– Ты славный боец, парень, – крикнул ему Волк, наблюдавший за схваткой, – присоединяйся к нам, будешь жить.
– Ты лучше выйди на бой, там посмотрим, кто будет жить, – ответил Ризен.
– Зачем тебе это? Ты же видел, я завалил твоего друга, вон он валяется, корм для ворон.
– А я завалю тебя! И все твоя свора мигом разбежится.
– А вот здесь ты ошибаешься, – процедил Буль и этот тихий, почти свистящий шепот подействовал сильнее, чем угрозы Волка. Ризен как-то сразу сник.
– Ладно, ваша взяла.
– Давно бы так! Пошли, повеселимся на ферме, – крикнул Волк.
Вся Стая, радостно урча, бросилась обратно, к прорытому лазу.
– Следи за Ризеном, – шепнул Волк Булю, – не нравится он мне.
Они ворвались на территорию фермы, в незапертые помещения с птицей и, круша клетки, принялись гонять по проходам кудахчущих кур, одним движением перерубая им шеи. Это был апофеоз бессмысленного убийства, но Волк не принимал в нем участия, он одним глазом неодобрительно посматривал на членов Стаи, в запале нарушавших Закон, а вторым – на Ризена, который все порывался залаять, предупреждая хозяев, но не рисковал, зажатый с двух сторон Волком и Булем. Вот какая-то курица порхнула перед самой мордой троицы.
– Отведай свежего мясца, – подначил Ризена Волк, – не все охранять, надо иногда и себя побаловать.
– Да я сыт, – ответил Ризен.
– Не дрейфь, она сладкая!
На морде Ризена выразилась вся гамма чувств: он не мог нарушить запрет и уничтожить имущество Хозяина, доверенное ему в охрану, но, с другой стороны, ему страстно хотелось вонзить клыки в эту перепуганную толстую клушку, пустить ей кровь и отомстить за многолетнее наглое искушение разгуливающей под носом и недоступной еды. Он и сам не понял, как сделал это, просто сомкнул челюсти и перекусил курицу пополам. И как только кровь брызнула ему в горло, он забыл себя и, урча, доел все, до последней косточки, лишь перышки и пятна крови расцветили черную щетинистую морду. В этот момент Волк перерезал ему горло.
– Зачем? – спросил Буль.
– Он враг и нам не нужен. А теперь люди спишут все это безобразие, – он махнул головой в сторону Стаи, продолжающей бесноваться среди клеток, – на охранников. Пора уходить.
Альма видела, что произошло, но она не задавала вопросов.
* * *
Время шло к зиме. Фермеры перестали выгонять скотину на вольный выпас, да и сами все больше сидели по домам, гуляя свадьбы и отпиваясь после страды. Но Стая не скучала, гоняла по опустевшим полям редких зайцев, неожиданно расплодившихся и стянувшихся к городу кабанов и традиционных одиноких собак.
У Альмы опять началась течка, но в этот раз Волк грозно предъявил свои права и не отходил от подруги. Та же, гонимая бесом, норовила улизнуть и Волку пришлось задать крепкую трепку Роту, которого он буквально стащил с Альмы. Но Альма продолжала исчезать, как будто наслаждаясь ревностью Волка, и при возвращениях ластилась и строила планы дальнейшей жизни. Ей почему-то виделось это будущее вне Стаи и Волк, последнее время все с большим сомнением взиравший на сподвижников, нехотя поддакивал ей.
Они часто вдвоем уходили далеко от лежбища, тщательно обследуя окрестности, ища новое логово, прикидывая, как там будет потомству, споря и отвергая. Как-то раз они набрели на бессмысленную кирпичную стену, тянувшуюся посреди поля довольно далеко от ближайшего жилья и дорог. У средней части стены возвышались заросли калины, полностью облетевшие, но даже в наготе своими мощными кустистыми стеблями скрывавшие вход в тоннель, который почуял Волк, уловив непонятное движение затхлого воздуха. Это был составленный из бетонных труб широкий, во всю длину Волка, водяной коллектор, строившийся давно, судя по многолетнему мху, и брошенный, как и многое из возводимого людьми в этой стране, посреди чистого поля.
Альма с большой неохотой прыгнула в коллектор, продравшись через заросли – он явно не подходил под логово, но Волк, ведомый тайным предчувствием, пробежал весь путь до конца. Коллектор кончился почти через час пути таким же заросшим выходом недалеко от огромного озера. Рядом стояли какие-то строения, истекающие песком, как слезами, от своей ненужности. Место было низкое, топкое и, на сколько хватало взгляда, человеческого жилья рядом не было.
Волк, удовлетворенный, кивнул головой.
* * *
Как-то теплым осенним вечером Волк и Буль лежали на опушке леса за их деревней.
– Ты убил много собак, Волк, – начал разговор Буль.
– Больше, чем ты думаешь, – ответил Волк.
– За что?
– Подлое племя, – нехотя ответил Волк, – ненавижу.
– Чем же это они так провинились?
– Они предали свободу и пошли служить к двуногим, которые уничтожили мое племя.
– Что же, я конкретно виноват в этом? И меня за это надо уничтожить?
– Нет. Ты, конкретно, не виноват. Ты мужик правильный, смелый, – Волк повернул голову и посмотрел в глаза Булю, – Ты извини, но это выше меня.
– А Шарик? Ты же любишь его, я вижу, – не унимался Буль.
– Шарик – хороший парень, веселый, – разговор стал тяготить Волка.
– Значит, если другой волк встретит нас, то он может нас убить только за то, что мы принадлежим к собачьему племени?
– Да, – нехотя ответил Волк.
– Это мы еще посмотрим, кто кого, – угрожающе проворчал Буль.
– Не спорю, тут уж кому как повезет, – примирительно ответил Волк.
– Мы не можем отвечать за то, что случилось задолго до нашего рождения, – после долгой паузы сказал Буль.
– Это – как посмотреть.
– Но двуногие дают кров и пищу.
– Лес дает кров, в лесу есть пища.
– Тебе легко говорить, ты родился в лесу, – начал было возражать Буль, но осекся, смутившись.
– В том-то и дело. Меня выкормила самка двуногих, у меня был кров и много мяса. Но я здесь. На каком-то этапе жизни каждый волен сделать свой выбор.
– Это не так просто.
– Да. Для этого надо быть свободным, – ответил Волк и, подумав, добавил, разъясняя, – в душе.
Они опять помолчали.
– Что же ты делаешь здесь, среди ненавистного тебе племени? – тихо спросил Буль.
– Отец мечтал о Стае, ему рассказывала мать. И я всегда мечтал о Стае, мне рассказывал отец.