На Черной реке

– Ладно, пойдем к ребятам. Посмотришь – что у нас.

Когда оба вышли, оставив Дерюжного у коробки спутникового телефона, Грек неожиданно спросил:

– Слушай, Шалымыч, а ведь этот чум… он ведь от вас и от Толвы тоже недалеко…

– Дык знамо недалече. Они там на толвинской петле стоят.

Да ты их знаешь хорошо. Там еще лесок такой душевный над речкой.

– Это они ж на ДЕЛЬТАНЕФТЬ в прошлом году накатывали. Ну, не сами – а через них. Помнишь, с ними еще телевизионщики какой-то сюжет снимали.

– Ну-ну. – Качнул животом буровой мастер. – Потом по ящику показывали. Ребята видели, когда с вахты воротились. По какому-то центральному каналу показывали. Сам не видел. В общем ДЕЛЬТАНЕФТЬ оленеводству вредит, природу загрязняет… лес под сейсмопрофиля рубит… Про КУЛОЙЛКОМИ небось никто такого не покажет…

– Что ж, значит они…

– Ага… – Кивал буровой мастер, не вполне понимая, почему Харлампиди акцентирует.

А что если… – думал Грек, – что если не на ДЕЛЬТАНЕФТЬ это накат… что если наоборот…

Эта догадка, впрочем, потерялась в потоке рабочей информации. Буровой мастер Шалымов был, пожалуй, единственным мужиком в арбуровской шайке-лейке, на которого можно было положиться. Поэтому все вопросы Грек предпочитал решать с ним. Но так получилось, что между ними где мог почему-то встревал этот «координатор», этот ненужный Дерюжный, как звал его про себя Грек. Порождение эпохи и деловой практики Нила Тихарева, которые вот-вот должны были закончиться, чтобы уступить место следующему этапу капиталистического строительства, да все никак не заканчивались…

– Дак что у вас там за ЧП в полете случилось?

– Да обстреляли нас на подлете к Арьегану. Такого здесь вообще никогда не было. Маразм какой-то…

– Ага, не поймешь – то маразм, то терроризм…

Разговор у них шел на ветру за одним из хозяйственных балков. Дерюжный, как договорит, сразу кинется к площадке буровой за ними. А они пока спокойно тет-а-тет потолкуют.

Шалымов закурил «приму» без фильтра.

– Уходить я хочу, Грека, от них. Ну их на хрен совсем. Пять лет на них здоровье гнобил – а теперь невмоготу. И деньги у них есть – а все одно, и нам недоплачивают, и оснастку не закупают. Долота и те все какие-то ворованные в земле крутим. Вот нехорошо тебе как заказчику своих закладывать… а ты спроси – какой щас в пятнадцатой скважине буровой раствор…

– Как какой? – удивился Грек. – Только утяжеленный. И только с превенторами – иначе нельзя. Я же сам верстал программу расконсервации и бурения.

– Да там уже три дня как инженера по растворам не было. То ли запил где, то ли что… Прикинь…

Из-за балка высочил Дерюжный.

– А… вот вы где шушукаетесь… Ты шо, Шалымыч, скидываешь информацию тут втихую? – он ядовито хохотнул. Дыхание у него было смрадное, Грек и предпочитал с ним общаться вне помещения – где мороз перебивал могильный тлен, шедший у того изо рта.

Харлампиди хотел сказать ему что-то злое, но сдержался.

Для капремонта скважин АРБУР использовал два старых уралмашевских станка на шасси «урагана» – древнего многоколесного ракетовоза, еще «при Советах» таскавшего межконтиненталки. Один из них сейчас и стоял на скважине № 21 небольшого месторождения, названного Падинским. Все лучшее на нем было заменено изношенным и плохим, поэтому поломки сыпались одна за другой.

