Жемчужина Востока

– О, сладкий сон! – прошептал Марк.

– Марк, это не сон, это действительность! – настойчиво твердила девушка. – Чувствуешь мой поцелуй? – И она, наклонившись, прижала свои губы к его губам. – Дай руку, ощупай ожерелье на моей груди, твое кольцо на моей руке. Веришь теперь, что это не сон?

– Да, возлюбленная, да, скажи, что должен я делать?

– Постарайся подняться и встать на ноги, если можешь! Нехушта, ты сильнее меня, поддержи его, пока я отворю дверь! Живо! Я слышу, стража подходит сюда и сейчас заглянет в брешь!

Нехушта опустилась на колени подле раненого и, пропустив руки под его спину, сказала:

– Ну, готово! Возьми ключ!

Мириам взяла ключ, повернула его. Дверь была так тяжела, что ей пришлось собрать все свои силы, чтобы удержать ее.

– Ну! – сказала она. – Живо! Я слышу, стража входит сюда!

Поддерживаемый Нехуштой, Марк сделал три шага, но на самом пороге силы оставили его. Он ведь был ранен не только в голову, но и в колено. «Не могу!» – простонал он и упал, увлекая за собой ливийку. Его стальной нагрудник зазвенел на каменном пороге. Часовой снаружи услыхал этот звук и позвал товарища, чтобы тот дал ему светильник. Нехушта мигом вскочила на ноги и, схватив Марка за правую руку, потащила его в отверстие, между тем как Мириам, подпирая спиной каменную плиту, служившую дверью, проталкивала его ноги.

Светильник замигал совсем близко. Нехушта изо всей силы тащила тяжелое, беспомощное тело римлянина. Если свет упадет на его латы, все погибло. А тут вдруг страж-еврей со светильником в руке торопливо вошел, но споткнулся о лежащее на дороге мертвое тело и упал на одно колено. В этот миг Мириам, напрягши все силы, широко распахнула каменную дверь и прежде, чем еврей успел подняться, ударила ключом по светильнику. Он разбился и погас. Она бросилась к двери, зная, что каменная дверь должна уже сама собой захлопнуться, но – увы! – две железные руки обхватили ее поперек туловища, и тщетно она билась и наносила удары тяжелым железным ключом своему пленителю. С глухим звуком тяжелая каменная плита захлопнулась, и теперь ей уже не было спасения. Она сразу поняла это и, чтобы ключ не использовали враги, зашвырнула его в самый дальний угол башни, где, как она знала, навалены целые груды мусора и птичьего помета.

Звук захлопнувшейся двери наполнил сердце ее радостью: Марк спасен, дверь не могла захлопнуться, пока он лежал поперек порога; знала также, что страж, держащий ее, ничего не видал и не мог рассказать. Отпереть же теперь дверь без ключа невозможно ни с той, ни с другой стороны.

Несколько человек с фонарями вбежали в башню во главе с Халевом.

– Что тут такое? – крикнул он.

– Не знаю. Я вбежал на шум и схватил какого-то здоровенного парня, с которым порядком-таки повозился и сейчас не пускаю, несмотря на то что он не переставал все время наносить мне удары своим мечом!

Подошли с фонарями и увидели красавицу-девушку с распущенными волосами, стройную и хрупкую, словно ребенок. Все расхохотались над мнимым геройским подвигом бдительного стража.

– Э, да это девушка! Неужели ты каждый раз зовешь на помощь, когда попадаешься в лапки девушки? – хохотали одни.

– А римлянин? Где римлянин? – крикнул кто-то грозно, и все бросились искать его в темной башне, заваленной бревнами, кирпичом и мусором. Но римлянина не нашли, и целый град ужаснейших проклятий посыпался из уст евреев, только Халев стоял неподвижно, вперив глаза в девушку.

– Мириам! – прошептал он.

– Да, Халев, это я! – спокойно ответила она. – Странная встреча, не правда ли? Зачем вы вломились в мое убежище?

– Женщина! – воскликнул он вне себя от бешенства. – Где ты спрятала римлянина Марка? Говори сейчас!

– Марка? – изумилась она. – А разве он здесь? Я этого не знала… я видела, как какой-то человек выбежал отсюда, может, то был он? Тогда спеши, возможно, догонишь!

– Ни один человек не выходил отсюда! – заявил часовой. – Берите эту женщину, она спрятала его где-нибудь в потайном месте!

Ее схватили, связали, и все, точно безумные, с фонарями бросились обыскивать все углы и все щели башни.

– Здесь лестница! – крикнул кто-то. – Смотрите, товарищи, верно, он ушел туда!

Они поднялись на самый верх башни, но и там никого не нашли. Вдруг раздались звуки трубы: у входной двери показался еврей, начальник отряда.

– Бегите скорее в храм, – крикнул он, – сам Тит идет на нас во главе двух легионов, чтобы отомстить за своего префекта!.. Бегите и тащите пленника за собой, слышите?

– Он исчез! – мрачно сообщил Халев, и взгляд его, полный непримиримой ненависти и вражды, упал на Мириам. – А на его месте мы нашли вот эту девушку, внучку Бенони, которая некогда была возлюбленной этого римлянина Марка!

– Слышишь, женщина, говори сейчас же, куда ты дела этого римлянина, или ты умрешь здесь на месте!

– Я ничего не сделала! Я видела, как отсюда вышел человек и прошел мимо часового, а больше я ничего не знаю!

– Она лжет! Заколите эту изменницу!

Занесенный над ее головой меч не успел коснуться ее: Халев сказал несколько слов начальнику, и тот изменил свое приказание.

– Нет, лучше отведите ее в храм: пусть дед учинит ей допрос в присутствии всего Синедриона. Но живо, живо, не то мы все очутимся в руках римлян!

Мириам схватили и утащили из старой башни. Час спустя римляне разрушили ее, как и все соседние строения.

Глава XVI

Синедрион

Еврейские воины грубо тащили за собой Мириам по узким темным улицам с обгорелыми и разгромленными домами между десятками трупов. Они спешили, так как римляне, оттесненные из этой части города, теперь вновь заняли ее, предавая огню и мечу все на своем пути и стараясь отрезать евреям путь к храму, где те еще держались.

Северный и восточный внешние дворы храма были уже во власти римлян, поэтому, чтобы проникнуть в ограду храма, приходилось делать большой обход. В одном месте отряду, уводившему Мириам, пришлось притаиться и выжидать, пока мимо них пройдет многочисленный отряд римлян; им приходилось ждать у каждых ворот, которые лишь после долгих переговоров и вопросов отпирались для них. Только под утро Мириам очутилась во внутренней ограде храма. По приказанию начальника отряда ее втолкнули в тесную, темную и сырую келью и заперли за ней дверь.

Несмотря на страшную усталость, она не могла уснуть: события этого ужасного дня преследовали ее, как кошмар, среди которого, подобно светлому лучу солнца, согревали ее слова Марка: «Мириам, возлюбленная моя. Это сладкий сон, это чудная греза!..» Значит, он не забыл ее, любит, несмотря на то что в Риме сотни прекраснейших женщин стремились назвать его своим супругом. О, она верила в его любовь и была счастлива ею! Счастлива тем, что Бог помог ей спасти его жизнь. Правда, он был ранен, но ессеи – такие искусные врачи – вылечат его! И, опустившись на колени, Мириам стала горячо молиться. Вдруг ее слуха коснулся странный звук, точно слабый вздох, исходивший из дальнего угла ее кельи. Вглядевшись пристальнее, девушка различила в полумраке смутные очертания человеческой фигуры с длинной седой бородой. Что-то знакомое показалось ей в этой фигуре, и она приблизилась к ней. То, казалось, был не человек, а только скелет, обтянутый кожей. На лице этого живого мертвеца горели одни глаза. Девушка узнала его: это был Ософил, председатель совета ессеев; десять дней тому назад он, несмотря на увещевания братьев, вышел из своего убежища и не возвратился более. Его ходили искать, но нигде не нашли; думали, кто-то убил его из людей Симона. И вдруг Мириам находит его здесь. Оказывается, его захватили в плен евреи.

– Есть у тебя какая-нибудь пища, дитя? – простонал старик, узнав девушку.

– Да, господин, вот кусок сушеного мяса и ячменный хлеб. Поешь!

– Нет, нет, дочь моя! Зачем продлевать мои муки? Я хочу умереть, но ты сбереги, спрячь это для себя, чтобы у тебя не отняли. Вот тут, в этом кувшине, есть вода; они давали ее мне, заставляя пить, чтобы продлить мои мучения. Пей, сколько можешь, завтра они не дадут тебе воды!

Старик совершенно ослабел, а Мириам, глядя на него, горько плакала.

– Не плачь, дитя, обо мне, я скоро успокоюсь! Лучше скажи, за что заперли тебя здесь?

Девушка вкратце рассказала обо всем.

– Ты отважная женщина, и твой римлянин многим тебе обязан! Я умираю, но в этот последний час призываю благословение Бога на тебя и на него ради тебя, дитя!

И Ософил закрыл глаза, он уже больше не мог или не хотел говорить.

Через некоторое время дверной засов заскрипел – в келью вошли два тощих, злобного вида еврея. Один из них грубо толкнул старика.

– Проснись! Видишь, мясо? – И он ткнул ему кусок мяса под нос. – Что, вкусно? Так вот скажи, где хранятся твои припасы, и ты получишь весь этот кусок!

Ессей только отрицательно покачал головой.

– Я не стану есть и ничего вам не скажу! Я умру, и все вы умрете, а Бог воздаст каждому по делам его.