На Черной реке

– Ну, а про прибыли наши что знаешь?

Греку не терпелось тогда взорвать Федулова на откровенный разговор. Ведь все себе на ус мотает, как древний летописец. И графоманией грешит: местные газетки все его очерки «при советах» тискали – за романтику Севера и летное братство…

– А что знаю… Вот в средней Сибири, где закрома поглыбже нашего – я там летал два прошлых года – построить скважину стоило миллионов двенадцать-пятнадцать. Тыщ четыреста-пятьсот баксов. Ну, какой, скажем, у нее, у новенькой, будет средний дебит? Тонн сто-то точно будет?

– У тамошней… смотря где… ну, тонн сто-двести в сутки, иногда больше… Но в общем по-разному… потом пойдет обводнение, пластовое давление начнет падать, самотока не станет – на мехдобычу надо переходить… – Греку становилось обидно, что этот летун с поспешной легкостью пытается судить о вещах профессиональных, в которых мало что знает, но неугасимое чувство справедливости в нем импонировало.

– Ну вот и прикинь. Они там два года назад, под Нижневартовском, где уже сорок лет нефть качают, в той же «Славнефти», скажем, получали по десять баксов за баррель. Это когда цена двадцать восемь была. Все остальное имели буржуи в Москве и Лондоне. Итак, в день – двести тонн. В тонне – семь баррелей. Тыща четыреста на десять баксов. Получается пятнадцать тыщ баксов в день. Множь на тридцать дней. Получается почти полмиллиона долларов… Все затраты окупаются за месяц. А в следующие месяца – вот и прикинь, чистый навар – и какой! Откат ваш в своей ДЕЛЬТАНЕФТИ давно уже не по десять долларов за баррель черное золото продает… Вот я и говорю – наркобаронам такое и не снилось…

Открытый был парень, этот Анатолий Федулов. Мог и самому Тихареву правду-матку в лицо рубануть. Мог и главе НАО Бутову – когда возил его по округу и дальше. А несколько месяцев тому назад решил уйти с их авиафирмы – и вообще бросить Севера. Запросил свою долю в ней. (Хоть и ругал буржуев, и «Советскую Россию» почитывал, а не погнушался когда-то летное добро на акции делить). Говорили, доля была заметная. А потом как-то странно умер вдруг – угорел от печки в собственной мазанке.

Этот давний разговор с летчиком Федуловым почему-то и пришел на память Греку на борту МИ-8-го по небесной дороге в Арьеган. Сначала летели – было солнечно, потом вошли в низкую рваную облачность, машину подняли на более высокий эшелон. Потом пошли прогалы в облачности – стали снижаться к Арьегану.

Когда до арьеганской вертолетной площадки оставалось всего километров пять-семь, тяжелый мясорубный пристук ротора был неожиданно рассечен каким-то неестественным «вжиком», а в днище – прямо под ногами у пассажира – образовалась дыра шириной в палец…

Один из нарьянмарских нагнулся через брюхо к полу и поднял смятую большую пулю.

– Карабин однако, – доверчиво засмеялся чиновник.

По резкому маневру борта Грек понял, что и в кабине у летчиков случилось нечто серьезное. Тут же открылась дверца их кабины – и оттуда ввалился командир, он был бледнее смерти. Из левого рукава куртки струйкой сбегала кровь.

– Аптечку! – заорал он, вращая глазами. Но тут же упал – не от боли и не от потери крови, а просто потому что оставшийся за штурвалом правак так резко кинул машину вниз, что и сами пассажиры не усидели на боковых скамьях, послетали на пол.

Снижались со скоростью урагана – должно быть, метров тридцать в секунду. Грек чувствовал, как от резкого перепада давления в переносицу кто-то изнутри вбивал ему иголки…

Сели-плюхнулись за краем вертолетной площадки. Где-то рядом засиренила «скорая помощь». Абсурд происшедшего держал всех в оцепенении еще минуту. Руку левому летчику бинтовал инженер-снабженец из ДЕЛЬТАНЕФТИ, летевший в Арьеган вместе с Харлампиди.

– Все – вываливаемся. – Правак выбрасывал трап.

5. Падинское

– А здесь вообще черт значит что стало происходить. – Коротко махал рукой Михаил Дерюжный, радуясь возможности списать на форсмажоры все собственные неудачи и недоделки.

Он махал короткой рукой в балке у бурового мастера на 21-ой скважине, одной из нескольких проблемных на Падинском месторождении, которые стояла задача реанимировать.

