Космонавты живут на земле

– Видишь ли, – задумчиво начал Костров. – мне, например, эта кабина примелькалась. На заводе я видел уже кое-что и получше из нашей завтрашней космической техники. И если я стану распространяться о своих впечатлениях, то могу тебя разочаровать: надо мной, как говорят, довлеет сравнительный метод…

– Ну а все-таки, – настаивал Горелов, – ты на свое прошлое оглянись, Володя. Вспомни, как впервые входил в эту кабину.

Костров сдвинул прямые брови, наморщил лоб.

– Одно скажу, Алеша, пусть даже это будет больше из области лирики. День, когда я впервые сел в настоящее кресло космонавта, мне показался самым чудесным днем моей жизни. – Он помолчал немного и прибавил: – Только ты не торопись; не за горами этот день и у тебя.

Горелов огорченно вздохнул. Полковник Иванников не бросал слов на ветер. Он действительно засадил новичка за напряженную учебу, допустил только к физподготовке да вестибулярным тренировкам. Все остальное время Горелов проводил за учебниками. Недавно прошли вступительные экзамены в академию. Он сдал их довольно успешно и теперь вместе с другими космонавтами два раза в неделю ездил в Москву.

Группа у них была очень неоднородна. Володя Костров окончил академию еще до зачисления в отряд и теперь сдавал кандидатский минимум. Самый пожилой, Сергей Иванович Ножиков, одолевал последний курс, остальные учились на третьем, и только Алексей вместе с Мариной и Женей были зачислены на первый. Когда они расселись в голубом автобусе, чтобы ехать в Москву на первое занятие, бойкая Женя под общий одобрительный смех так окрестила всех троих первокурсников: «Наша женская группа во главе со старшим лейтенантом Гореловым». Название закрепилось. Когда они собирались для следующих поездок, не было случая, чтобы кто-нибудь не пошутил:

– Как там группа товарища Горелова?

– Это какая же? – невинно отвечали ему. – Женская, что ли? В сборе.

Летели километры под колесами автобуса, мелькали в заиндевелых окошках подмосковные деревни с низкими, придавленными снеговыми шапками избами, белыми громадами возникали кварталы новых блочных зданий, все настойчивее и настойчивее теснили старые дряхлые домишки. А потом как-то незаметно возникала Москва, почему-то казавшаяся слишком официальной в холодной зимней дымке, со своими шумными улицами и площадями.

В академии на лекциях и консультациях космонавты держались замкнуто. Авиаторы народ дотошный и на первых порах Алексею трудно было отвечать, кто он и что, почему не живет в Москве, а наезжает неведомо откуда на занятия. Однажды, когда его особенно стали донимать разными расспросами, выручил Андрей Субботин.

– Ну чего вы пристали к человеку? Кто да откуда! Разве не знаете – он сын министра. На лекции приезжает на собственной «Волге», – добавил он колко, – да и вообще как будто не рвется сойтись с вами…

Слушатели отчужденно отхлынули от Горелова, а Субботин тут же толкнул его в бок:

– Здорово я их отшил, а?

Учеба давалась Алексею не то чтобы легкоЮ но и большого напряжения не требовала. Бывали, правда, и осечки. Так случилось, когда он не смог решить задачу, связанную с аэродинамическим расчетом крыла. Взъерошив свои курчавые волосы, он с ожесточением бросал на пол листок за листком. За окнами давно уже посинело, вспыхнули первые звезды. А задача – ни с места. Отчаявшись добиться результата, Алексей решил обратиться за помощью. Но к кому? Этажом выше жил Андрей Субботин. Его жена уехала с девятилетним сыном на каникулы в Торжок к матери, и Андрей холостяковал. К нему, кажется, удобнее всего было зайти, и Горелов стал собирать со стола листки. Субботин встретил его с таким видом, будто давно ждал. Полез тут же в холодильник, потряс перед глазами бутылкой портвейна, горестно заметил:

– Три месяца храниться непочатая. Если бы у меня завтра не термокамера…

– Да я не за этим, – отмахнулся Горелов, – у меня расчет крыла не получается.

Субботин поставил бутылку в сторону, сбегал на кухню и включил чайник. Короткие рукава шелковой синей тенниски обнажали его сильные руки, еще сохранившие летний загар.

– Это мы сейчас… проще пареной репы, – сказал он, берясь за логарифмическую линейку.

Прошло несколько минут. Андрей пыхтел, морщил лоб, вздыхал. Лист бумаги был весь исписан цифрами, формулами. Линейка в его руках то раздвигалась, то, щелкнув, сдвигалась. Наконец он сознался:

– Слушай, могу тебя обрадовать: у мня тоже не выходит.

– Так бы сразу и говорил, – помрачнел Горелов.

Однако Субботин был вовсе не тем человеком, кого могла смутить неудача.

