Sex-shop «Шалунья»

Йог выглядел несколько ошарашенным.

– Что это? – спросил он, тыкая пальцем в витрину. При этом голос его пресекся.

– Это женщины – в некотором роде. А точней – идеальные женщины. Никогда не скажут лишнего. Ничего не скажут – ни да, ни нет. Вам нужно лишь угадать свое желание, а, угадав его, вы предугадаете ее ответ.

– А там, внутри, в коробке они такие же?

– Ну что вы! Ведь это идеальные женщины, а идеальная женщина должна быть такой, чтобы в нее невозможно было влюбиться.

– Почему же?

– Любовь – отрава. Любовный яд проникает в нас незаметно, словно влага из воздуха, лишает рассудка, воли и сил…

– Ах, вот вы какой, коллега… Вы – циник.

– Я – старый циник.

– На сколько же старый?

– Лет десять… или тринадцать. Короче говоря – с тех пор, как женился. Но в этом пути у каждого свой опыт. Правда… Но, вернемся к нашим…

– Баранам?

– Козочкам. Словом, вы ее надуваете, и получаете идеальный объект для тантрического секса, готовый принять избыток вашей Ян во все свои  три работающие чакры.

– Семь.

– Что – семь?

– Чакр должно быть семь.

– Значит – семь. Здесь три явные… Остальные откроются позже, по мере достижения гармонии, баланса энергий и духовного озарения.

Входной колокольчик над дверью, одновременно являвшийся и выходным, прозвенел по ушедшему йогу, унесшему подмышкой рыжеволосую красотку в страну тантрических радостей. На этот раз он избрал вполне обычный путь перемещения в пространстве. Славик смотрел ему вслед, испытывая душевный подъем, едва ли не озарение. Он оказался на высоте, и там, на высоте, ему было хорошо и приятно. Он подумал, что, возможно, там ему удалось пригубить из космического источника. Он повернул пимпочку подзавода, и кролики завели свой нескончаемый тантрический танец любви. И были они упорны, старательны и сосредоточены в танце. И все ж таки до озарения и просветления им как всегда не хватало какой–то малости – то ли силы пружины, то ли маленькой, малюсенькой души.

Котик

Джип накатил, как лавина, бесшумно и неотвратимо, остановился внезапно, окутавшись облаком пыли. Он воткнулся в узкий проход в металлическом парапете как слива, как чернослив, как все они втыкаются. Хлопнула дверца, из джипа выбрался качек. Он обошел машину спереди, протиснулся между ней и парапетом и выбрался на узкую дорожку, брошенную через газон к калитке как мостик. Навстречу ему выкатил инвалид на коляске, но, увидев, что проход закрыт, что–то пробубнил себе под нос, развернулся и заколесил в объезд. Качек, слегка подсев, раскинул руки в стороны, сделав ими такой жест, что, мол, извиняй, братан, занято… Потом побоксировал воздух вслед удаляющемуся калеке: хук, хук, хук… Воздух загудел, кулаки были не маленькими. Примерно раза в три больше, чем просто немаленькими. Был он одет в черный спортивный костюм с лампасами, кроссовки и бейсболку – как все они, качки, одеваются, обычная униформа. Славик даже подумал, что это новый национальный костюм украинцев – известных любителей шаровар. Но, подумав немного еще, решил, что, пожалуй, не для одних только украинцев этот костюм родной, и тогда определил его как наднациональный национальный костюм украинского народа. А это уже попахивало покушением на суверенитет и самостийность, и с этим шутить не следовало.

Качок был не высок и не низок, не толст и не тощ. Просто было видно, что в спортивном костюме сосредоточилась масса, близкая к критической и склонная к постоянному зашкаливанию за критическую отметку от малейшего внешнего воздействия – физического, ментального, звукового, визуального или еще какого, сущность которого и предугадать невозможно. После любого из перечисленных видов воздействия сразу же происходил выброс энергии вовне, качек начинал пениться, плеваться и боксировать.

В настоящий момент джентльмен в спортивном костюме был относительно спокоен, но вид его источал угрозу.

«Только бы не к нам! Пусть его мимо, Господи!» – как молитву повторял Славик.

Когда пыль вокруг джипа осела, бесшумно опустилось правое переднее тонированное стекло, и в образовавшийся проем выглянула болонка. Качки любят, чтобы рядом с ними в джипаре сидела крутая болонка, а болонки просто обожают прокатиться на джипаре рядом с каким–нибудь качком. Хотя, если нет, вместо джипа сойдет любая другая тачка, а роль качка может временно сыграть любой другой мужик. Потому что когда сквозь ветровое стекло маячит болонка, кто вообще обращает внимание на то, кто на самом деле управляет транспортным средством? Тут еще важно, чтобы на болонке были темные очки побольше, отсутствие какого–либо выражения осознанности под очками, и, как непременный завершающий штрих – жвачка за пухлой губой или сигарета в тонких пальцах, а лучше – то и другое.

Нашей болонке повезло: у нее был джип, у нее был настоящий качек, на ней сидели очки размером с гермошлем, она, конечно же, курила длинную тонкую сигарету и при этом еще умудрялась что–то жевать.

