Огнем и мечом

– Ты откуда? – спросил он.

– От князя.

– Ну что?

– Ночью выхожу на разведку.

– Далеко?

– До Ярмолинец, если дорога будет свободна. Володыевский взглянул на Заглобу – они поняли друг друга.

– Это по пути к Бару? – пробормотал Заглоба.

– И мы пойдем с тобой.

– Ты должен прежде спросить князя, может быть, у него есть для тебя другое поручение.

– Так пойдем вместе. Мне, кстати, надо спросить еще кой о чем.

– И мы с вами, – сказал Заглоба.

Они встали и вышли. Квартира князя была довольно далеко, в другом конце лагеря. Они застали в приемной множество офицеров разных полков; войска отовсюду стекались к Чолганскому Камню, и все предлагали князю свои услуги. Пану Володыевскому вместе с паном Подбипентой пришлось долго ждать, прежде чем им удалось предстать перед князем, но зато князь сразу позволил им ехать и послать нескольких драгун, которые должны были пристать, притворившись беглецами, к отряду Богуна и выведать все о княжне. Володыевскому он сказал:

– Я нарочно придумываю для Скшетуского разные поручения – вижу, как гложет его затаенное горе, и мне невыразимо жаль его. Говорил он вам что-нибудь о ней?

– Очень мало. В первую минуту он хотел было броситься разыскивать ее между казаками, но вспомнил, что теперь все полки стоят nemine excepto и что мы должны служить отчизне, которую надо спасать прежде всего. Потому он и не бьи у вашей светлости. Один только Бог знает, что творится в его душе.

– И тяжко испытует его! Берегите же его; я вижу, что вы его верный друг. Пан Володыевский низко поклонился и вышел, так как в эту минуту к

князю вошел киевский воевода с паном старостой стобницким, с Денгофом, сокальским старостой, и с несколькими другими сановниками.

– Ну что? – спросил Скшетуский.

– Еду с тобой; но сначала зайду в свой полк: мне надо послать кое-куда нескольких казаков.

– Пойдем вместе.

Они вышли вместе с Заглобой, Подбипентой и стариком Зацвилихов-ским, который тоже шел в свой полк.

Неподалеку от палаток драгунского полка Володыевского они встретили пана Лаша, который шел, или, вернее, качался из стороны в сторону, в компании нескольких шляхтичей. Они были совершенно пьяны. Увидев их, пан Заглоба вздохнул. Он подружился с коронным стражником еще под Кон-стантиновом, ибо в некотором отношении они были похожи друг на друга как две капли воды. Пан Лащ был храбрый рыцарь, гроза басурман и в то же время – известный гуляка и игрок, который все свое время, свободное от битв, молитв, наездов и драк, проводил в обществе таких людей, как Заглоба, пил до бесчувствия и любил слушать остроты. Это был ужасный забияка, который учинил столько бесчинств и столько раз преступал законы, что в каждом другом государстве он давно бы уже поплатился за это жизнью; на нем тяготел уже не один приговор, но его они ничуть не беспокоили и в мирное время, а теперь, в военное время, он и совсем забыл о них. К князю он присоединился еще под Росоловцами и оказал немалые услуги под Константиновой; но зато с тех пор, как войска пришли в Збараж для отдыха, он стал невыносим своими скандалами. В то же время никто не мог бы высчитать, сколько вина выпил у него пан Заглоба, и не мог бы описать все те небылицы, которые он наговорил Лащу к его великому удовольствию. Но весть о взятии Бара так опечалила Заглобу, что он стал мрачен и больше уже не посещал пана стражника. Лащ даже думал, что этот весельчак уехал куда-нибудь из лагеря, и вот вдруг увидел его перед собой. Он протянул ему обе руки и сказал:

– Здравствуйте, ваць-пане, отчего вы не заходите ко мне? Что поделываете?

– Сопровождаю пана Скшетуского, – мрачно ответил шляхтич.

Пан стражник не любил Скшетуского за его серьезность, называл его умником, но прекрасно знал о его несчастье, так как был на пиру в Збараже, когда пришла весть, что Бар взят. Но так как от природы он был человек необузданный, а к тому же и пьян теперь, то не сумел уважить чужое горе и, схватив Скшетуского за пуговицу жупана, спросил у него:

– А вы все еще плачете по панне? А красивая она была?

– Пустите меня, ваць-пане! – сказал Скшетуский.

– Постойте!

– Я иду по делам службы, мне некогда говорить с вами.

– Постойте! – повторил Лащ с упрямством пьяного. – Это вам по делам службы, а не мне, – мне тут никто не может приказывать!

Потом, понизив голос, он повторил вопрос:

– Ну что, красива была? Поручик сдвинул брови и сказал:

– Я бы вам советовал, ваць-пане, лучше не бередить раны.

– Чего не бередить? Не беспокойтесь, если она была красива, то, наверное, осталась в живых.

Лицо Скшетуского покрылось смертельной бледностью, но он сдержал себя и сказал:

– Мосци-пане, не доводите меня до того, чтобы я забыл, с кем говорю… Лащ вытаращил глаза:

– Что! Вы мне грозите? Вы – мне? Из-за какой-то девчонки!

– Идите своей дорогой! – крикнул, дрожа от злости, старый Зацвилиховский.

– Ах вы зайцы серые, прислужники! – кричал пан стражник. – Панове, за сабли! – И, обнажив свою, он бросился на Скшетуского, но в ту же минуту в руках пана Яна свистнуло оружие и вышибло из рук стражника саблю, которая взлетела на воздух как птица, а сам он со всего размаху упал на землю.

Скшетуский не добивал его. Он стоял бледный как полотно и точно оцепенелый. Поднялся шум. С одной стороны подскочили солдаты стражника, а с другой, как пчелы из улья, драгуны Володыевского. Раздались крики: «Бей их, бей!» Прибежали на шум и другие, не знавшие, в чем дело. Зазвенели сабли, и драка с минуты на минуту грозила перейти в побоище. Но, к счастью, товарищи Лаща, видя, что солдат Вишневецкого прибывает все больше и больше, протрезвились со страха и, подхватив пана стражника, обратились в бегство.

И наверное, если бы Лащ имел дело с менее дисциплинированным войском, его изрубили бы в куски, но старый Зацвилиховский, опомнившись, крикнул: «Стой!» И в ту же минуту сабли были вложены в ножны.

Слух об этой драке быстро разнесся по всему лагерю, и отголоски дошли до князя. Кушель, видевший все это, вбежал в комнату, где князь советовался с киевским воеводой, стобницким старостой и Денгофом, и крикнул:

– Ваша светлость, солдаты дерутся на саблях!

В ту же минуту в комнату влетел как бомба коронный стражник, бледный и почти потерявший сознание от бешенства.

– Ваша светлость, я требую справедливости! – кричал он. – В этом лагере точно у Хмельницкого не принимают во внимание ни происхождения, ни звания! Рубят саблями коронных сановников. Если вы, ваша светлость, не учините справедливости и не прикажете казнить обидчика, то я сам расправлюсь с ним!

Князь вскочил из-за стола.

– Что случилось? Кто вас обидел?

– Ваш офицер – Скшетуский.

На лице князя выразилось неподдельное изумление.

– Скшетуский?!

Вдруг двери распахнулись, и в комнату вошел Зацвилиховский.