Бешеный правитель. Начало Империи

Когда наш караван подъезжал к дому старосты, я обратил внимание, что он похож на хорошо защищенную крепость. Весь участок был окружен четырьмя высокими стенами, образовывавшими внушительных размеров прямоугольную площадь, на которой находились разные хозяйственные постройки: хлев для скота, конюшня, сенники и кладовые для корма, погреба, амбары и т. д.

Там же были устроены помещения для пастухов и прочих наёмных работников с их семействами. Было видно, что в этом доме проживает богатая по местным меркам семья.

Глава 2

Наш торговый караван медленно приближался к дому старосты армянской деревни. Караван давно заметили, и у распахнутых ворот, с нетерпением и с немалой тревогой, нас ждал староста Андраник, в окружении пятерых своих сыновей.

Приближаясь к дому, я думал о себе, о своей второй жизни. Прошло почти 4 месяца, как мое сознание переместилось в новое тело в другую эпоху и в другую реальность. От ощущения пугающей свободы кружилась голова. У меня имеется полная свобода выбора, и нет обязательств, перед семьёй, друзьями, коллегами, партнёрами и сотрудниками, все они остались в прошлой жизни. Несмотря на присутствие ощущения свободы, я отчётливо понимал, что полная свобода невозможна. Мне уже встретились люди, которыми я дорожу, моя родина в смертельной опасности, и я уже успел ввязаться в непонятную авантюру. Вряд ли в прошлой жизни я решился бы на столь отчаянный поступок – бросать вызов огромной империи. Постепенно ко мне приходило ощущение реальности, и моё сознание начинало избавляться от чувства нереальности, и холодный разум всё чётче брал верх над моими поступками. Я опять становился прагматичным и осторожным человеком, живущим по собственным правилам. В прошлой жизни, я сам себе не особенно нравился, было слишком много разумных компромиссов, ради личного благополучия и сносного сосуществования в окружении себе подобных. В результате, к сорокам годам из восторженного романтика, я превратился в философствующего эгоиста, с вполне определенными меркантильными целями. Только обретя вторую жизнь, я осознал, что прошлая жизнь не удалась, я превратился в слишком мелкого и приземлённого субъекта. Тогда я тешил своё самоуважение, что богаче абсолютного большинства людей, проживающих на земле и у меня высокий социальный статус. Как бы я не старался утешиться самообманом, прекрасно понимал, что имеются люди намного богаче меня и с более высоким статусом и возможностями. На самом деле я был букашкой, которую при желании могли легко раздавить, и не только более богатые, и влиятельные, но и каждый, кому сбредет в голову такая мысль, и кто способен переходить от слов к действиям. В принципе так и случилось, по сравнению со мной, с моим богатством и моим положением, этот украинский олигарх был слишком мелкой фигурой. Взял я его в младшие партнёры, только для того, чтобы тот решал проблемы с местной властью.

Я посмотрел на безоблачное синее небо, и сердце мое было так же чисто и полно радужных надежд. Я ощутил, что в этой жизни я не опущусь так низко, мне меньше всего хотелось уподобиться на прошлого себя, и я ясно осознал, что меня ожидает совершенно другая жизнь.

– Ваше высочество, мы подъехали, вы будите спешиваться? – тихим голосом спросил капитан Александровский.

– Обращайтесь, как подобает Ахмет Ага! – ответил я на тюркском, так же тихо. – Александровский мгновенно понял, что непроизвольно допустил оплошность. Он спешился, поклонился мне, и повернулся в сторону старосты деревни.

– Салам алейкум, – произнёс он, держа руку у сердца в знак уважения.

– Ваалейкум ассалам, – ответил старик и вместе с сыновьями сначала поклонился в пояс мне, потом Александровскому. Согласно принятому в империи этикету, староста обратился ко мне с приветствием.

– Уважаемый Бей позвольте пригласить вас в мой скромный дом, он принадлежит вам. Я ваш покорный слуга, сыновья мои – ваши рабы, а жены их – ваши прислуги; все, что есть у меня – ваше.

Я поблагодарил за предложение, и сделал знак конюхам, стоящим рядом с моей лошадью, что собираюсь спешиваться.

– Мои сыновья организуют достойный прием ваших людей, за них не беспокойтесь, уважаемый… – обратился староста к Александровскому, с явным намёком на желание понять, кем являются его гости.

