Фантасмагория душ. Рассказы и стихи

Разбрасывая по стихам с трудом детали,
Я нарушаю все законы естества.

Но, будучи от абсолюта плоть от плоти,
По венам разгоняю с ярким чувством кровь.
Закованный в цепях, парю я в звездолёте,
Неся внутри него сомненья и любовь.

Колбаса

Мы вспоминаем…
Мы вспоминаем время, когда были другими,
Не понимая, действительно ли тогда это были мы?

Электричка «Москва – Петушки», отдохнув буквально секунд двадцать на остановке «Платформа 105-й километр», с железным поросячьим визгом понеслась к станции «Покров». Немногочисленные пассажиры начали медленно подниматься с тёмно-коричневых сидений, скрипя коленками и распрямляя изогнутые в дугу позвоночники. Ещё бы, любой шарнирно-рычажный механизм, даже такой выносливый, как человеческий, после двухчасового неподвижного положения реально может застояться.

Хоть и была Москва относительно близка от этих мест, но от людей требовались немалые усилия, чтобы попасть в неё и в тот же день живыми и здоровыми вернуться назад. Об этом, как никто другой, знала зелёная, не первой свежести, электричка, каждый день курсирующая между столицей и городком с птичьим именем.

Тем временем железная ящерица стала постепенно замедлять свой ход, наблюдая впереди увеличивающуюся в размерах платформу следующей остановки. Пассажиры потянулись поближе к тамбуру, устало волоча за собой большие сумки и рюкзаки. Четверо молодых людей, сидевших неподалеку от выхода, радостно подскочили со своих мест и начали суетливо готовиться к выходу вместе с остальными.

Молодость, видимо, хорошо знает своё дело, окрашивая в яркие цвета всё происходящее вокруг. Даже это утомительное путешествие для неё было чистой забавой, приятным развлечением, в такой, казалось, бесконечно длинной жизни. Вселившаяся в тех четверых Молодость разгоняла в их венах кровь, растягивала на лицах улыбки и пьянила игриво пенящимся шампанским радости. Розовые очки позволяли сглаживать воздвигнутые в начале девяностых в Союзе острые частоколы очередей в магазинах, талоны на сахар и колготки, карточки беженцев и москвичей. Через толстые стёкла можно было на многое не обращать внимания, а некоторое разглядывать, как через лупу.

Именно это свойство волшебных очков позволило всем четверым одновременно заметить на сидении одиноко лежащий целый батон докторской колбасы. Видимо, его забыл один из пассажиров, сошедших раньше. Как у всех приличных людей, а эти ребята, судя по всему, были вполне себе приличные, у них возникла жалость к тому, кто в это непростое время забыл еду. Последующие мысли были вполне адекватные и приправленные длинными слюнями, начинающими незримо свисать до самого пола электрички. Двое парней и две девушки начали переглядываться и шептаться друг с другом в поисках решения этой непростой задачки. Природная скромность не позволяла им вот так просто подойти и забрать этот аппетитный продукт.

Самой сообразительной среди них оказалась черноволосая, небольшого росточка, миниатюрная представительница слабого пола по имени Ира.

– Валера, Валера, ты забыл колбасу! – воскликнула она, обращаясь к брату. Тот недоумённо посмотрел на сестру. В это время железная ящерица уже стояла как вкопанная на перроне. Дверь вагона с шумом открылась. Это было сигналом для черноволосой. Словно дикая собака динго, она метнулась к колбасе. Вдогонку раздался крик Валеры:

– Ты сейчас уедешь в Петушки!

Этот отчаянный возглас так и повис красной рваной тряпочкой, развевающейся в потоках воздуха, возникших от прыжка девушки. Ирина, практически в зубах держа сочный двухкилограммовый батон докторской, уже через мгновение была рядом с остальными на перроне.

Хоть Молодость и видывала виды, но с такой стремительностью ей пришлось столкнуться впервые. Компания, прихватив законную добычу, гордо пошагала к маленькому деревянному дому, расположенному в нескольких сотнях метров от станции. В нём они, несмотря на своё городское происхождение, раскочегарили русскую печь. И на неподъёмной чугунной сковородке Наталья, вторая девушка, зажарила толстые ломти колбасы. Затем обильно залила их яйцами. После приготовления пищи Богов, сидя за маленьким квадратным столом, ребята искреннее благодарили рассеянного гражданина, как бы извиняясь перед ним, что доедают его московский продукт.

В сторонке, возле массивной дверцы печки, на маленьком детском стульчике уютно расположилась Молодость, которая с умилением слушала весёлый разговор юношей и девушек. Треск горящих поленьев и приятная теплота от печки так разморили невидимую участницу дружного коллектива, что она заснула. В скором времени четвёрка, тихо прикрыв дверцу дома, уехала на электричке обратно в Москву, оставив царевну и дальше дремать в тёплой деревенской комнате.

