Фантасмагория душ. Рассказы и стихи

Бабусенька

Иногда мы ощущаем себя маленьким звеном огромной цепи,
Тянущейся от самого зарождения человечества.
Жаль, что эта цепь иногда может просто оборваться,
Так и не раскрыв тайны,
Какое колечко должно было быть следующим.

Хоккейный матч неотвратимо приближался к развязке… Секунды на табло безжалостно щёлкали, стараясь побыстрее сбросить с себя ненавистные цифры и превратиться в ничего не весящие воздушные нули. Напряжение в игре достигло такого высокого значения, что градусник, измеряющий коллективный уровень адреналина в крови болельщиков, грозился вот-вот лопнуть.

Кажется, что даже белоснежного цвета лёд нервно вибрировал, становясь красным и горячим, как сковорода. Жажда победы у всех двенадцати по полному разряду экипированных мужиков, носящихся взад-вперёд по хоккейной коробке, выплёскивалась через край. Но, к сожалению, текущий ничейный счёт никого не устраивал. Он, как заноза, засел в мозгах спортсменов, не позволяя им ни на секунду расслабиться и перевести дух. Подгоняемые страстью, то одна, то другая команда атаковали, не щадя ни противников, ни себя. Борта арены жалобно кряхтели, когда в них врезался клубок хоккеистов, пытающихся прижать друг друга к деревянным границам. Голевые моменты буквально чередовались, словно бешеный скорый поезд нёсся через темноту, демонстрируя зрителям освещённые окна. Оставалась лишь минута до окончания игры…

Бросок! И Третьяк невероятным способом отбивает шайбу, резко приземляясь на щитки. Стадион загудел, увидев феерическое мастерство нашего вратаря с гордой полукруглой надписью на красной майке – «СССР». Канадец-нападающий со злостью ударяет клюшкой об лёд. Та с треском ломается, разлетаясь в разные стороны. Шайба, взмыв на полметра, приземляется прямо перед Михайловым. Центрфорвард, недолго думая, подхватывает чёрную бестию и устремляется вперёд. Его коньки прямо-таки вонзаются в лёд стадиона, оставляя на нём залихватские размашистые следы.

Пас! И шайба моментально оказывается на крюке у Харламова. Игрок замахивается и сходу бьёт по воротам. Го-о-ол! Резиновая чёрная «консерва» влетает в неприкрытую левую девятку ворот. Сзади за бортиком загорается красный свет, символизирующий, что непробиваемый канадский бастион пал.

– Го-о-ол! – вскакивая с кресел, надрывая голосовые связки, вопит стадион.

– Го-о-ол! – бросаются друг другу в объятия хоккеисты нашей сборной.

– Го-о-ол! – протяжно кричит Николай Озеров в комментаторской кабинке.

– Го-о-ол! – радостный возглас расползается по всей нашей огромной советской стране и с напором горного потока несётся откуда-то сверху на среднерусскую равнину, достигая начала Кавказского хребта.

Когда бурлящие эмоции подкатывают к западному побережью Каспийского моря, мирно сидящая на скрипучей тахте Бабусенька – старенькая прабабушка Володьки Харченко – подскакивает от неожиданно свалившейся ей на голову феерии победы.

Скорость распространения информации о сумасшедшей игре объяснить довольно просто. И дело здесь совершенно не в могучей силе телевизионного сигнала, преодолевающего за секунды тысячи километров. По факту, настоящий захватывающий спортивный спектакль разворачивался прямо перед глазами старенькой женщины и главным режиссёром был её внук.

Это он, держа пластмассовую клюшку, привезённую недавно отцом из московской командировки, был и Харламовым, и Михайловым одновременно. Бабусенька, понятное дело, исполняла роль Третьяка – она же сидела на тахте, которая на время матча превращалась в ворота.

Квартира, где происходила битва хоккейных титанов, была расположена в многоквартирном трёхэтажном доме в посёлке Монтино, в одном из районов солнечного Баку. Хотя с игрой в хоккей жители города были знакомы разве что по ламповым телевизорам, но здесь её очень любили. Переживая, мужская часть населения города огней сидела возле голубых экранов и абсолютно не уступала по темпераменту боления зрителям, жившим намного севернее.

В столице Азербайджана не было ледовой арены. Прохожие никогда не видели мальчишек, несущих большие сумки во весь рост, из которых торчала бы хоккейная амуниция. Какой там лёд, скажете тоже! Ведь даже снег на Апшероне выпадал в лучшем случае один раз за год – на тридцать первое декабря. Так Дедушка Мороз, пожалев горожан, дарил им самый долгожданный подарок на Новый год.

А тут, видите ли, вдруг восемнадцатиметровая комната с деревянными полами, со стандартной советской мебелью, превращается в зеркальный каток, на котором ведут между собой спор лучшие команды мира. Непорядок…

Но как можно заковать в кандалы буйную фантазию дошкольника Володьки, играющего со своей прабабушкой в хоккей? Тем более когда на кону титул чемпиона мира!

