Плацкарт

Дальше ход процесса изменился в худшую сторону. Анна была занята лишь тем, что парировала и парировала словесные эквилибры адвоката ответчиков Сорокина, который трещал согласно своей фамилии, ну, или как счетчик Гейгера. Парируя, Анна мрачнела с каждой минутой, понимая, что ее атака безнадежно провалена. Теперь они не могли надеяться не только на тюремное заключение, но даже на компенсацию пострадавшим. Сорокин наливался гордостью, а ответчик, застройщик Жилин, угрюмый мужчина с хищным лицом, глядел в пол. Бледные лица семей, потерявших после обрушения близких, стояли перед ней живым укором. Когда оглашали вердикт, Анна поймала взгляд секретаря, сочувствующий и одновременно жалкий. Та тоже все понимала. Все всё понимали.

После оглашения приговора, она еще нашла в себе силы выступить перед журналистами, рассказывая, что, несомненно, будет добиваться справедливости и, если надо, дойдет даже до Верховного суда, но сама в это не верила. Ей все мерещилась бесстыдная радость Сорокина и отрешенное лицо Жилина, вышедшего из зала, будто он проиграл, а не разнес надежды людей на справедливость в пух и прах. Глядя, как заместитель мэра Крупинин по-свойски хлопает Жилина по плечу, Анна поняла, что шансы выиграть процесс минимальны. Злая, как Сатана, она взяла такси и рванула к струсившему эксперту, готовясь разнести его в клочья.

Двери открыла женщина лет пятидесяти с покрасневшими глазами и черной косынке на голове, косо сидящей на ее плохо прокрашенных хной волосах.

–А Феденьки больше нет, – всхлипнула она.

–Как это —нет? – прошептала Анна, удивляясь своей запоздалой глупости.

–Погиб Феденька, – ответила вдова и прислонилась к притолоке. —Вечером с собакой вышел, его хулиганы ножом…

У ног хозяйки крутилась собачонка, помесь йорка с чем-то еще, поглядывала на гостью веселыми глазенками, и пару раз задорно гавкнула. Анна выдохнула. Оказалось, что Федор Картавин, ее строительный эксперт, в тот момент, когда она злилась в суде за его отсутствие, уже остывал в морге с тремя ножевыми. Обуреваемая нехорошими предчувствиями, Анна вынула из сумки сотовый, и позвонила второму эксперту, но на другом конце сети ей не ответили. Аппарат абонента оказался выключен. Ехать на другой конец города Анна не успевала, и потому позвонила знакомому, попросив ненароком проверить, не попал ли в криминальные сводки некий Владимир Попов, одинокий мужчина, проживающий в Краснообске. А еще через четверть часа она, положив телефон в сумку, осела на пустую скамью у здания суда и прижала руку ко рту. Второй эксперт попал под машину в тот же день, и травмы оказались несовместимы с жизнью.

Деньги. Все решали деньги, гигантские суммы, потраченные на этот жилой массив. Если будет доказано, что строительство велось с нарушениями, и все остальные дома могут в любой момент сложиться, как карточный домик, это не просто банкротство застройщика. С насиженных мест полетят все, вплоть до мэра, поскольку даже Анне без особого труда удалось проследить… нет, не связь, скорее запах связи застройщика с городской элитой. У следственного комитета возможностей было побольше, чем у простого адвоката со связями. Пострадавшие могли подать в суд не только на застройщика, но и на мэрию, продавшей для застройки этот участок, и имели неплохие шансы на выигрыш, докажи следствие преступный сговор. Стоило ли это жизни двух экспертов, осмелившихся возразить? Несомненно. Убрать с дороги двоих немолодых мужчин было куда дешевле.

Сидя перед судом и растрачивая время без толку, Анна с вялым запозданием подумала: а не случится ли что-то похожее с ней? Но взвесив все за и против, решила – нет. Не рискнут, она слишком заметна, но подстраховаться не мешает. Две смерти в одном деле подряд еще можно списать на случайность, три – это уже закономерность. Не рискнут, но… Черт побери, когда в деле замешаны такие деньжищи, возможно все. Она вспомнила всхлипывание вдовы Картавина, и ее затошнило от злости, когда в голову пришло мимолетное воспоминание: вот она читает статью, что судья Антонов купил яхту и катается на ней по Обскому водохранилищу. На какие, интересно, шиши?

Пробудившаяся ярость толкала Анну на необдуманные поступки, и когда она, перед самым отъездом, в кафе наткнулась на Крупинина и Жилина, ей захотелось сделать что-то ужасное, особенно после того, как Крупинин издевательски отсалютовал ей рюмкой. Анна с трудом дождалась их ухода.