Открыв после пробуждения глаза, Молодость увидела пустой одинокий стол. В это время компания уже подъезжала к Златоглавой. Электричка лихо врезалась в высотные дома и суету столичных улиц, распугивая ворон и воробьев, восседающих на высоковольтных проводах. Молодые люди так и не поняли, что там, в покровском доме, они забыли что-то важное… Важное, которое уже всегда для них будет пахнуть жареной докторской колбасой с яйцами.

Оно

Не Божество, не разум, не природа
В строках моих находит дом родной.
И трепеща восторженно от кода,
Оно сливается с немой толпой.

Прохожие, идущие на плаху,
На казнь свою стремясь не опоздать,
Не замечают, как, надев рубаху,
Оно их учит в облаках летать.

Неся внутри частицы внеземного
И видя свет в местах, где сущий ад,
Себя не выдавая за святого,
Оно ведёт прохожих в райский сад.

Там яблони цветут и пахнет мёдом,
От запаха цветов парит душа.
И Боги по одной тропе с народом
Вальяжно ходят, молча, не спеша.

И время спит в кустах, сопя неслышно.
Пространства нет, есть только Божий свет.
А мысли размножаются так пышно,
Ведь там для них совсем предела нет.

Хоть замки строй, хоть корабли, хоть горы,
Хоть посети с визитом красный Марс –
Оно в строках расширит кругозоры
И примет вас в "мильоны" новых царств.

Детство

Детство ушло.
Ушло навсегда,
Оставив только музыку со школьного выпускного вечера.
Я её слышу. Слышу ясно, будто сейчас ещё нахожусь там…

Там было детство, сути которого я не понимал. Там было время, которого я не замечал. Там не было Бога, о существовании которого я не догадывался. Там не было всего того, что сейчас наполняет мою жизнь. Но разве важно, что было и чего не было тогда? Там все были живы. Я мог дотронуться до них рукой и ощутить теплоту их тела. А сейчас?..

А сейчас я могу сделать то же самое, только в своих мыслях. Мыслях, которые выскальзывают из моей головы и ложатся на чистое белое поле смартфона, преображаясь в непонятные чёрные витиеватые закорючки. Эти буковки, слова и предложения называются русским языком. Но сможет ли он передать всю мою внутреннюю тоску и боль о времени, когда я был ребёнком?

Там было хорошо – да, там было что-то, к чему мы сейчас ни за что не хотели бы возвращаться – тоже да. Но тёмных красок было немного. Они практически не были заметны на картине, где преобладали яркие цвета, бьющие прямо в глаза.

Я опускаю веки и погружаюсь в сладостную дрёму, наполненную воспоминаниями. Вот напротив сидит папа. Я никогда не называл его грубым словом «отец», потому что оно никак не вяжется с ним.

Мы играем с папой в шахматы. Белые квадратные шахматные часы «Янтарь» с двумя циферблатами попеременно радостно тикают, отсчитывая время, которое отведено каждому из играющих. Эти часы, я помню, подарил мне дядя Виталик. Он иногда наведывался к нам из горного Кафана. Минутные стрелки постепенно поднимают красные флажочки, расположенные на цифрах «двенадцать». Тот, у кого флажок упадёт первым, – проиграет.

Подождите, остановитесь, я ещё не всё вспомнил! Мама пока не написала за меня сочинение для школы. Мне же надо получить хорошую оценку для аттестата.

Я только после узнаю, что эти пятерки и четвёрки никому не нужны. Отметки за успеваемость, выигранные олимпиады и прочие звёздочки на нашем скоростном детском истребителе – это лишь миф, придуманный взрослыми. Должны же дети к чему-то стремиться.

Но почему их не учат быть счастливыми? Нет такого предмета в школьной программе. До этого взрослые доходят сами, в большинстве случаев совершая критические ошибки в правописании. Счастье, словно юркая рыбка, снова и снова ускользает от них, уплывая в тёмную глубину океана жизни.

– Нептун, Нептун! Поймай её для меня, – кричит уже пузатый и лысоватый мужчина. Бог водной стихии хмурится. Ему неприятно, что какой-то жалкий человек о чём-то его просит.

– Сам лови, – коротко и по-военному отрезает он, – если тебя не научили в детстве – не моя в этом вина, – расставляет все точки над «i» Владыка морей.

Я возьму большой сачок и всё-таки поймаю золотую рыбку счастья. Но это будет потом, а пока… Пока я бегу, участвуя в соревнованиях на стадионе им. Ленина. Ленина – вождя, идола. Владимир Ильич подменил нашего Бога. Но разве нам было от этого плохо? Мы не знали о пролитой крови, расстрелах, ГУЛАГе… Обо всём том, что сейчас вызывает сомнения в правильности семидесятилетнего пути, по которому двигалась наша страна. Мы верили, просто верили. И от этого нам было хорошо.

Пятиконечные значки октябрят, красные галстуки пионеров, приём в комсомол. Как тогда мы переживали, что забудем о каком-то съезде партии. Перепутаем даты значимых событий, имена и отчества генсеков и ещё кучу важного. Но всё прошло. Пена поднялась на поверхность и исчезала с накатывающими волнами родного Каспийского моря. Осталась только теплота… Теплота родителей, бабушки и сестёр, которые делились ею со мной – ребёнком.