– Меня зовут Ахмет Ага, я верный слуга Башкуртоглу Беркер Бея.

– Для меня высокая честь находиться в обществе столь благородного Бея. Приказывайте уважаемый Беркер Бей, ваш верный слуга готов исполнить любое ваше желание.

Мы в сопровождении старика Андраника (Андо) вошли в гостевую половину дома. Для приема гостей, домочадцы и слуги успели подготовиться. На полу был застлан богатый персидский ковёр, возле стен лежали мягкие подушки для возлежания. Для благородного Бея было приготовлено специальное место.

Я удобно расположился на почётном месте, и, совершенно неожиданно, один из сыновей старосты, подошел и начал снимать с моих ног сапоги. Рядом со мной занял место Ахмет Ага, который такого проявления восточного гостеприимства не удостоился.

Беседовал с хозяином дома капитан Александровский. Моих познаний тюркского языка вполне хватало, чтобы понять, о чём идёт разговор. Воспользовавшись положением высокородного Бея, которому не предстало общаться с человеком столь низкого происхождения и статуса, как староста деревни, я благоразумно молчал. Демонстрировать свое плохое владение языка не входило в мои планы. Как бы я не старался, но научиться разговаривать бегло и без акцента, за столь короткий срок, мне не удалось.

– У вас великолепные горы и прекрасные условия для охоты уважаемый Андо, – начал с отвлечённой темы Ахмет Ага. – На каждом шагу встречаются дикие козы, блуждающие группы джейранов, зайцы то и делают, что выскакивают из-под копыт лошадей, а фазанов и прочей пернатой дичи великое множество. Пока наш караван медленно двигался по долине, мой многоуважаемый хозяин Беркер Бей изъявил желание осмотреть блажащие горы и остался доволен увиденным…

До подачи еды принесли кофе в маленьких чашечках, и Ахмет Ага со старостой деревни вели беседу на отвлечённые темы. Старик Андо оказался отличным знатоком лошадей. Он по достоинству оценил моего коня, безошибочно определив, представителем какой благородной породы арабских скакунов он является. Не меньше он восхищался породистыми тяжеловозами, которыми были запряжены наши большегрузные телеги. Ему с трудом удавалось сдерживаться от подробных расспросов, о телегах немецкого производства.

Настало время обеда. Прямо на полу, поверх персидского ковра, слуги накрыли скатерть и расставили блюда с пловом и целым жареным бараном. Между ними поставили кувшины с шербетом, миски с густым мацуном.

Мы за долгий день проголодались, и с аппетитом пробовали поданные угощения.

После обеда Ахмет Ага приступил к согласованию со старостой, где в ущелье мы сможем организовать стоянку для своего каравана.

Подробности их разговора меня не сильно интересовали, и я начал анализировать всё увиденное за этот день. Больше всего меня интересовала особа женщины в открытой коляске, в европейской одежде, которая смотрела на меня с нескрываемой ненавистью и презрением. Я обязательно собирался выяснить, кто она и где проживает, но для этого нужно было определиться окончательно, собираюсь ли я обосноваться в этой долине.

Издалека она выглядела райским уголком, но по мере передвижения, по расположенным там деревням, передо мной раскрылась совершенно другая реальность. Люди, проживающие в этих деревнях, были чрезвычайно в бедственном положении. За три месяца нашего путешествия я успел изучить реальное положение дел в Османской империи. Основа экономики империи – сельское хозяйство – находилась в глубоком упадке. Земля обрабатывалась по старинке, – плугами, и урожайность была крайне низкой. Но и этот скудный урожай в основном уходил помещику, в собственности которого находилась земля, и сборщикам налогов. Проезжая по разным территориям империи, мы везде встречали нищету и безысходность. Через Александровского я был в курсе, о чем пишут местные газеты. А там открыто публиковались статьи о том, что почти нет крестьянина в империи, за которым бы не числилось недоимок, превышающих весь возможный его доход за три года подряд. Начиная с 1873 года, голодные годы следовали один за другим.

От вида жилищ и условий жизни несчастных крестьян, проживающих в долине, у меня кошки заскребли на сердце. Мне, человеку из XXI века, трудно было наблюдать за этой картиной человеческих страданий, разбитых и развеянных по ветру чаяний.

Распахнувшееся по долине море людского страдания причинило мне физическую боль. Мне стало стыдно за собственное здоровье и благополучие. Столкновение с людьми, отверженными миром стало для меня мучительным обвинением, хоть я и понимал, что к происходящему вокруг не имею никакого отношения.

Во мне разгоралась чувство ненависти к османской империи. Обладая знаниями и историческим опытом, я понимал корни и причины происходящего вокруг. Мне трудно было разобраться в собственных чувствах, и я старался переключиться на наблюдение за текущей вокруг меня жизнью простых людей. Женщины занимались хозяйством и малыми детьми, мужчины трудились на полях или пасли скот, и повсюду играли дети. Меня поразила жизнерадостность этих людей. Они, жившие впроголодь и в ужасных бытовых условиях, общались между собой с улыбкой на лице, а детский радостный смех был слышан со всех сторон. Я никак не мог понять, откуда эти люди берут силы жить с такой безмятежностью. Как бы я не старался, мне было трудно понять способность этих людей приспосабливаться к существующим реалиям жизни, и продолжать свой жизненный путь. В отличие от них, во мне кипели страсти, я категорически отвергал малейшую возможность для себя, жить так же смиренно, как живут они. Приспосабливаться к окружающей действительности я не собирался, а как бороться с ней, я тогда не имел ни малейшего представления. Мне нравились добродушные лица жителей долины, я понимал, что не вправе осуждать их, но я начал сомневаться, готов ли я обосноваться в долине и жить в их окружении.

Вывел меня из раздумий Ахмет Ага. Он заметил, что я не слежу за их разговором и решил предупредить меня, – всё, что необходимо было выяснить и согласовать, он сделал. Я коротко поблагодарил за гостеприимство, и мы покинули дом старосты деревни. Когда я взобрался на своего коня, краем глаз заметил, с какой ненавистью смотрит на меня старший сын старика Андо. Мне сразу же вспомнились янтарные глаза прекрасной незнакомки, смотревшие на меня с не меньшей ненавистью и презрением.

Как бы странно не казалось, но мои сомнения, по выбору места базирования нашего каравана, сразу же исчезли, когда я вспомнил эти прекрасные янтарные глаза. Я обязан был найти её, и покидать долину, где впервые встретился с ней, не собирался, по крайней мере, до момента нашей встречи. Я был уверен, что встретил свою судьбу и отказываться от её поиска я не собирался.

Наш торговый караван в сопровождении младшего сына старосты Андо остановился на согласованном участке. Староста, с пониманием отнёся к нашим потребностям, и подобрал действительно хороший участок, рядом с небольшой горной речушкой. Наличие по близости леса и гор так же вполне устраивали нас, а самое главное, участок был ограждён с трех сторон лесом и горными массивами, и проблема сильного ветра, который присутствовал на открытой местности, нас не беспокоила.

– Александр Васильевич, что скажите? – обратился я к штабс-капитану Шемякину, командиру сапёрного батальона, входящего в состав армии, которым командовал я, вернее настоящий Великий Князь. Оказалось, что этот 30 летний талантливый военный инженер, является потомком княжеского рода. В свое время он отказался от своих привилегий и отправился учиться, сначала в Италию, а после во Францию. Он получил блестящее образование инженера-строителя и военного инженера. Его вклад в исход сражения под Ельцом был большим. Благодаря защитным инженерным сооружениям и разработанной им схеме минирования поля боя, турки понесли огромные потери в живой силе. Русская артиллерия до конца сражения активно действовала, нанося удары из-за укрытий, построенных по проекту штабс-капитана.

– Я успел осмотреть всю территорию ущелья, могу констатировать, что этот участок, наиболее подходящий для развёртывания нашей временной стоянки, – ответил штабс-капитан Шемякин коротко и чётко, как и подобает настоящему профессионалу.

Тогда я в очередной раз понял справедливость фразы – «Нет ничего более постоянного, чем временное». Не прошло и 3 месяцев, как на этом месте образовался целый городок, и, несмотря на наступление зимних холодов, были развёрнуты активные строительные работы. Не буду сильно забегать вперёд, лучше расскажу всё в хронологическом порядке.

Мне и моим соратникам не удалось выяснить личность той, образ которой был постоянно перед моими глазами. Это потом я узнал, что староста греческой деревни сознательно скрывал от нас информацию о Марии Комнин. В первые месяцы нашего проживания в долине, для многих я был ненавистным турецким аристократом, который на их несчастье решил остановиться по соседству с ними. От турок, тем более от турецкого Бея, они ничего хорошего не ждали. Для их опасений было слишком много оснований. Многовековой опыт проживания под османским владычеством греков, армян и представителей других народов однозначно подсказывал, что от турок, особенно от богатых и влиятельных, добра не жди.

Я вынужден был принять решение перезимовать в долине, и продолжить поиски прекрасной незнакомки.

Прибыли мы в долину в середине сентября 1875 года. Оборудовав временный лагерь, мы приступили к налаживанию торговых контактов. На 30 тяжеловозных повозках в основном были загружены непродовольственные товары. По дороге в долину, мы собрали всю необходимую информацию о товарах, пользующих спросом в этих краях. Мы тогда благоразумно отказались от поставок продовольствия в этот регион. В отличие от последних трёх лет, 1875 оказался урожайным, и на осенне-зимний период недостатка продовольствия не ожидалось.

В долине и близлежащих округах завершился период сбора урожая. Богатством и наличием денег, местные жители не отличались, но у них имелись излишки урожая, предназначенные для продажи.

Первоначально, мы собирались досконально изучить условия торговли в провинциях Османской империи, расположенных в Центральной Азии. Мне нужно было понять, в каком направлении развиваться, ведь для реализации моих планов нужны были деньги – неприлично много денег! Было ясно, что одними торговыми операциями много денег не заработаем. Но было разумно действовать постепенно, в первую очередь увеличивать размеры торговой деятельности. Не просто так мы стремились обосноваться поближе к Персидской границе. Было ясно, что без контрабанды в обе стороны, нам не удастся добиться значительных результатов в торговле, поскольку куплей-продажей контрабандных товаров промышляли все мало-мальски успешные местные торговцы. Нам удалось во время нашего путешествия определить, какие товары пользуются спросом по обеим сторонам границы, и больше половины нашего каравана была загружена товарами, предназначенными для контрабандной поставки в Персию. Осталось наладить соответствующие связи с местными контрабандистами и приступить к делу.

Легко было планировать, действительность оказалась намного сложнее. В Центральной Азии преимущественно проживали народы напрямую или скрытно исповедующие разные направления христианства, кроме курдов, азербайджанцев, небольшого количества турок и арабов. Несмотря на подчёркнуто уважительное отношение к турецкому Бею, местные торговцы и прочие дельцы, всячески избегали иметь дело с турками. Как выразился капитан Александровский, – «Греки, армяне, грузины и ассирийцы тихо ненавидят турок, и сотрудничать с нами вряд ли будут. Одно дело совершить разовые выгодные сделки, совершенно другое, налаживать постоянное сотрудничество». Львиная доля торговли в этом регионе была под их контролем, и у нас не было выбора, кроме как вынужденно организовать собственные розничные магазины и лавки в городах, крупных населённых пунктах, и формировать бродячие небольшие торговые караваны, для организации торговли в деревнях. Самими выгодными были торговые операции, не за деньги, а в обмен, на продовольствие и на товары местных мастеровых. Мы вынуждены были организовать оптовые склады в крупных населённых пунктах для обеспечения полноценной торговли. Число работников из числа местного населения постоянно росло. Возникла необходимость организовать охрану наших небольших бродячих караванов, для которых в свою очередь нужно было приобрести новые телеги и лошадей. Затраты на организацию торговой деятельности росли с каждым днем, а это значило, ежедневно выслушивать недовольство нашего держателя кассы. Мы старались всё организовать поочерёдно, сначала открывать розничные магазины и оптовые склады в крупных городах, а потом перейти на формирование бродячих торговых караванов. Через месяц мы обнаружили, что у нас имеется нехватка продовольствия, поскольку продовольственные излишки крестьян нашей долины мы уже обменяли на наши товары, а продавать зерновые раньше времени мы не собирались. Пришлось в срочном порядке формировать бродячие караваны и тратить нашу наличность на приобретение всего необходимого. Мне никак не удавалось объяснить майору Кириллову, что сформированные значительные запасы, на арендованных в городах оптовых складах, зерна и кормов для животных стоят денег, а к концу зимы цены на них вырастут в несколько раз. Он демонстративно указывал на полупустую кассу, мол, признаёт только звон жёлтого метала. Я сильно раздражался, но старался сдерживать себя, понимая справедливость такой постановки. Учитывая наше нелегальное положение, в случаи возникновения проблем с властями, все наши торговые предприятия и складские запасы не стоили бы выеденного яйца.

