

В доме напротив второй день шла гулянка: вернулся с заработков Сергей. То ли визжали еще не покрытые свиноматки, то ли застоявшиеся жеребцы стучали копытами под барабанную музыку: бум – бум, бум – бум. Голова ни у кого не варила от этого в квартале.

К этому дому и подошел Юрий Михайлович. Во рту пересохло, в вывернутом желудке – всеобщее отторжение. Вчера такое пили – не приведи Господь: пятновыводитель на основе денатурата. У кореша даже татуировка рассосалась. Тряслись губы, руки и все, что могло двигаться – легче сдохнуть.

Сергей пьяно выкобеливался перед приятелями. Два месяца он не был дома. В тайге не разгуляешься. Медведя увидишь чаще, чем человека, особенно бабу. Деньги есть, а опрокинуть некого. А здесь в городке никого и обламывать не надо. Хоть сучку вот этого барбоса. Давно сорвалась она с ошейника, теперь мало будет и намордника.

– С бодуна, что ли, Михалыч? Щеки, как рекламные щиты. Не парься, возьми на пиво, – сыпанул небрежно в его руку кучу мелочи.

Было стыдно, ведь он прочитал его подленькие мысли, но деньги взял.

Снова плюнули ему в лицо и кто? Все. Хватит. Надо выбираться из ямы…. Он учитель французского языка, который не преподают ни в одной школе города. Не нужен нигде месье Петров. Кадровых сокращают. С такими мрачными мыслями вошел Юрий Михайлович в кабинет директора школы Самохвалова. Кресло тому приходилось отодвигать от стола на пол – метра, мешал живот.

– Ибрагим Остапович, я снова к вам. Больше некуда. Может быть, хоть сторожем возьмете? – и лучше бы не читал его мысли:

«Опять этот хрен месье. Ехал бы во Францию лягушек ловить, таких же картавых, как он. А какое прозвище дали бы французу в школе? Наверняка, «синий нос». У него, директора, и то есть кличка: «надутый пузырь». Почему надутый? Разве не надутый пузырь бывает?

О семантике слов директор и не слыхивал. До перестройки он работал физруком, имел второй разряд по шашкам.

Пузырь сжал круглое лицо:

– Опоздал, милейший, уже взяли. В сторожа нынче идут даже спортсмены. А что? Сутки здесь, трое дома. Тренируются.

– Я все понял, не понравился вам мой нос, коллега. Главное берегитесь острых предметов: наколетесь, лопнете.

В коридоре встретил похожую на цаплю знакомую англичанку Веру Васильевну Рожину.

– Бонжур, мадам!

– Гуд бай, месье!

– За парты, – раздалось из дальнего класса, – на болоте цапля.

Он улыбнулся: все, как прежде и не все так плохо.

День был солнечным. Осенние листья усыпали парк. Даже сумка старика, одиноко сидящего на скамеечке, была в золотой оправе. «Закончится листопад, сгребут листья, сожгут – и все, словно с девственницы сорвут одежду…

– Здравствуй, дедуля, – поприветствовал он старика.– Не холодно на скамейке.

– Что ты? Я же в шубе осени, – улыбнулся тот. А мысли его были как на мониторе:

«Еще один не нужный никому гуманитарий. Умел бы делать хоть свистульки, не болтался бы как гнилушка в проруби».

Юрия Михайловича словно снова шарахнуло молнией. Он же умеет плести из лозы сумки, корзинки, даже кресла. В детстве перенял у деда. Таких мастеров в округе вообще нет. Он поцеловал старика в небритую щеку:

– Спасибо, дедуля, увидимся, – и побежал к Малому Узеню, где у водослива росли кусты тальника – гибкие, крепкие.

Весной их дороги снова пересеклись. Юрий Михайлович подарил старику красивую сплетенную из лозы сумку с надписью: «Дедульке!».

.

У киоска «Спортлото»

Киоск « Спортлото» в нашем городе – пуп земли. Стоит рядом с базаром, супермаркетом. Около него всегда людно. Одними движет игровой азарт, другие ловят удачу.

А тут предлагают самые разные лотерейные билеты, моментальные игры – блиц, супер, спринт – на любой вкус. А послушать диалоги – одно удовольствие.

– Не подорожали? – кричит в окно инвалид на костылях.

– Нет, вас ждем, – улыбается киоскерша так, будто рублем одаривает.

– Два золотых ключика мне, Сонечка. Мечтаю о благоустроенной квартире с тех пор, как ногу Гитлер отнял.

– А вы в какой живете? – спросила девушка из управления соцзащиты.

– В саманной, на Лысой горе – все удобства во дворе.

Прикольно рифмуете! – улыбнулась девушка – соцзащита.

– А я еще и пою. Хватану после пенсии перцовочки – у самого Малого Узеня слышно.

– Тебе, дед, хорошо, перцовку покупаешь, а моей зарплаты только на блиц-лото и хватает, не купишь и процеженного молока, – пожаловался рыжебородый.

– Что же у вас за зарплата, если средняя в районе шестнадцать тысяч? – Это снова девушка – соцзащита.

– Ты тридцать получаешь, я три, в среднем – пятнадцать, – обрадовался своей находчивости рыжебородый. Девушка покраснела (у нее оклад был сорок тысяч рублей) и отошла в сторону.

– Мне билет на тридцать четвертый словно кассиру вокзала гаркнула толстенная молодуха.

– На тридцать четвертый тираж «Спортлото»? – уточнила киоскер.

– Да, на самый ближайший. Хочу выиграть иномарку, в отечественную не влезаю, – глаза ее горели, как фары мерседеса.

– Соня, как всегда, десять билетиков «Супер», – протянула в окошечко без очереди горсть мелочи торговка овощами в белом переднике. Базар был рядом, и за день она умудрялась делать к киоску три – четыре ходки.

– Почему без очереди, дамочка? – заволновались мужики. – Травоядные ждут, спешу, – выхватила она из рук Сонечки супербилеты и побежала к базару. Привычно мелькали красные подошвы ее тапочек, трепыхался на ветру белый передник.

Когда очередь рассосалась, я спросил у Сонечки:

– Наши-то часто выигрывают?