Скакуны Зеленых Лугов. Разящий

Гавейн еще сильнее рассмеялся:

– О да, малыш! Адам поставил на то, что ты не знаешь Великого Поклона.

– Милорды… Могу посметь спросить, откуда вы узнали про Поклон?

– Стражники с утра только и судачат об этом: «Ланс Бурогрив своего сына с рождения обучал общению с дворянством».

– Я бы не сказал, что с рождения, милорд…

– Успокойся, малыш. Давай лучше покажем тебе замок.

Рыцари загарцевали через просторный двор к дворцу. А вслед за ними скакал Арон, с любопытством осматривая яблони и цветущие тюльпаны, разносившие ванильный запах пыльцы.

Каждое дерево и куст изображали вставшую на дыбы лошадь. Садовники и сейчас ухаживали за садом: стригли и сажали новые растения. Зелень располагалась вдоль дорожки, создавая ровную аллею.

Вскоре они подошли к дубовым воротам белого замка с синими куполами башен. С дверей на гостей устремлялись ветвистые железные рога.

Арону невольно показалось, что они направлены на него. Он оцепенел на мгновение, но голос Гавейна быстро разбудил:

– Захватывает дух, малыш?

Арон вздрогнул и постарался не подать виду:

– Да, милорд, очень захватывает.

– Вот и славно, – Гавейн похлопал жеребенка по спине. – Нам через главные ворота, все время прямо!

Двери отворились, и рыцари вместе с Бурогривом вошли в коридор из белого мрамора, украшенный блеклыми фресками. Они пахли сухой пылью. Каждая изображала сцену из жизни лошадей: как они удобряли почву, как обучали жеребят, как сражались и как героически умирали. Взгляд Арона привлекла одна фреска: черный силуэт меча в полосах огня, парящий над бурой кобылой, которая облачена в серебряные латы с развевающимся золотым плащом.

– Это и есть Великая Жанна? – не удержался Арон от вопроса.

Гавейн улыбнулся и произнес:

– Наша мать и отец с мечом наперевес нас на подвиги вдохновит и в бою защитит.

Жеребенок был несказанно удивлен. Ему еще в детстве приходилось слышать сказки о доблестной Жанне, величайшей рыцарше, что когда-то скакала по полям Агийвии. Она была храбра и нежна, благородна и хитра. О ее навыках владения клинком слагали легенды, а о сражениях баллады. Но Арон не мог и представить, что Великая Жанна окажется, как и он, бурой масти. Это поразило сильнее ее легендарного меча!

Вскоре они дошли до развилки из коридоров. Гавейн и Адам повели Арона прямо.

Стены сделались кирпичными, проход освещался железными факелами, а в воздухе стоял запах плесени. Порой под копыта юного Бурогрива попадала паутина. И чем дальше он уходил с рыцарями, тем отчетливее гремели мечи, трещало дерево, раздавались крики и гулкие удары падений.

– Похоже, молодые стражники уже принялись за упражнения, – впервые заговорил сэр Адам.

Его голос звонкой мелодией отразился от стен.

– Не дожидаясь нас?.. Ха, молодежь, учителей совсем не уважает! – отозвался сэр Гавейн.

Его хриплый старческий баритон звучал скрипучей дверью.

Арону от добродушия коренастого лорда полегчало на душе. А то в этом проходе было слишком мрачно и холодно, тем более что здесь нет вообще никаких окон. Но вскоре они подошли к маленькой дубовой двери.

– Здесь отдыхают кадеты, – холодным тоном произнес сэр Адам. – О начале первого урока объявит боевой рог.

– А как кадеты отнесутся к тому, что среди них простак? – Арон постарался, чтобы его голос не дрожал.

Но Адам язвительно отмахнулся:

– Сам узнаешь, – и тощий «Рыцарь Народа» удалился с высоко поднятой головой.

Арону оставалось только посмотреть ему вслед.

– Не волнуйся, малыш, их немного, – успокоил Гавейн жеребенка слабой улыбкой.

От Арона не ускользнула печаль в голосе старого воина.

– Милорд, – обратился он к рыцарю, когда тот собрался уходить. – Что вы имели в виду, говоря про курсантов?

– Сам увидишь, заходи и обустраивайся.

Рыцарь ушел. Бурогрив долго не решался отворить дверь, но подумав о чести, вошел… и увидел четырех жеребят своего возраста. Двое играли в шахматы, а остальные лежали на кроватях, бесцельно глядя в потолок.

Беспокойство сменилось удивлением. В просторной каменной казарме с десятью койками, пахнущей осиновым маслом, находилось всего несколько жеребят.

Как только Арон вошел с резким хлопком двери, четыре пары глаз уставились на него, но не столько с презрением, сколько с любопытством. Кадеты поднялись со своих мест и подошли к Бурогриву чуть ли не впритык. Они не выказывали раздражения от присутствия среди них простака. Хороший признак.

Арон постарался собрать храбрость в маленький снежок и повторил поклон глубокого уважения.

– Милорды, – обратился он к ним спокойным тоном, хотя сердце в груди плясало польку.

Дворяне улыбнулись и ответили ему тем же поклоном.

Младший Бурогрив выдохнул.

– С тебя три пирожка, Перси, – потребовал рыжий жеребенок от вороного.

– Сейчас, Галахад, только достану из сумки, – и вороной отправился к койке.

– А с вас две вафли, – распорядился Галахад буланым близнецам.

Те насмешливо заржали и пошли за обещанной платой.

Арон разинул рот. Видимо, слухи разошлись дальше, чем он думал.

Когда Бурогрив понял, что до сих пор стоит как пень, то поспешил к койке. Жеребята продолжали глазеть на него как на диковинную птицу. Арон старался сохранить самообладание; не хватало еще подраться с дворянами. Держа зубами сумку, он выложил из нее стопки пергаментов, пишущие перья, небольшой портрет семьи и немного сладких яблок. Затем сел на прыгучий матрас, набитый соломой, и к его удивлению рядом уселись дворяне. И опять пытались протереть на нем дыру. А хруст вафель и яблочных слоек над ухом раздражал еще сильнее. И чтобы заглушить надоедливый звук, он взял копытами наливное сверкающее яблоко.

Сделав первый надкус, он ощутил кислый сок с нотками сладости. И вдруг ему под нос сунули яблочную слойку с вафлей. Арон удивленно повернулся к рыжему жеребенку.

– Я Галахад Рыжегрив, сын Романа Рыжегрива.