Последний волк

Они остались втроем – Волк, Буль и Шарик. За их спиной находился узкий лаз в коллектор, в который с трудом протиснулась Альма и теперь встревоженно оглядывала оттуда отдохнувшую, беснующуюся, но пока держащуюся на безопасном расстоянии свору собак. Шарик, в котором взыграли гены дедушки-терьера, встал в боевую стойку, широко расставив лапы и угрожающе рыча: «Мы принимаем бой!»

– Подожди, Шарик, не надо, – спокойно сказал ему Волк, – ты бы шел отсюда. Зачем тебе в чужом пиру похмелье? Живи.

– А как же вы?

– Мы разберемся. Ну, давай, прощай, времени не остается.

Шарик нехотя отпрыгнул в сторону, обернулся напоследок и помчался прочь. Его никто не преследовал.

– Хороший парень, веселый, – сказал Буль.

– И смелый, – согласился Волк.

– У нас нет шансов, – продолжал он, по-прежнему спокойный. – За собаками едут двуногие.

– Да, я заметил, – отрешенно сказал Буль.

– Там, сзади, большая труба, выше меня, и очень длинная, час пути. Они не рискнут преследовать нас, по крайней мере, сразу.

– Я знал, что у тебя есть что-то в запасе. Ты он уверенно шел.

– Пойдем, у нас мало времени.

– Спасибо, Волк, но я остаюсь. Повеселюсь напоследок, – Буль обвел свору немигающим, устремленным внутрь него взглядом, и свора на мгновение притихла. – Твое время пришло, Волк. Прощай!

– Ты сделал свой выбор, Буль. Прощай!

* * *

Люди в предвкушении конца охоты, но не радостном, не возбужденном, добрались, наконец, до стены и следы происшедшего здесь боя заслонили даже тяжесть потерь в деревне и вид распластанных в поле борзых. На небольшом пятачке хрипел, брызгал кровью, тянул, царапая землю, лапы в попытке отползти, закатывал глаза в предсмертной агонии клубок тел. Все было кончено, но виновника бойни нашли много времени спустя, когда разгребли клубок. На Буле не осталось ни одного нерастерзанного клочка кожи, но его зубы намертво впились в горло последнего поверженного им противника. Их так и не смогли разжать.

Но пока люди недоуменно оглядывались – кто? – оставшиеся в живых собаки услужливо кивнули на бывших членов Стаи. Но их и так уже вычислили – по здоровому, но неухоженному по человеческим канонам виду, по особой не вышколенной, не городской стати, по шеям, не привыкшим к ошейникам. Охотники в жажде мести вскинули ружья и рывок бывшей Стаи врассыпную запоздал. Пули засвистели им вдогонку и они один за другим кувыркались, подбитые, на поле, но люди стреляли и по лежащим, озлобленно-радостными криками приветствуя каждое попадание, от которого конвульсивно взлетали лапы жертв, даже тогда, когда они были мертвы.

Волк бы не удивился происшедшему – ни исходу боя, ни жестокости людей, ни скорой неотвратимости наказания за предательство. Не удивился, если бы хоть на мгновение оглянулся назад и задумался.

– Буль их задержит, – крикнул он Альме, юркнув в лаз. – Вперед! Вперед!

Он думал только о том, что впереди. Время задумываться о том, что прошло, еще не настало.

Часть пятая

Они уходили все дальше и дальше на восход. Зима выдалась холодной и бесснежной, но это только помогало им – они бежали, не сбавляя хода, напрямик через леса и поля, сторонясь укатанных дорог и все более редких городов и деревень. В первые дни они еще с большой опаской вступали на прогибающийся под их тяжестью лед многочисленных речушек, но скоро и те стали окончательно.

И вот Великая Равнина вынесла их на край ледяной пустыни, начинавшейся почти сразу за линией деревьев, но не лесных, крепко вросших в землю, а стоящих на многих ногах, между которыми мог легко протиснуться Волк, а сейчас свободно гуляла поземка. В морду ударил разогнавшийся на воле ветер, вобравший бесчисленные запахи за долгие версты пути.

– Неужели – Крайнее Море? – удивился Волк.

Но вот где-то вдали, сквозь искрящуюся взвесь, угадалась темная громада другого берега, высокого, непривычного, и по мере того, как глаза приучались отсекать лишнее, она, казалось, наползала, но вот замерла, четко очертившись.

– Неужели – Великая Река, край моей Территории? – с надеждой прошептал Волк.

– Ты не увидишь белку на дереве на той стороне, – охолонила его Альма, напомнив пересказы Одинокого Волка, – это действительно Великая Река, но не та. Давай переберемся на ту сторону, пока не запуржило.