Если бы капремонт не был отдан на откуп «левакам» – подрядчикам из АРБУРа – и если бы не были разбазарены буровые активы самой ДЕЛЬТАНЕФТИ, не было б ни простоев, ни отставаний от планов, а главное – не тратились бы силы на разборки с подрядчиком…

Грек это знал, но вынужден был с этим мириться, потому что знал еще и другое – на чьей стороне Нил Тихарев. Он на стороне своих старых дружков – таких же мордастых, шкафоподобных и приземистых, как сам он, покорителей недр Республики Коми… Покорители недр они, конечно же, в кавычках. Уместнее было бы сказать «гробокопатели». Тоже покорители недр своего рода…

И все же иногда, когда стрелка негодования начинала зашкаливать за десять атмосфер, Валерий Харлампиди, начальник отдела бурения и КРС нефтяной компании ДЕЛЬТАНЕФТЬ, взрывался, не думая о последствиях. Случалось, он вступал в открытую ругань с гендиректором – если один на один у того в кабинете. Или протестовал против неразумной практики на производственном совещании – когда при всех.

А в общем такое случалось редко, что его и выручало. Ни безупречная репутация, ни личные заслуги и ни связи не спасли бы, случись ему озвучить свои протесты, когда Тихаревым овладевали драконы гневливости – иногда беспричинной. Тот терпел его взрывы только из показного патриаршего великодушия – выказывая, каким терпимым и великодушным он может быть с подчиненными.

Но Греку, пожалуй, единственному это сходило с рук. Тихарев про себя ценил особое устройство души Валерия Харлампиди, в других он не находил оправдания идеализму. Грек и в самом деле сочетал в себе несхожие черты: он был по-мужски тверд и непробиваем в убеждениях, но эта кольчуга была на нем поверх тонкого сукна – его внутреннего благородства.

Чего не знал Валерий Харлампиди, как не узнал бы и никто другой, так это того, что Нил Тихарев был своего рода коллекционером человеческих душ. Ему нравилось, что у него в директорате и в числе начальников отделов были люди неординарные – либо в своей неумеренной фактурности, острохарактерные, либо в плане личностной своей реликтовости.

Валерий Харлампиди представлялся ему порой неким Ланцелотом, персонажем из рыцарских романов, которые одни он только и читал когда-то. На самом донце тихаревской души угасала мечта о благородном и прекрасном, так и не скомпенсировавшая жестокости и вероломства, которыми была начинена его жизнь в начале-середине девяностых.

Да, у Грека было как минимум полдюжины поводов отматерить и Дерюжного, и Шалымова, но, единственный из буровиков в крае, он не умел материться. Хотя и умел быть требовательным.

Грек спросил что-то у бурильщика, работавшего на площадке буровой у пульта, потом вернулся к буровому мастеру и «координатору»:

– Поднимай из скважины инструмент. Меняй фрезу. Этот парень запорет обсадную. Или сам становись к пульту.

Мастера разобрала злость. Он сдернул с дымящегося потного затылка самовязную шапчонку и хлестко хлопнул ей о колено.

– Дык… ну ты че, начальник? Где же я тебе лучше-то найду? Они с утра до ночи на морозе с трубами валандаются. А сколько они за это имеют – спроси… Где ж лучше взять?

Грек резанул взглядом по рыхлому лицу «координатора», тот стоял в стороне. Потом подвел его за рукав к буровому мастеру.

– Хорошо, тогда вы, Михаил.

Тот отпрянул, высвобождая руку:

– Да вы что, у меня другие функции. Я вообще другим делом…

– То есть, вы не буровик?

– Нет, но я…

– А кто?

– Как кто? Я координатор…

– И что вы координируете? Зачем вы здесь?

Дерюжный отступил еще и набычился:

– Как что… я координи… Да я вообще буду жаловаться на ваше поведение директору. Своему директору, – уточнил он.

– Отлично, – согласился Грек. – Жалуйтесь – хоть в союз художников. Это ваше право.

Шалымов вновь натянул шапочку на слипшийся и все еще дымящийся растительный покров и засеменил за Греком вниз. В этот момент он жмурился от удовольствия.

– Не спеши пока уходить от них, Шалымыч, – кинул через плечо Харлампиди. – Тут ведь и у нас что-то перемениться может…

Сверзаясь вниз по лестнице вслед за ним, буровой мастер скрипел сапожищами о железные ступени.