К нашей радости власти начали продавать в рабство русских военнопленных, и благодаря заблаговременно налаженным контактам с работорговцами, мы начали выкупать их. Сделки по покупке наших военнослужащих происходили ежедневно, благо между крупными городами империи действовал телеграф. Капитан Александровский обосновался в Эрзуруме, и имел возможность в кратчайшие сроки реагировать на предложения работорговцев. По моему указанию, он вёл жёсткие переговоры, стараясь максимально снизить цену на русских рабов. Для этого были несколько причин, наша наличность была ограничена, осенью цены на рабов резко падали, и на русских военнопленных, много желающих иметь их в числе рабов, не находилось. Проблем с ними было больше, чем пользы. Чаще всего именно они подавались в бега.

К чести Олега Дмитриевича, выделение денег на спасение наших военнопленных происходило без задержек, но, когда дело касалось других затрат, его трудно было остановить. Меня он стеснялся, и всё своё недовольство высказывал Александровскому и Спиридонову, – моим помощникам по коммерции.

Тянуть дальше с отправкой каравана в Персию мы не могли, наши основные деньги были вложены в товар, предназначенный для нашей первой контрабандной операции.

В первых числах октября наше финансовое состояние было близко к катастрофическому. Денег на развитие торговой деятельности мы перестали выделять, и все доходы, от уже функционирующих торговых предприятий и небольшие остатки наличности, тратились на выкуп и доставку наших военнопленных. К этому времени мы уже отправили деньги работорговцам на сто тридцать рабов. Дошло до того, что я распорядился при нехватке финансов приступить к убыточным продажам наших немалых запасов закупленного зерна и кормов для животных. Надежда, до наступления холодов осуществить первую контрабандную операцию, таяла на глазах. Нам так и не удалось найти внушающего доверия контрабандиста, с помощью которого можно было начинать наши поставки в Персию и обратно.

Не было бы счастья, да несчастье помогло.

– Ваше Высочество к вам посетительница, – с трудом скрывая своё смущение, обратился ко мне майор Кириллов.

Было от чего ему смущаться, я был, мягко говоря, в бешенстве. И всем моим соратникам, прежде всего майору Кириллову и унтер-офицеру Петрову досталось от меня по полной программе.

– Есть новая информация от Николая Ивановича? – Я не отреагировал на сказанное майором, меня больше беспокоило состояние двух наших сотрудников, получивших тяжёлые ранения при нападении курдов на один из наших караванов. – И почему задерживается унтер-офицер Петров?

– От доктора нет новых сведений. Двадцать минут назад я посетил медицинскую палатку. У охранника состояние тяжелое, по словам доктора, если ночью не скончается, имеется небольшой шанс, что он выживет. Приказчику повезло, несмотря на получение трех пулевых ранений, он пришёл в сознание после операции, и по прогнозу доктора, если не будут послеоперационные осложнения, то у него имеются хорошие шансы выжить. Завтра состояться похороны возчика на местном кладбище, он был из местных крестьян. Я распределился пригласить армянского священника из монастыря, расположенного в горах. Все затраты на похороны мы взяли на себя. По вашему указанию, его семье мы выделим помощь деньгами и продуктами питания.

– Вам теперь понятно, почему я не хотел одобрить ваше предложение о преждевременном формировании бродячих караванов. Поймите же наконец, мы здесь чужие, в добавок выдаем себя за турок, которых тут тайно ненавидят все. Если нам не удастся наладить нормальный контакт с местными, придётся переехать в другое место, скорее всего в крупный город, где в основном и проживают местные турки. С моими познаниями турецкого языка и их обычаев, пока это невозможно. Кроме этого нам нужно опереться на местное население, одни мы вряд ли сможем добиться реализаций своих целей. Где Петров, почему его нет до сих пор? Мы обязаны наказать этих курдов, и наказать так, чтобы местные поняли, что мы представляем собой реальную силу и не собираемся простить тех, кто осмелился напасть на нас и тем более на наших работников.