– Позволь-ка! – возмутился он. – А ты чего, собственно говоря, хмуришься? Я на него, чудака, драгоценное время трачу, а он еще и недоволен. Пойди тогда с этой своей тетрадкой к Жуковскому.

– К какому еще Жуковскому?

– А к тому, что у нашей проходной напротив Константина Эдуардовича Циолковского стоит. Так, мол, и так, скажи, дескать, я, старший лейтенант Алексей Горелов, будущий покоритель Вселенной, запутался в трех соснах и потерпел полное фиаско в расчете крыла. Не можете ли вы, Николай Егорович, сойти с пьедестала и оказать мне аварийную помощь? Он старик отзывчивый, поймет сразу.

– Не надо мне к Жуковскому, – забирая тетрадь, насупился Алексей. – Найдется кто-нибудь и поближе. Пока!

– Постой, – бросился за ним Субботин, – а чаек?

– Выпей его с Жуковским, – посоветовал Горелов, закрывая за собой дверь.

Медленно спустился он на второй этаж и, стоя на лестничной площадке, несколько минут раздумывал, поглядывая на дверь соседней с ним двенадцатой квартиры: позвонить в такой поздний час или нет? Все-таки решился.

Дверь быстро открылась, и на пороге в клеенчатом кухонном фартуке появилась Вера Ивановна, жена Кострова.

– Вы к нам? – спросила она удивленно: Горелов за все время жизни в городке еще ни разу не был у своих соседей.

– Извините, что так поздно, – сбивчиво объяснил он. – Мне к вашему мужу надо.

– Проходите, проходите, – распахнула дверь Вера Ивановна. – Володя в той комнате.

Горелов прошел, куда ему указали, и увидел на диване Кострова. Поверх одеяла, которым тот был укутан, лежала еще теплая летная куртка.

– Кажется, я заболел, Горелов. Знобит, – виновато признался Костров. – Вера, дай водички.

Уже успевшая снять кухонный фартук, Вера Ивановна принесла стакан крепко заваренного чая. Вероятно, она только-только отстиралась: руки были красные, и на них просыхали водяные брызги.

– А врача вызывали? – спросил Алеша, чтобы хоть как-нибудь откликнуться на сказанное.

– Зачем врач? – улыбнулся Костров. – Я и сам силен в диагностике. Ходили на лыжах. Дистанция десять километров. Распалился и выпил воды из-под крана – вот и вся история болезни. Чуточку потрясет, к утру буду здоров.

– Вероятно, я зря к вам зашел, – сказал Горелов, – вам надо отдыхать, а я тут…

– Да ты рассказывай, что случилось?

– Расчет крыла не получается. Зашел к Субботину, он взялся помочь, да тоже не осилил.

– Вот так блондин, – покачал головой Костров, – совсем в математике обанкротился. Верочка, принеси авторучку, логарифмическую линейку и подложить что-нибудь.

Костров сел, положил на колени Алешину тетрадку и углубился в расчеты.

– Чудак ты! Это же все равно, что семечки щелкать! – добродушно приговаривал он, безжалостно черкая гореловский вариант. – Здесь квадратный корень ни к чему, здесь К надо возвести в степень, здесь уберем знак равенства.

Задача и на самом деле была сложной. Лоб у Кострова покрылся складками. Он целиком ушел в мир алгебраических знаков, бесшумно раздвигал и сдвигал линейку, выписывал на черновик колонки цифр. И все-таки за какие-то пятнадцать-двадцать минут проверил и поправил всю многочасовую Алешину работу и, ничуть не рисуясь, сказал:

– Неси теперь хоть в Академию наук!

– Как же это вы сумели так быстро? – спросил Алексей, с восхищением пробегая исписанный листок и удивляясь в душе тому, что такой же, как и он сам, летчик-истребитель в недалеком прошлом и космонавт в настоящем, Костров так блестяще владеет сложными математическими выкладками. То, что он сделал с вырванным из тетради листком бумаги, полным ошибочных цифр, показалось Горелову волшебством. Алеша пристально наблюдал за Костровым, когда тот безжалостно перечеркивал его цифры, надписывал над ними новые, чуть улыбаясь при этом доброй, прощающей улыбкой. Это был совсем не тот майор-заводила, что ворвался в его квартиру в тот день, когда он появился в городке, командовал космонавтами, когда те ставили Горелова под холодный душ, а потом выкрикивал тосты. Сейчас перед ним сидел чуть усталый, очень сосредоточенный человек, в темных глазах его, обращенных на Алексея, было внимание и доброта.

– Ну и ну! – проговорил Алексей. – Быстро вы…

– Погоди, научишься… – засмеялся Костров. – Для меня это пройденный этап. Я сейчас бесконечно малыми и теорией вероятности занимаюсь. Верочка, сооруди нам по чашечке кофе.

На маленький письменный стол, заваленный чертежами и тетрадями, Вера Ивановна поставила кофейник и две чашки.