Они переночевали, хоронясь от пронизывающего ветра, в неглубоком гроте, которым обычно пользовались в непогоду приезжие рыбаки, а утром оврагами поднялись на высокий обрывистый утес. Разыгравшаяся ночью пурга утихла и сверху видна была вся доступная земля. На закат тянулась пройденная ими Великая Равнина, с обширными полями, перемежаемыми клочками лесов, напоминавшая издалека плохо скошенное поле. Кое-где угадывались серые пятна деревень, а совсем на горизонте в неподвижный воздух поднимались, чуть расплываясь, клубы бело-серого дыма – там, наверно, был город. На холод и тепло вольно растянулась во сне река, накрыв голову и ноги пушистыми облаками на горизонте. А на восход!.. На восход простиралась холмистая местность, вся зеленая с белой подпушкой, и отсюда, сверху, она казалась кочковатым, поросшим травой, бескрайним болотом, не страшным, как для большинства людей, а добрым, которое и схоронит, и накормит. И насколько хватало взгляда – ни одного признака людей.

– Здесь и перезимуем, – то ли спросил, то ли утвердил Волк, – пора уже постоянное логово завести, – добавил он, окинув взглядом сильно погрузневшую подругу.

– Да, скоро, – подтвердила та и, с тоской оглядев безлюдные просторы, тихо проговорила, недобро, – тебе здесь будет хорошо.

* * *

Они медленно трусили уже несколько дней, осматривая и отвергая различные укромные пещеры и завалы. Альма капризничала, уже она тянула Волка за собой на восход, а тот, повинуясь Закону – логово выбирает волчица, не спорил и, пусть недоумевая, покорно следовал за ней. Они пересекли две дороги, по которым недавно проходили машины людей, Волк заволновался и стал настойчиво призывать Альму вернуться назад, но та, ведомая каким-то инстинктом или предчувствием, лишь ускорила шаг. Вот и третья дорога прорезала лес, а на ней – странная, плотно сбитая группа людей, медленно бредущих, устало-понурых, одинаково черных, а спереди и сзади – еще две группки, заметно меньше, тоже одинаковые, но в грязно-зеленом, злобно-веселые, с автоматами на плечах. А у их ног на поводках – здоровые, откормленные и тренированные собаки, как братья Альмы, в настороженном счастливом ожидании – вдруг кто из черных шагнет в сторону, вот славная будет охота!

– Ты этих искала! – злобно прорычал Волк и резко мотнул головой в сторону людей, не собак. – Соскучилась!

Но Альма не слышала его. Ее глаза как-то сразу нашли и выхватили из толпы черных фигуру высокого, немолодого человека, он шел, переговариваясь с кем-то из своих спутников, но вдруг оборвал разговор и стал растерянно озираться вокруг, потом определился, зацепился глазами за небольшой кусочек леса слева по ходу движения, но сколько ни всматривался, не разглядел ничего, кроме стоящих стеной елей, но какой-то исходящий из-за них безмолвный страстный зов притягивал его, и он еще долго оборачивался, в надежде.

– Чего раскричался? – откликнулась, наконец, Альма, выйдя из ступора. – Отвык от людей, но тут уж ничего не поделать, они везде. Придется смириться. Ладно, пошли дальше, я что-то устала сегодня.

Не прошло и двух часов, как Альма нашла логово. Оно было не лучше, даже хуже многих виденных ими до этого. Просто завалились крест накрест две ели, так и остались лежать, опираясь на огромные вывернутые из земли корневища, со временем сверху на комли нападали ветки, налетела опавшая хвоя, мелкими иголками забившая все щели, так что самый сильный ливень не прошибет, тут и ветер постарался, подоткнул снежную перину. Тепло, но тесновато и как-то несолидно, по волчьим понятиям.

– Здесь – так здесь, – согласился Волк и отправился обследовать свою новую Территорию.

* * *

Волк за несколько дней обегал все вокруг и под конец с трудом выдавливал из себя метки границ. Он нашел немало укромных местечек, прекрасно подходящих под логово, но Альма с порога отвергала все его предложения прогуляться, проветриться, посмотреть. Как обычно бывает, в результате она оказалась права. Вернувшись после очередной экспедиции и приволоча крупного, еще не отощавшего от зимней бескормицы зайца, Волк удивился необычной тишине возле логова. Альма всегда чутко улавливала его возвращение и встречала у входа, приветно потявкивая. Сегодня было пустынно и тихо. Волк настороженно остановился в нескольких прыжках от логова, положил на снег зайца, принюхался. Кажется, все спокойно, никого чужого не было. Но он для надежности сделал круг, не нашел ни незнакомых следов, ни опасных запахов, и только после этого приблизился к логову. Оттуда действительно доносился специфический запах, смешанный с запахом крови, и тонкое разноголосье поскуливания. Волк сунул было голову внутрь логова, но Альма, разлегшаяся полукругом, спиной к входу, и прикрывавшая какой-то клубок у своего живота, только повернула голову, безмолвно ощерила зубы и Волк сразу ретировался, осознав.

