Последний отзыв
Очень интересная!
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Огнем и мечом
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Но могут ли они быть прочны, пока полумиллионная толпа крестьян стоит под оружием? Не растают ли они с первым веянием весны, как снег, который покрывает теперь степь? – И ему снова приходили в голову слова Еремии: «Милость можно оказать только побежденным!»
И снова мысли его тонули во мраке, а под ногами открывалась бездонная пропасть.
Было уже за полночь. Шум и выстрелы немного утихли, их сменил свист ветра, на дворе бушевала метель, усталая толпа, по-видимому, стала расходиться по домам, и надежда вернулась в сердца комиссаров.
Войцех Мясковский, подкоморий львовский, поднялся со скамьи, прислушиваясь у окна, занесенного снегом, и сказал:
– Видно, с Божьей помощью, мы доживем еще до утра!
– Быть может, Хмельницкий пошлет побольше людей для охраны, – сказал пан Смяровский, – с этим конвоем нам не дойти.
Пан Зеленский, подчаший брацлавский, горько улыбнулся.
– Кто бы мог сказать, что мы – послы мира?
– Я бывал не раз послом у татар, – говорил новогрудский хорунжий, – но такого посольства я не видывал никогда в жизни. В нашем лице Речь Посполитая унижена больше, чем под Корсунью и Пилавцами. И я вам советую вернуться, а о переговорах нечего и думать.
– Да, вернемся, – повторил как эхо пан Бржозовский, каштелян киевский. – Если нельзя заключить мир, пусть будет война.
Воевода Кисель поднял свои стеклянные глаза и остановил их на каштеляне.
– Желтые Воды, Корсунь, Пилавцы! – глухо произнес он и замолчал, и за ним замолчали все, и лишь пан Кульчинский, скарбник киевский, начал вслух читать молитву, а ловчий Кшечовский, сжав голову руками, повторял:
– Что за времена, что за времена! Господи, помилуй нас!
В эту минуту дверь раскрылась и пан Брышовский, капитан драгун епископа познанского, командовавший конвоем, вошел в избу.
– Ясновельможный воевода, – сказал он, какой-то казак хочет видеть панов комиссаров.
– Хорошо, – ответил Кисель, – а чернь разошлась?
– Разошлась, но обещала завтра вернуться.
– Очень напирали?
– Страшно, но казаки Донца убили нескольких из них; завтра они обещали сжечь нас.
– Хорошо, пусть войдет казак.
Через минуту дверь открылась, и какая-то фигура с черной бородой остановилась у порога.
– Кто ты? – спросил Кисель.
– Ян Скшетуский, гусарский поручик князя-воеводы русского.
Каштелян Бржозовский, Кульчинский и ловчий Кшечовский вскочили с мест. Все они служили последнее время вместе с князем под Махновкой и Константиновом и хорошо знали поручика, а Кшечовский слыл даже его родственником.
– Правда! Правда! Это Скшетуский! – повторяли они.
– Что ты здесь делаешь и как попал сюда? – спросил Кшечовский, обнимая его.
– Как видите, Панове, в крестьянской одежде, – ответил Скшетуский.
– Мосци-воевода, – крикнул каштелян Бржозовский, – это первейший рыцарь из хоругви воеводы русского.
– Сердечно приветствую его, – сказал Кисель, – я вижу, что это великой храбрости кавалер, если он пробрался к нам.
И, обращаясь к Скшетускому, прибавил:
– Чего вы хотите от нас?
– Чтобы вы, панове, позволили мне ехать вместе с вами.
– Вы лезете в пасть дракону!.. Впрочем, если такова ваша воля, мы против этого ничего не имеем.
Скшетуский молча поклонился.
Кисель смотрел на него с удивлением.
Суровое лицо молодого рыцаря поразило его серьезностью и скорбью.
– Скажите мне, ваць-пане, – сказал воевода, – какая причина гонит вас в тот ад, куда никто по доброй воле не идет?
– Несчастье, ясновельможный воевода.
– Напрасно я спросил. Вы, верно, потеряли кого-нибудь из близких и едете отыскивать там?
– Точно так.
– Давно это случилось?
– Прошлой весной.
– Как так? И вы только теперь собрались на поиски. Ведь уж почти год! Что же вы до сих пор делали?
– Я дрался в рядах русского воеводы.
– Неужели столь добрый начальник не хотел вас отпустить?
– Я сам не хотел.
Кисель снова взглянул на молодого рыцаря; наступило молчание, которое прервал каштелян киевский:
– Всем нам, кто служил у князя, известны несчастья этого кавалера, над коими мы пролили уже не одну слезу, а что он желал, пока была война, служить отчизне вместо того, чтобы думать о себе, достойно еще большего одобрения. Это редкий пример в нынешнее испорченное время.
– Если окажется, что мое слово что-нибудь значит у Хмельницкого, то поверьте, что я не пожалею его в вашем деле, – сказал Кисель.