– Го-о-ол! – возгласы, ещё немного покружившись в заполненной солнечным светом комнате, растворяются вместе с выдуманными детскими картинками. Матч окончен…

Бабусенька закрывает глаза от умиления. Ей тоже нужно немного отдохнуть. Она переносится в своё детство, в конец девятнадцатого века. Туда, где две мировые войны ещё не случились, не было ещё голода, лишений и многого того, что выпадет ей пройти после, ступая босыми ногами по холодным плиткам истории. Несколько ангелочков, махая белоснежными крыльями, летают над головой маленькой девочки. Кристально чистые создания, пахнущие парным молоком, опускаются чуть ниже к зеркалу большого чёрного озера, до краёв заполненного мазутом…

Ой, осторожно! Кончики крылышек цепляются за переливающуюся на солнце густую ленивую жидкость. Но ничего страшного! Божьи создания, испачкавшись, нисколько не потеряли своей внеземной красоты. Они, ещё немного покружившись в воздухе, растворяются в голубом омуте неба, оставив на пригорке несколько чумазых перьев как знак относительности мироздания. Посланники Всевышнего словно говорят людям, что иной раз то, что им кажется, – это и есть реальность, а то, что принимается за действительность, – лишь невидимка в одеянии грёз…

Проходит немного времени и, вдоволь нагулявшись в воспоминаниях, старенькая женщина открывает глаза. Перед ней стоит внучок, излучающий неуёмную детскую энергию. Он усердно теребит её морщинистую руку:

– Бабусенька, Бабусенька, не засыпай, а матч-реванш?!

Сидящий на тахте «Третьяк» поднимает упавшую клюшку и со вздохом заступает на защиту вымышленных ворот. Возможно, он, по прошествии многих лет с того славного матча, до сих пор оберегает их, сам превратившись в ангела-хранителя уже для взрослого Володьки Харченко…

Всем прабабушкам посвящается! Слава Богу, что некоторым из них дарована долгая жизнь и нам посчастливилось их увидеть!

Разговор с мамой во сне

Ты сказал ей во сне:
«Не хочу умирать!»
Написав на стене,
Чтоб не очень кричать.

«Я бессмертным хочу
Стать на этой Земле.
Взятку дать палачу,
Чтоб исчез он во мгле.

И пред Богом предстать
Без одежды, нагим.
Родила меня мать
Без изъянов, таким».

Ничего не сказав,
Повернувшись спиной,
На стене дописав,
Бог ушёл, весь смурной.

Ты её попросил
Прочитать те слова:
«Хз. Свободен. Простил.
Запросил ты лихва».

Степень свободы

Каждому Бог определил своё место
В сложной и запутанной системе мироздания,
Понимая, что без любого из нас не было бы самого мироздания.
Осталось только нам осознать это своё место.

Усталая кукушка, высовывая свою серую мордочку из деревянного часового домика и стараясь, не дай Бог, не запнуться, накуковала домочадцам двенадцать часов ночи. Старый, уже, можно сказать, дряхлый день заканчивался, уступая место красноротому розовощёкому дню-младенцу, который ещё не окрепшими ручонками учился перебирать секунды на верёвочке, протянутой между бортами его кроватки.

Неподалёку ламповый телевизор пел про «милого бухгалтера», иногда подмигивая в такт своим единственным голубым глазом. В соседней комнате щёлкала пылающими дровами печка, разгоняя по железным трубам и чугунным батареям живительную теплоту. Она погружала каждый уголок дома в атмосферу спокойствия и безопасности, распространяя флюиды вечности происходящего. Ничего не может измениться! Ничего не должно измениться! Стрелки часов, соединившись в самой высокой точке, – замрите, почувствуйте этот Божественный запах счастливых мгновений…

Фантазёр Мороз разукрашивал стёкла белоснежными узорами, выпячивая свой талант напоказ, и ненароком заглядывал в окна этого крошечного островка, затерявшегося на просторах Голубой планеты. Названный кем-то когда-то Землёй, гигантский шар спокойно и величаво, как заколдованный, плыл в чёрном космосе, ни на градус не отклоняясь от своего маршрута…

– Ку-ку, ку-ку! – механическая птица дала о себе знать последний раз и с чувством выполненного долга юркнула обратно в круглое отверстие, закрывая за собой крошечную дверцу.

Дом мало-помалу погружался в сон. Заслонка у печки была задвинута. Треск поленьев сменился еле слышным воркованием огненных угольков. Жители дома скользнули под тёплые пуховые одеяла и погрузили головы в мягкие белоснежные подушки. Только часы с кукушкой не переставали крутить шестерёнки внутри своего сложного механизма в такт движению маятника с золотистым блюдцем – тик-так, тик-так.

Лунный луч, наполненный томным философским светом, на цыпочках подкрался к жилищу и, вслед за Морозом, из простого любопытства или из чувства солидарности, бросил свой взор на миниатюрный спящий мир…

Неожиданно рисунки на стёклах окна сыграли злую, а может быть, добрую шутку с потоком сверкающих частиц. Они преломили ручеёк света, вдохнув в него эликсир, оживляющий сущности и наделяющий их собственным «Я».