– Ну вот и случилось, вот она – Стая! – умильно подумал он, но быстро вернулся на землю, поднес зайца к входу в логово и прокинул его внутрь.

– Ты хороший отец! – раздалось изнутри.

– У вас не будет с этим проблем, – ответил Волк и, решив, что вторая охота за день будет явно лишней, свернулся клубком у входа, привычно прикрыв нос и лапы пушистым хвостом, и немедленно уснул.

* * *

Прекрасный это был месяц! Слегка морозило, то так, что даже на полном ходу не перехватывало дыхание и можно было комфортно спать в притопленной в земле ямке под ближайшей к логову елью. Исчезла постоянная раздраженность Альмы в последние дни беременности, ее неожиданные вскрики и даже укусы. Просто исчезла Альма, она забилась в логово и лишь иногда мелькала перед Волком ее острая морда – когда она схватывала принесенную им добычу и, невнятно бурча что-то похожее на благодарность, быстро утаскивала ее в логово.

Но какая была охота! Волк первый раз в жизни вырвался в девственный лес, с его чистыми запахами и особой тишиной, охраняемой мерным перешептыванием слегка колыхаемых ветром верхушек деревьев и подчеркиваемой вспыхивающей изредка перебранкой белок или сорок. А сколько новых зверей и птиц! Казалось бы, его, выросшего в одном из богатейших зоопарков мира, трудно удивить, но как разительно отличались встреченные им вольные звери от тех, угрюмых и малоподвижных, а многих, наверно содержавшихся в дальних вольерах, он вообще встретил или заметил впервые.

Вот он, пробежав по цепочке очень похожих на его, только меньше, следов, уловил на дальней опушке рыжий всполох. Ба, родственница! В зоопарке, как бедная приживалка, все тыкалась острой мордочкой по углам, глазки круглые, без тени мысли, даже стыдно, честное слово, хвост грязный, слипшийся, как у кошки, прости Создатель. А здесь! Как ты подросла, сестричка, и где ты обзавелась такой шубой с кокетливым белым кончиком на пушистом богатом хвосте. И что ты делаешь на этой чистой нетоптаной полянке, к чему прислушиваешься, или меня уловила? Но вот задорно блеснули глаза и лисица быстро разрыв ямку выхватила тонко пищащую мышь. Ну молодец, сестричка, удачной охоты!

А вот другая чужая охота. По еловым веткам на недоступной для Волка высоте несется белка, пустая добыча, мяса не больше, чем в приличной мыши, все остальное видимость – мех и цоканье, а за ней, как уменьшенная копия лисицы – куница, блестящая, темно-бурая, с эмблемой солнца на горле. А какие прыжки – Волку не под силу! С ели на ель, с ветки на ветку, бесстрашно, глаза устремлены только вперед, на добычу, если она перепрыгнула, то уж я подавно!

– А вот так мы не договаривались! – Волк, злой и обескураженный, стоял около своей заначки – пять дней назад он завалил оленя, уже успел отгрызть два окорока и переволочь их в логово, а остаток припорошил снегом для сохранности, и надо же – уволокли! Следы странные, передние напоминают медвежьи, почти круглые, большие, а задние, помельче – как волчьи, но не совсем. По ним Волк нашел свою добычу, изрядно обглоданную и запрятанную в укромное место, вероятно, бывшую берлогу, но воришка был уже далеко и Волк, пробежав пару часов по остывшему следу, оставил эту затею.

Они встретились чуть позже, недели через две. Волк с удивлением рассматривал нескладного зверя: голова слишком мала для длинного туловища с высоко задранным массивным крупом, короткие передние лапы широко расставлены и опираются на непропорционально большие ступни, картину завершал недлинный, но чрезвычайно пушистый хвост, свисавший почти до самой земли. Единственное, что было в этом звере красивого – это шуба, густая, длинная, блестящая, коричневая с рыжинкой и кокетливой желтой полосой вдоль всего тела.

– Экий увалень! – подумал Волк. – И как это он ухитрился моего оленя так далеко уволочь, он же больше него?