Падинское открыли и разведали несколько десятков лет назад. Как это нередко случалось в те далекие годы, когда скважину «консервировали», отцы и деды-буровики обошлись с ней покруче, чем если бы ее и вовсе ликвидировали. Накидали, видимо, туда всякого бурового лома, разбитого ловильного инструмента и еще метров на полста выше положенного добавили раствора в цементную пробку, изолировавшую скважину от пластовых флюидов. И для тех, кто спустя много лет повторно вошел в скважину и вызывал ее к жизни, испоганившие ее злые духи земли устраивали сюрприз за сюрпризом.

Но еще хуже было то, что на это ОАО АРБУР ни в чем нельзя было положиться.

– А что стало происходить? – жестко спросил Грек.

Дерюжный был странной фигурой в буровом деле. Однако имел прямой выход на Тихарева. В АРБУРе у него вообще было странное амплуа – «координатор»…

– Ну, во-первых. – Одышливо мельтешил тот. – Вспомни случай по зиме, когда нам нарисовали штраф за то, что мы здесь двести га самозахватом себе прирезали. То статейки пошли – что ДЕЛЬТАНЕФТЬ перекрывает пути миграции оленьих стад. То – что ядовитые все вещества не утилизируем, а в землю засовываем…

– Так то же ДЕЛЬТАНЕФТЬ, не ваша головная боль…

– А мы ваши подрядчики. Как же не наша…

В балок с мороза вошел буровой мастер Шалымов. Огромный и болезненно толстый, он возложил живот на рабочий столик с бумагами и компьютером. Грека всегда впечатлял этот животище, который не могли охватить ни свитер, ни майка. Нижняя его часть оставалась нараспашку при любой погоде.

Грек сердился:

– Вы мне по производству рассказывайте, а не грузите эмоциями. Вы же знаете, что Тихареву эти ведомства – как бабочки… сачком переловит… Лучше скажите – какая проходка за ночь.

– Да ты погодь, Грека. – Придавил его руку к столу Шалымов и тяжко хрипел простуженным басом: – После того как эти ненцы позавчерась попередыхали, как кролики, нам тут два дня житья не давали туристы в погонах…

– ???

– Ну, мильтоны – начиная с участкового и кончая полковником. Какая-то прокурорчиха из Усинска. Орава целая. Работать мешают – туда с ними пойди, сюда пойди…

– Так что им надо было? Гнали бы… – Разыгрывал полную неосведомленность Грек, а сам тем временем послеживал за Дерюжным краем глаза. Ведь почему-то даже и не заикнулся об этом вчера в телефонном разговоре.

Кислые воспаленные глаза Дерюжного подрагивали в ресницах, а сам он нервно теребил свой приплюснутый широкий нос, словно пытаясь из него вылепить тонкий – с аристократической горбинкой… От природы его нос, видимо, не был таким вмято-курносым и безобразным, а приплюснули ему его где-нибудь в драке. Ясно, что не на ринге, на боксера он никак не тянул характером.

– Дык как прогонишь? – Изношенный дизель бронхов Шалымова тарахтел и дребезжал мелким сипом. – Они и понаехали сюда – как ненцы те передохли все, как кролики… Какая уж тут работа…

И он коряво пересказал содержание трагедии, о которой Харлампиди впервые сообщили вчера утром.

– И что же – вы-то когда об этом узнали? – спросил Грек.

– Дык позавчерась еще утром. Они еще мимо нас на Арьеган тогда своих возили. Сначала на Толву, а потом на Арьеган…

Грек молча перевел глаза на Дерюжного. Карий – с метисинкой – взгляд Валерия Харлампиди мог становиться пронзительней любого – даже и происходящего из голубой или холодно-серой радужной.

– Да когда мне докладывать? – Изображал спокойствие Дерюжный. – Да и забылось как-то…

Чины из органов приезжали дознаваться – не известно ли им чего и не используется ли метиловый спирт в технологических цепях на станке КРС.

– Да если б и было чего – не сказал бы, – дребезжал пробитыми басами буровой мастер.

– А что – есть? – пытливо мигнул Грек.

– А и тебе не скажу. Дык и не могло оно отсюда утечь. – Весомым аргументом навалил живот на хлипкий столик Шалымов.

Что-то уже прояснилось. Из этого разговора стало ясно, что Дерюжный по какой-то причине скрыл то, что в любой подобной ситуации без упоминания не оставил бы, ведь это для него бы был вид «отмазки», способ спрятать огрехи производства за случайные события…

– Жалко, конечно, оленеводов…

– А ночью почему стояли? – Грек заглядывал в буровой журнал одним глазом. – Вы за два дня прошли полметра.

– Дык не дается ж. Мы уж и печать два раза спускали. Там по центру в бетоне какой-то штырь торчит.

Пучеглазый и потный Шалымов, у которого и подбородок-то казался небольшим животиком несоразмерно робко покосился на Дерюжного.

Понял – что у тебя за тормоз, – глазами сказал ему Харлампиди.

В это время Дерюжному позвонили, и Шалымов быстренько предложил: