Жемчужина Востока

Марк и Нехушта сердечно простились со всей общиной ессеев, а со стариком Итиэлем еще отдельно.

– Я умираю, друзья мои. Прежде чем вы прибудете в Рим, меня не станет! – проговорил Итиэль. – Передайте Мириам, возлюбленной племяннице моей, что дух мой всегда невидимо будет охранять ее в ожидании радостного свидания с ней в другом, лучшем мире!

Простившись с ним, Марк и Нехушта в ту же ночь на лошадях отправились в Яффу, где застали, к счастью, судно, готовившееся к отплытию в Александрию. В этом портовом городе стояло немало всяких судов, и на одном из них Марк и Нехушта отплыли в Региум в тот же день, когда прибыли в Александрию.

А что же Халев? В страшную ночь пожара храма Иерусалимского он вместе с Симоном Зилотом и несколькими сотнями других евреев скрылся в Верхнем городе. Разрушив за собой мост, еще долго держались здесь остатки еврейского народа. Халев, несмотря на поспешное бегство, несколько раз пытался вернуться назад к Вратам Никанора, рискуя своею жизнью, чтобы спасти, если еще не поздно, любимую девушку. Но римляне уже хозяйничали там. Халев решил, что Мириам погибла. Горькое отчаяние овладело его душой: он потерял ту, которая была ему всего дороже. Он непрестанно искал себе смерти. Но смерть бежала от него. Вокруг умирали сотни и тысячи, а он хотел и не мог умереть. И вдруг он получил весть о той, которую он так оплакивал. Одному еврею, долго скрывавшемуся в развалинах стен храма, удалось бежать в Верхний город. От него Халев узнал, что женщину, прикованную к столбу на Вратах Никанора, принесли Титу, который отдал ее на попечение одному из своих военачальников.

Халев решил отступиться от дела евреев и бежать из Верхнего города. Но это оказалось не так-то легко. Халев был слишком выдающимся борцом, чтобы его исчезновение осталось незамеченным. Однако он все-таки бежал и, переодевшись в платье одного убитого крестьянина, ночью добрался до места, где когда-то зарыл деньги. Теперь они ему пригодились. Он встретил поселянина, продающего в лагере римлян зелень и овощи по разрешению победителей, и купил у него и разрешение, и овощи. Под личиной торговца обходил он один за другим лагеря различных легионов, стараясь узнать, в каком из них находится еврейская пленница.

Однажды Халев разговаривал с римским воином и узнал от него, что молодая пленница живет в лагере на Масличной горе и опекает ее Галл. Девушку прозвали Жемчужиной, ею интересуется сам Тит. Жемчужиной девушку называют за ее красоту и драгоценное жемчужное ожерелье, которое она носит. Халев узнал, что несколько дней тому назад Галл со своей пленницей и значительной частью сокровищ, собранных в храме Иерусалимском, покинул лагерь и отправился в Тир, откуда отплывает по распоряжению Тита в Рим.

– Ты также желаешь отправиться туда продавать свой лук и капусту? – насмешливо добавил римлянин, уловив волнение, с каким торговец выслушал весть об отъезде пленницы в Рим.

– Да, пожалуй! Когда вы, римляне, уйдете отсюда, то нам, огородникам, здесь плохое житье: здесь после вас, кроме сов и летучих мышей, не останется ни одного живого существа, а летучие мыши и совы – плохие потребители овощей!

– Ты прав! – согласился римлянин. – Цезарь, словно метлой, выметает все начисто! – И он с самодовольным видом указал на развалины храма Иерусалимского. – Так сколько же тебе следует за эту корзину овощей?

– Ничего мне не надо, возьми их так! – сказал Халев и быстро скрылся в роще олив.

Долго смотрел ему вослед римлянин, размышляя о том, что побудило еврея отдать даром целую корзину овощей, да еще римлянину. И он решил, что, вероятно, этот торговец овощами – возлюбленный или жених Жемчужины.

Между тем Халев, не теряя ни минуты, за огромные деньги купил коня и во весь опор помчался по холмам и долинам в Тир, надеясь застать там Мириам и успеть повидать ее.

Но увы! На закате въезжая в Тир, он увидел красивую римскую галеру с белоснежными парусами, которая плавно выходила из гавани в открытое море.

Горько стало на душе у Халева при мысли, что он прибыл сюда слишком поздно. Но не такой он был человек, чтобы пасть духом и признать себя побежденным. Как человек предусмотрительный и рассудительный, он еще в начале войны позаботился о своем недвижимом имуществе и обратил в деньги и драгоценные камни, которые зарыл в потайном месте в Тире. Впоследствии он еще несколько раз добавлял к этим скрытым сокровищам новые, добытые в войне. Кроме того, он получил весьма крупный выкуп за богатого римского всадника, захваченного им в плен.

Теперь все свои сокровища Халев тщательно упаковал в тюки из персидских ковров и превратился в богатого египетского купца Деметрия, который покупал много всякого товара и с первым отправляющимся из Тира судном уплыл в Александрию. Здесь он накупил еще товара для римского рынка и нагрузил им галеру, стоящую в гавани близ Фароса. Галера отправлялась в Сиракузы, а оттуда – в Региум.

Судно вышло в море, держа путь на Крит, но в пути разыгралась сильная буря, и их прибило к Кипру. Несмотря на все уговоры купца Деметрия, капитан галеры и весь его экипаж наотрез отказались продолжать путь до наступления весны. Перезимовав на Кипре и должным образом отпраздновав здесь весенний праздник Венеры, галера наконец вышла в море. Сначала она зашла в Родос и на Крит, а оттуда в Ситеры и Сиракузы в Сицилии. Наконец гавань Региума. Здесь, перегрузив свой товар на судно, Деметрий отправился в порт Centum Cellae, а оттуда сухим путем – в Рим.

Трудное и долгое путешествие вынужден был совершить Халев от Иерусалима до Рима в надежде узнать здесь что-нибудь о Мириам и, возможно, вырвать ее из рук римлян.

Глава XXI

Цезари и Домициан

Прибыв в окрестности Рима, Галл остановился, чтобы Мириам не шла днем по его улицам, возбуждая любопытство толпы. Он послал гонца к своей супруге Юлии, хотя и не знал, жива ли она, так как Галл семь лет не видел ее и не имел известий о ней, находясь все время в армии. Еще не стемнело, как гонец вернулся вместе с Юлией, женщиной средних лет, седой, но все еще красивой и величественной.

Мириам растрогала сердечная встреча супругов, так долго не видевших друг друга, причем девушку поразило одно обстоятельство: Галл, воздевая руки к небу, благодарил римских богов за счастливую встречу, Юлия же воскликнула:

– И я благодарю Бога! – и коснулась пальцами груди и плеч.

Затем взгляд ее упал на девушку, стоявшую несколько поодаль, и подозрение шевельнулось в ее груди.

– Какими судьбами очутилась эта красивая девушка на твоем попечении, супруг?

– По приказу цезаря Тита. Я обязан доставить ее тотчас по его возвращении в Рим. Она была осуждена на смерть за измену своему народу и за то, что она – назареянка!

Теперь Юлия вторично взглянула на девушку, спросив:

– Ты действительно этой веры, дочь моя? – И как бы случайно сложила руки крестообразно на груди.

– Да, мать! – ответила девушка, повторяя ее жест.

– Хорошо, супруг мой! – обратилась тогда Юлия к мужу. – Не наше дело, в чем она виновата, но она теперь на твоем попечении, и потому я рада принять ее! – Юлия подошла к Мириам, которая стояла с поникшей головой, и, запечатлев поцелуй на ее лбу, сказала:

– Приветствую тебя, дочь моя, столь прекрасная на вид и столь несчастная, – и чуть слышно добавила: – Во имя Того, которого ты знаешь!

Мириам поняла, что попала в руки христианки, как она сама, и возблагодарила Бога за то, что христианство всех народов и всех сословий держалось одной единодушной семьей, пока цезари властвовали в Риме.

Стемнело, и они вошли в Рим через Аппиевы ворота. Здесь Галл приставил к женщинам надлежащий эскорт, сам же со своими солдатами отправился сдавать привезенные им драгоценности в государственную сокровищницу, а затем отвести солдат в предназначенные для них казармы. Тем временем Юлия и Мириам пришли к небольшому чистенькому домику в узкой улице над Тибром близ Porta Flaminia, и здесь Юлия отпустила солдат, поручившись за пленницу.

Те удалились. Заперев за собой двери, Юлия ввела девушку через маленький внутренний двор в скромно обставленную, но опрятную горницу, освещенную висячими бронзовыми светильниками.

– Это мой собственный домик, доставшийся мне после отца. Здесь я жила все годы отсутствия супруга! Это небогатое жилище, но здесь ты найдешь мир, спокойствие и безопасность, а быть может, и утешение, дитя мое! – ласково сказала Юлия. – Я тоже христианка, хотя супруг еще ничего не знает об этом. Итак, приветствую тебя во имя Христа, Господа нашего.

Обе женщины опустились на колени и еще раз возблагодарили Бога: одна за то, что увидела своего мужа живым и здоровым, а другая – что нашла друзей и покровителей в далеком и чужом ей Риме. После этого Юлия провела девушку в приготовленную для нее небольшую, чисто выбеленную комнатку с белым мраморным полом и белоснежным ложем.

– Здесь когда-то спала другая девушка, – подавила вздох Юлия, – живи и будь счастлива, дочь моя!

– Эту девушку звали Флавия? Это было единственное дитя? Не так ли? – спросила Мириам.

– Откуда ты это знаешь? Неужели Галл говорил тебе о ней? Он не любил вспоминать об этом!

– Да, он говорил мне. Он всегда был так добр ко мне, да благословит его Господь за все, что он делал для меня! – добавила Мириам.

– И да благословит Господь всех нас – живых и умерших! – добавила Юлия и, поцеловав Мириам родственным поцелуем, удалилась.

На другой день поутру, выйдя из своей комнаты, Мириам застала старого Галла в панцире и полном вооружении.

– Что это значит, Галл, здесь, в мирном Риме? – спросила девушка.

Тот отвечал ей, что получил приказ немедленно явиться к цезарю Веспасиану с отчетом о ходе дел в Иудее и о привезенных сокровищах.

Спустя три часа Галл возвратился и застал обеих женщин в тревожном ожидании, так как от воли цезаря зависела дальнейшая участь Мириам: он мог потребовать ее к себе немедленно и лишить ее искренних друзей. Но, к счастью, все обошлось. Муж Юлии рассказал, что цезарь Веспасиан отстранил его от военной службы, так как врачи признали, что он навсегда останется хромым. Сверх обычной награды за услуги цезарь назначил ему пожизненно половинное содержание. Старый же Галл был опечален тем, что больше не бывать ему в бою.

– Полно тебе, Галл, – успокаивала мужа Юлия, – тридцать лет ты воевал и проливал кровь. Теперь пора тебе и отдохнуть. Я в твое отсутствие успела собрать немного денег, на наш с тобой век хватит, и благодаря милости цезаря мы проживем безбедно. Но что, скажи, решил Веспасиан относительно этой девушки?

– Домициан, сын цезаря, очень любопытен. Он стал убеждать своего родителя, что следует приказать привести ее во дворец сейчас же, и цезарь чуть было не согласился, но вовремя одумался. А я доложил ему, что девушка была очень больна и сейчас еще нуждается в уходе и что жена моя будет ходить за ней до возвращения цезаря Тита, который считал эту девушку своей военной добычей. Домициан снова хотел что-то возразить, но цезарь остановил его:

– Эта еврейская девушка – не твоя невольница, Домициан, и не моя. Она пленница твоего брата Тита; пусть же она остается пока у этого доблестного воина, которому Тит поручил ее!

Он махнул рукой в знак того, что этот вопрос решен, и перешел к другому.

– Итак, Мириам, до возвращения Тита ты останешься у нас! – сказала Юлия.

– Да, до возвращения Тита. А затем? – спросила Мириам.