Мальчик за соседним столиком всхлипывал, прижимая к груди сломанный паровозик. На мгновение он взглянул на Анну, и она торопливо отвернулась. С определенного времени она не могла выносить детских взглядов и прячущегося осуждения в них. Ей казалось, что так могут смотреть только дети и коты, презирая и уничтожая в своем кажущемся безразличии.

Она встала и покатила чемодан к выходу, перебежала пешеходный переход прямо перед автобусом, сердито рыкнувшему на нее клаксоном, и, сворачивая к вокзалу, врезалась в вышедшего из-за ларька мужчин, точнее, в крайнего из спаянной троицы. И не просто врезалась, а вмяла в него хот-дог, брызнувший кетчупом.

–Женщина, вы что ослепли? – заорал пострадавший.

–Простите, – залепетала она, – я не нарочно. Хотите, я оплачу вам…

–Оплатит она… У меня поезд через пятнадцать минут…

Анна рассердилась, вынула из кошелька пятитысячную и припечатала ее к влажной от кетчупа груди скандалиста. Честное слово, не стоила его дешевая рубашонка такой истерики.

–Вон ларек с майками, купите любую, а сдачу оставьте… не знаю, на сувениры. Повторюсь, мне очень жаль, – припечатала она и торопливо пошла к вокзалу, не слушая крики за спиной.

Чуть позже, когда она уже протягивала проводнику паспорт, ожидая, когда он сверится со списком пассажиров, купивших электронные билеты, Анна подумала, что в этой троице ей кое-что показалось странным. Двое мужчин: тот, кого она изляпала кетчупом, и второй, помоложе, всем своим видом демонстрировали принадлежность к так называемым органам. Выдавала стрижка и… что-то еще, что-то от сторожевой собаки во взгляде. А вот третий…

Третий.

Если тех двоих она сравнила с собаками, то третий напоминал волка. А еще он держал впереди обе руки, на которых болталась свернутая джинсовая куртка. Именно так можно скрыть от нежелательных взглядов кое-что интересное, вроде наручников.

Анна зашла в свое купе, затолкала под сидение чемодан и бездумно уставилась в окно, глядя на снующих по перрону пассажиров. И где-то за пять минут до отправления троица с привокзальной площади прошла мимо нее в столь же тесной спайке: двое псов по бокам, волчара в центре. На груди давешнего скандалиста все так же виднелось пятно от кетчупа.

Красное, как кровь.

*****

Когда пассажирка-торопыга, роскошная баба в дорогом, но слегка несвежем костюме отошла подальше, майор Олег Рязанов, раздраженно посмотрел на красное пятно на футболке, швырнул на асфальт смятый хот-дог и зло бросил:

–Вот зараза! Лех, будь другом, сходи, купи мне одну ассисоньку.

–Что? – не понял его более молодой, мордастый коллега с добродушным, но немного туповатым лицом. Рязанов рассмеялся.

–Внучка у меня на сосиски в тесте говорит: деда, купи мне одну ассисоньку. Я по другому уже и сам не говорю. И всех вокруг этой «ассисонькой» заразил.

–Сколько внучке-то?

–Агате? Четыре. Бойкая, и заводная как тамагочи… Сходи, Лех. Жрать хочу, сил нет. Нам еще часа четыре не хавать нормально.

–А этот? – настороженно спросил напарник, бросив взгляд на третьего мужчину, зажатого между ними и взиравшего на мир с показным равнодушием. Стороннему человеку эта троица не показалась бы странной, но Рязанов был начеку. Ему не понравился взгляд женщины, врезавшейся в него и оставившей пятно от кетчупа, как метку. Было в ней что-то… до боли знакомое, несмотря на дорогое шмотье, украшения, профессиональный макияж. Красива, и вроде вполне безобидна, хоть и дерзка, но этот ее цепкий взгляд ищейки, моментально обшаривший всю троицу с ног до головы, и на мгновение задержавшийся на скованных наручниками руках их пленника, пусть и скрытых одеждой. Рязанов подумал, что увидел в ее глазах нечто вроде понимания. Но она не стала вмешиваться, не задала вопросов, уходя, ни разу не обернулась, и на том спасибо. Возможно, это было просто совпадение, только вот Рязанов в совпадения не верил и мысленно сделал зарубку. Почему-то ему казалось, что эту женщину он еще увидит.

Напарник ждал ответа. Майор опомнился и кивнул.

–Постерегу, – пообещал Рязанов. – Никуда он не денется, тут патрулей полно, если попробует свалить, догоним. Но он же не рыпнется, да, Балашов?

Ему не хотелось полагаться на случай или благоразумие человека, которого он конвоировал, пусть таким дилетантским способом. Рязанов прекрасно знал, с кем имеет дело и потому готовился к худшему. Будучи на полголовы выше Балашова и шире его в плечах, он нисколько, тем не менее, не сомневался, что в случае серьезной заварухи не сумеет удержать его без потерь. И тогда придется решать, начинать ли пальбу в людном месте или нет. От мысли, что ему придется применить оружия прямо тут, на привокзальной площади, Рязанову стало плохо, и потому он взмолился, чтобы поезд пришел как можно быстрее.

–Я бы тоже хотел сожрать ассисоньку, – сказал Балашов и лениво повел плечом, словно демонстрируя, что в любой момент может передумать и одним движением, раскидав провожатых, допрыгнуть до подземного перехода. А там метро, свобода, толпа уезжающих с пригородного вокзала, среди которых можно затеряться. Когда Балашев пошевелился, под джинсовой курткой, висящей на его руках, холодно звякнула цепочка.

–Перебьешься, – ухмыльнулся Рязанов. – Голод, он, знаешь ли, облагораживает.

–Да ладно, майор, не жмись. Не разорит тебя один хот-дог, – сказал Балашов тягучим, словно патока, тоном, будто ему было все равно, покормят или нет, но Рязанов натренированным ухом услышал крохотную ноту истинного голода. Это было не удивительно. Задержать Балашова удалось ночью, а сейчас был уже вечер. Солнце медленно наливалось красным и падало за многоэтажки, окрашивая их стекла в багровеющие тона. Хмыкнув, Рязанов крикнул в спину удаляющегося к торговым точкам коллеги.

–Леха! Тихомиров! Два хот-дога купи!

–Спасибо, майор, – серьезно сказал Балашов.

–Кушай. Не обляпайся, – грубо ответил Рязанов и отвернулся.

Взять Балашова в Новосибирске было большой удачей. Потому Рязанов просто подпрыгивал от нетерпения, ожидая, когда подадут поезд и можно будет войти, пристегнуть добычу наручниками и расслабиться на какое-то время, предвкушая, когда все благополучно закончится. Чисто технически нужно было уложиться в положенные по закону три часа, но до Барабинска было четыре на поезде. На машине меньше, но ехать даже на конвойной машине Рязанов не рискнул, как не рискнул отправлять задержанного спецвагоном, в компании таких же страдальцев, но вагона нужно было дождаться, по расписанию они не ходят, а время не терпело. Официального статуса арестованного у Балашова не было, так, задержан по подозрению, формулировка обтекаемая, и начни тот протестовать по пути, требовать адвоката, могли появиться проблемы. Потому Рязанов решил попытаться.

Все решало время, и встреча, на которой он должен был сбыть проблему с рук, забыв навсегда. Из отдела выдернул Тихомирова. Этого пацана с веснушчатым крестьянским лицом он знал давно, приходилось пересекаться и отмазывать идиота от глупейшей истории, в которую тот вляпался по недоразумению. Отмазал. Тихомиров впоследствии оказался верен, как пес, и потому не слишком любопытствовал, почему задержанного везут обычным поездом, в обычном вагоне, почему конвойных всего двое, и почему билеты на всю троицу Рязанов оплачивал из своего кармана, минуя даже попытку выбить казенные деньги из ведомственной бухгалтерии. Учитывая личность задержанного, перевозить его следовало под усиленной охраной, поминутно ожидая от Балашова какого-нибудь крученого финта. Но Балашов вел себя на удивление смирно, и потому Тихомиров успокоился, не замечая, что Рязанов то и дело прикасается к жилетке, под которой торчала рукоять табельного.

Глядя, как молоденький лейтенант расплачивается за обед, Балашов вдруг тихо спросил:

–А ты меня хоть довезешь до места, начальник?

Это было неожиданно, как удар под дых. Рязанов развернулся к Балашову и усмехнулся.

–А что, есть сомнения?

–Я же не дурак, – равнодушно ответил Балашов. – Думаешь, не понимаю, чего ты так суетишься и для кого стараешься? Мальчонку-то специально отослал?

–Не понял, – нахмурился Рязанов, хотя, конечно, все понимал. Балашов не дурак, и никогда таким не был, иначе не удалось бы ему скрываться, виртуозно уходя из засад, словно насмехаясь. И если б не его сантименты, ничего б не вышло и сегодня днем.

–Чего тут непонятного? В спину мне шмальнешь при попытке к бегству? Или что?

Рязанов приблизился настолько, что его смрадное дыхание ударило Балашову в лицо, но тот не сдвинулся с места.

–Хотел бы, я б тебе маслину влепил промеж глаз еще когда тебя брал. Живой ты мне нужен. Пока во всяком случае.