Болонка высунулась в окно, сплюнула на красную плитку дорожки и низко томно протянула:

– Котик, посмотри там что–нить прикольное…

Она пошевелила пальцами в воздухе, как бы пытаясь обрисовать, чего такого прикольного ей хотелось. При этом она – нечаянно! – зацепила накладным ногтем за дверцу, ноготь отщелкнулся и упал ей под ноги.

– Б..дь, ноготь отвалился! – подтвердила она неисправность. Набрала в грудь воздуха и нырнула за ногтем. Темные очки помешали скоординированности этого движения, вследствие чего она врубилась лбом в бардачок на передней панели джипа.

– Су…а! – сказала она, вернувшись в исходное положение. Закинула очки, как забрало, на темечко, потерла ушибленный лоб и вновь ушла за ногтем.

На слова подруги Котик слегка оглянулся, на лице его промелькнуло выражение понимания задачи, он буркнул – ладно – и, пнув дверь магазина, вошел в него.

В магазине сделалось сумеречно.

Славик, пригнувшись за прилавком, потер глаза, но яркости изображения это не добавило. Тогда он просто затаил дыхание, и некоторое время наблюдал за посетителем сквозь витрину стойки. В сумерках, как казалось Славику, тот кружил по торговому залу, словно крупная и опасная рыба. Лихие девяностые, конечно, прошли, но Славику вдруг отчетливо почудилось, что нет, не прошли они. Тогда что, интересно, он тут делает? Почему не сидит там, где ему положено было сидеть тогда: за своим столом в холодной аудитории аграрного техникума, в котором он, помнится, учился на зоотехника. Нет, все изменилось, и, к сожалению, новый уровень не слишком перекрывает предыдущий.

Но, однако же, дальше тянуть было нельзя, следовало возвращаться на рабочее место и как–то обозначать себя. Славик вдохнул, медленно выдохнул и, на выдохе, поднялся из–за прилавка.

– Опа! – удивился качек, впрочем, не особенно. – Получается – не самообслуживание?

Славик улыбнулся куда–то в левое плечо.

– Получается, – согласился он. – Вам что–то подсказать? Вы что–то конкретное ищете?

– Да х… его знает, – протянул Котик негромко, и в голосе его прозвучало нечто, некие предпосылки возможного будущего развития событий. Стало ясно, что парень и до прихода в магазин был на пределе, а теперь этот предел и вовсе истончился, почти растаял, и еще немного, еще мгновение и ему будет все равно, кто за все ответит. А ответит, конечно же, тот, кто первый под руку подвернется. А кто тут такой счастливый? Славика передернуло и прошибло.

И напрасно, напрасно он беспокоился. Все вдруг чудесным образом разрешилось само собой.

– А это что? – засек качек прикольное что–то. – Вон то, с хвостом!

Славик отследил взглядом указанное несгибаемым, как кусок арматуры, пальцем качка.

– Ах, это… Это – пони, – и, завершая характеристику, изобразил вживую: – И–го–го!

– Ну–ка ну–ка, покажи поближе… – заинтересовался качок.

Славик достал со стенда прозрачную упаковку со средних размеров плужком, в тыльную нерабочую часть которого была вделана роскошная кисть наподобие конского хвоста. Качек долго вертел игрушку в руках, пока, наконец, не просветлился.

– Ага, понял, – радостно загоготал он. – Вот эту хрендюлину втыкаешь в жопу…

– Ну, это, да… туда… – под выжидательным взглядом Котика подтвердил инструкцию Славик.

– …и ты – пони! Маленькая лошадка, га–га… А че, прикольно! Что молчишь? Тебя спрашиваю: сам пробовал?

Славик почувствовал себя разудалым дождевым червем, несущимся, что есть мочи, по шоссе, навстречу которому движется каток, и столкновения с сомнительным исходом не избежать, если только…

Входная дверь пропела голосом судьбы, и ситуация качнулась в сторону разрядки. Но поначалу Славик этого не понял, потому что в сумеречном до того магазине стало не прохладней – стало таки холодно, когда, высекая из плит пола искры своими десятидюймовыми шпильками, в нем появилась и устремилась к ним давешняя болонка из джипа, девушка – блондинка.

Все помнят лицо Великого Сфинкса, кое–кто догадывается, некоторые даже ощущают, что скрывает оно некую ужасную тайну. Так вот, лицо этой прекрасной девушки не выражало ничего. Точней говоря, оно было не выразительней татарского дувала – полная обращенность вовнутрь ограды. Что, однако, вовсе не намекало на богатый внутренний мир, оторваться от которого его обитательнице было невмоготу. Поразило же Славика совсем другое. Стройные и длинные до столбообразия ноги девицы взлетали ввысь от шпилек на изящных туфельках сорокового размера и где–то там, на перебивающей дыхание высоте превращались в мощные накачанные бедра, над которыми попка ее казалась величиной с фасолину. Вы как хотите, но Славику нравились несколько иные пропорции женских ножек. Он, кстати, почему–то сразу вспомнил старый американский боевик, в котором милая такая девушка, тоже блондинка с не менее крутыми бедрами и каратистским воспитанием, с легкостью переламывала ими шеи оказавшимся между ее ног мужикам.