Скшетуский опять поклонился.
И снова мысли его тонули во мраке, а под ногами открывалась бездонная пропасть.
Было уже за полночь. Шум и выстрелы немного утихли, их сменил свист ветра, на дворе бушевала метель, усталая толпа, по-видимому, стала расходиться по домам, и надежда вернулась в сердца комиссаров.
Войцех Мясковский, подкоморий львовский, поднялся со скамьи, прислушиваясь у окна, занесенного снегом, и сказал:
– Видно, с Божьей помощью, мы доживем еще до утра!
– Быть может, Хмельницкий пошлет побольше людей для охраны, – сказал пан Смяровский, – с этим конвоем нам не дойти.
Пан Зеленский, подчаший брацлавский, горько улыбнулся.
– Кто бы мог сказать, что мы – послы мира?
– Я бывал не раз послом у татар, – говорил новогрудский хорунжий, – но такого посольства я не видывал никогда в жизни. В нашем лице Речь Посполитая унижена больше, чем под Корсунью и Пилавцами. И я вам советую вернуться, а о переговорах нечего и думать.
– Да, вернемся, – повторил как эхо пан Бржозовский, каштелян киевский. – Если нельзя заключить мир, пусть будет война.
Воевода Кисель поднял свои стеклянные глаза и остановил их на каштеляне.
– Желтые Воды, Корсунь, Пилавцы! – глухо произнес он и замолчал, и за ним замолчали все, и лишь пан Кульчинский, скарбник киевский, начал вслух читать молитву, а ловчий Кшечовский, сжав голову руками, повторял:
– Что за времена, что за времена! Господи, помилуй нас!
В эту минуту дверь раскрылась и пан Брышовский, капитан драгун епископа познанского, командовавший конвоем, вошел в избу.
– Ясновельможный воевода, – сказал он, какой-то казак хочет видеть панов комиссаров.
– Хорошо, – ответил Кисель, – а чернь разошлась?
– Разошлась, но обещала завтра вернуться.
– Очень напирали?
– Страшно, но казаки Донца убили нескольких из них; завтра они обещали сжечь нас.
– Хорошо, пусть войдет казак.
Через минуту дверь открылась, и какая-то фигура с черной бородой остановилась у порога.
– Кто ты? – спросил Кисель.
– Ян Скшетуский, гусарский поручик князя-воеводы русского.
Каштелян Бржозовский, Кульчинский и ловчий Кшечовский вскочили с мест. Все они служили последнее время вместе с князем под Махновкой и Константиновом и хорошо знали поручика, а Кшечовский слыл даже его родственником.
– Правда! Правда! Это Скшетуский! – повторяли они.
– Что ты здесь делаешь и как попал сюда? – спросил Кшечовский, обнимая его.
– Как видите, Панове, в крестьянской одежде, – ответил Скшетуский.
– Мосци-воевода, – крикнул каштелян Бржозовский, – это первейший рыцарь из хоругви воеводы русского.
– Сердечно приветствую его, – сказал Кисель, – я вижу, что это великой храбрости кавалер, если он пробрался к нам.
И, обращаясь к Скшетускому, прибавил:
– Чего вы хотите от нас?
– Чтобы вы, панове, позволили мне ехать вместе с вами.
– Вы лезете в пасть дракону!.. Впрочем, если такова ваша воля, мы против этого ничего не имеем.
Скшетуский молча поклонился.
Кисель смотрел на него с удивлением.
Суровое лицо молодого рыцаря поразило его серьезностью и скорбью.
– Скажите мне, ваць-пане, – сказал воевода, – какая причина гонит вас в тот ад, куда никто по доброй воле не идет?
– Несчастье, ясновельможный воевода.
– Напрасно я спросил. Вы, верно, потеряли кого-нибудь из близких и едете отыскивать там?
– Точно так.
– Давно это случилось?
– Прошлой весной.
– Как так? И вы только теперь собрались на поиски. Ведь уж почти год! Что же вы до сих пор делали?
– Я дрался в рядах русского воеводы.
– Неужели столь добрый начальник не хотел вас отпустить?
– Я сам не хотел.
Кисель снова взглянул на молодого рыцаря; наступило молчание, которое прервал каштелян киевский:
– Всем нам, кто служил у князя, известны несчастья этого кавалера, над коими мы пролили уже не одну слезу, а что он желал, пока была война, служить отчизне вместо того, чтобы думать о себе, достойно еще большего одобрения. Это редкий пример в нынешнее испорченное время.
– Если окажется, что мое слово что-нибудь значит у Хмельницкого, то поверьте, что я не пожалею его в вашем деле, – сказал Кисель.
Скшетуский опять поклонился.
Другие электронные книги автора Генрик Сенкевич
Другие аудиокниги автора Генрик Сенкевич
Последний отзыв
Очень интересная!