Извивы судьбы. Современный любовный роман

– Тогда – до подъезда.

– Люблю, когда мужчина принимает решения.

Вот они свернули направо, прошли под аркой, во дворе повернули налево и остановились напротив третьего подъезда.

– Я – дома, – Вера подняла глаза вверх. – На кухне – свет. Ждут. Не спят. Смотри, как в открытом окне третьего этажа слегка колышется штора. Мама, прячась за ней, наблюдает за нами. Она всегда так делает. И уверяет, что не ради любопытства.

Алексей спросил:

– И часто тебя провожают мужчины?

– Часто, – ответила Вера и засмеялась. – Неужто ревнуешь? Уже?..

– Такую… Такую замечательную… Можно сказать, настоящую принцессу и не ревновать?!

Вера озорно встряхнула головой и над ней светло-золотистыми длинными волнистыми прядями вверх поднялись и опустились на плечи волосы.

– Ревность – ужасна, – заметила девушка, искоса поглядывая на Алексея. Видимо, ей была интересна его реакция.

– Нет ревности – нет и любви.

Вера, озорно поблескивая в ночи глазами, опять засмеялась.

– Уже и любовь?

– Почему, Верочка, нет?

Вера неожиданно заторопилась.

– Я – пойду, ладно? Завтра тебе позвоню.

– А телефон знаешь?

Девушка кивнула.

– Иришка сказала.

Она хотела было пойти к входной двери подъезда, но Алексей, взяв за руку, остановил.

– Верочка… Я хочу сказать, что… – он притянул Веру к себе, но она быстро отстранилась.

– Уж не поцеловать ли хочешь? – спросила Вера, еще дальше отстраняясь от него.

– Нет-нет, что ты, Верочка! Успокойся! Я хочу сказать… Понимаешь?..

– Извини, пока ничего не понимаю.

– Вчера… На Пушкинской… Сразу, как увидел… Влюбился, короче!

– В кого? Не в Иришку ли? – Вера все прекрасно понимает, но, чтобы скрыть собственное волнение, специально озорничает.

– В тебя! – в отчаянии выкрикнул, будто ему семнадцать лет, Алексей. – И сейчас… И сегодня… Окончательно убедился, что люблю… По-настоящему люблю.

– Эй, ямщик! Не гони лошадей! Нам некуда больше спешить, – пропела Вера своим замечательным контральто и побежала в подъезд.

Алексей растерянно крутил головой. Ему надо было сказать еще что-то, очень-очень важное, но он не знал, что именно. Голова – гудит и совершенно пуста.

Вера уже открыла дверь подъезда. Еще несколько секунд она скроется с его глаз.

– Верочка! – крикнул он вдогонку. – А я?.. Хоть чуть-чуть нравлюсь тебе?.. А?..

– Дурачок! – ответила она и, смеясь, скрылась внутри.

С минуту Алексей стоял, переминаясь с ноги на ногу. Стоял и смотрел на распахнутое окно третьего этажа. Штора по-прежнему волновалась: то ли от свежего ветерка, проникающего на кухню, то ли еще по какой причине.

Глава 4

Воркование

«Ясноглазая лебедушка, здравствуй!

С армейским приветом к тебе издалека – Алексей.

Прости, что так долго не писал. Переталкивали с места на место и постоянства в личной дислокации не имел. Ну… Сама понимаешь: армия – не гражданка, где каждый сам себе голова. И вот… Наконец-то! Кажется, все в порядке: назначен командиром взвода отдельного гвардейского штурмового танкового полка (предлагали штабную должность, но я отказался). Был представлен личному составу: ребята крепкие и молодые. Впрочем, и я ведь тоже еще не стар, не так ли? Шепнули, что взвод – в отстающих по части боевой и политической подготовки. Не отчаиваюсь… Подтянемся и выйдем в передовые… Со временем. В замах у меня – прапорщик Сергиенко. Из старослужащих. Не очень политически подкован, но зато, говорят, ас по технической части. Бывший колхозный тракторист, как он сам говорит, механизатор широкого профиля.

Жду весточки. Очень жду! Черкни хотя бы несколько слов! Обнимаю и… Хотя даже не знаю, имею ли я право на это?..

Приморский край, город Уссурийск, в/ч 6633, Осинцев Алексей Леонидович. 5 августа».

«Москва, 20 августа. Алёшенька, привет! Только что получила и сразу засела за ответ. Я – не ты! Вот!..

Чуть-чуть сердита, а поэтому объявляю дисциплинарное взыскание – три наряда вне очереди. За что? Сам знаешь: неужели не мог с дороги написать? Я было подумала, что забыл, как в ваших кругах говорят, поматросил и бросил на произвол судьбы несчастную москвичку.

Через одиннадцать дней – мой последний каторжный студенческий год начнется. Как обычно, на месяц отправят в колхоз, на уборку овощей. А потом – учеба, последние курсовые, зачеты, экзамены и выход на диплом. Скорее бы! Так всё надоело, ты даже представить себе не можешь! А тут еще ты… Не подаешь вестей…

Напиши: что это за город? И, пожалуйста, подробнее, а иначе последует очередное дисциплинарное взыскание, понял?..»

«…Верочка, я всё понял и смиренно склоняю голову. О городе. Если судить по провинциальным меркам, город вполне даже – полтораста тысяч жителей. Стоит на реке Раздольная, вроде бы приток Амура (извини, но на местности пока плохо ориентируюсь). Два театра, несколько заводов и совхозов. Исходя из исторической справки, попервости (до 1896 года) это было сельское поселение Никольское, а в тридцатые годы город назывался Ворошилов… После известных событий переименовали в Уссурийск. Почему именно так назвали? Не знаю, но позволю себе предположить, что в честь правого притока Амура, реки Уссури.

Верочка, вычислил, что письма идут долго – по полмесяца – неблизкое расстояние разделяет нас. Но страшно хочу верить, что это нам не помешает… Лично я… Не надо лишних слов… Сама увидишь… Короче, скучаю и надеюсь… Как хотелось бы оказаться рядом, обнять, прижать, уткнутся носом в твои замечательные локоны и ими дышать, дышать, дышать… А еще и… Нет, не буду, а то могу получить еще несколько нарядов вне очереди… И за что только?..

Приморский край, город Уссурийск, в/ч 6633, Осинцев Алексей. 7 сентября».

«Москва, 29 сентября.

Вернувшись, твоя колхозница на столе увидела твое, Алёша, письмо. Обрадовавшись, схватила и неаккуратно порвала конверт. Прочитала и, даже не умывшись, пишу ответ.

Хорошо, что скучаешь. Значит, неравнодушен. Значит, я для тебя не одна из… Безумно хочу встречи… Мечтаю о таких же прогулках по ночной Москве, как тогда, помнишь? Но между нами тысячи километров и… В общем, что писать о том, что недостижимо!.. Грустно.