– Объясни, какого черта ты до сих пор живешь с этим уродом?
* * *
Целых три дня Маша наслаждалась обществом внезапно приобретенной подруги. За неделю она впервые позволила себе прогулки по окрестным магазинчикам и живописным улочкам, в компании кого-то иного, а не мужа, который от магазинов зверел, а прогулки ненавидел, срываясь на ни в чем не повинных людях. Более того, Олег спокойно отпускал ее с Ритой, не требуя ежеминутных звонков и отчетов, где они сейчас и чем занимаются. Маша видела в этом то, что муж по непонятной причине решил, будто Рита положила на него глаз и, возможно, во влажных мечтах представляет горячечный секс с лучшим мужчиной все ее жизни. По вечерам они собирались в ресторане, иногда к ним присоединялись друзья Олега, как правило, к тому моменту пьяные в стельку. Рита, подвыпив, потчевала компанию театральными байками, от которых все просто умирали со смеху.
– Однажды я играла графиню, – чувственно изрекла Рита, глядя сквозь бокал на знакомого Олега, которого муж представил просто: «Павел, очень важный человек в местной администрации». – Спектакль был дрянной, мы даже сезона не доиграли, на него публика не ходила, хотя труппа была прекрасная. Но, увы, бездарность пьесы ничто не спасло бы, даже если бы прямо у всех на виду Брэд Питт овладел Раневской… Ну, словом, я играла графиню. Там была сцена: за кулисами стреляют, я кричу: «Что это?», а вбегающий слуга отвечает: «Ваш муж!» Но слугу играл какой-то необстрелянный сопляк. Я тут хватаюсь за сердце, кричу, как и положено, а он вместо «ваш муж!» вопит «вах мух!» Тут даже меня переклинило. Я схватилась за сердце и пискнула: «Ах, мох мух!» – и упала в обморок. Это был грандиозный провал!
Компания весело рассмеялась. И Маша рассмеялась, хотя была уверена, что уже слышала или читала эту историю. Но убедила себя, что ей померещилось или же это действительно случилось именно с Маргаритой. В конце концов, оговорки так естественны. Через несколько минут Рита с тем же успехом рассказала, как в их театре однажды по причине отсутствия медведя в шкуру нарядили мужика, умеющего этим самым медведем ходить, смешно косолапя, и когда за кулисами неожиданно грянул гром, не предупрежденный медведь вдруг перекрестился. Маша вновь посмеялась вместе со всеми, хотя эту историю точно уже слышала, причем в далеком детстве, с экрана телевизора. Наблюдая за пьяной и веселой Ритой, которая под конец вечера позволила увести себя в номера Павлу, Маша почувствовала легкое беспокойство, но не придала этому особого значения.
Тогда, на пляже, Маша не осмелилась признаться в том, что уже года три как терпит бесконечные издевательства, пробормотала невнятное оправдание и торопливо перевела разговор на саму Риту, а та, прищурив глаза, тему Машиного замужества оставила, но было видно, что не навеки.
Самым лучшим во всей этой истории знакомства с Маргаритой было поведение Олега, который вдруг вспомнил, что Маша – его жена, а не груша для битья, и целых три дня был с ней почти нежен. Хотя «почти» тут подходило мало, просто за время несчастливого брака она разучилась принимать ласки мужа без опасения, что его настроение изменится до такой степени, что она полетит на пол с очередным синяком или разбитым носом. Маша ничего не знала о его новых друзьях, с которыми он проводил столько времени и коих старательно поил. Если поначалу она должна была изображать радушие, то теперь эту миссию взяла на себя Маргарита, охотно выпивая и деля с гостями постель. Олег теперь не напивался до скотского состояния, и иногда Маша ловила его настороженные взгляды и тонкую улыбку, будто он был рад тому, что Рита закрутила с Павлом курортный роман. Павел и его приятели Маше не нравились. Было в них что-то сальное, мерзкое, а выпив, они моментально превращались в обычное быдло. Но теперь ее не трогали, и она была рада, что не получает тумаков, когда случайно попадает Олегу под руку, а происходило это нередко, при самых разных обстоятельствах, но чаще всего – когда у него просто было паршивое настроение. В эти дни прислуга пряталась по щелям, и Олег срывался на жене. После неудачной попытки уйти Маша мужественно ждала, дав себе зарок, что сбежит, как только поправится мама, а та все болела, и на ее лечение требовались какие-то невероятные деньги. Поэтому Маша смирилась. Натыкаясь на спутниц друзей Олега, Маша недоумевала, как им может нравиться такая жизнь? Хотя не факт, что они испытывают то же самое. Стоило ей начать сердиться или пытаться дать отпор, как Олег просто багровел от ярости, да так, что Маша не на шутку пугалась. Поэтому она просто отказалась от всех попыток бунта и впала в тоскливую безысходность, предпочитая отмалчиваться и смиренно позволять пользоваться собой, а потом беззвучно плакала, уткнувшись в подушку и презирая себя за то, в какое ничтожество она превратилась, и родителей, которые, по сути, продали ее чудовищу, наплевав на все ее желания и превратив в поводок к дойной корове.
С появлением Риты все… не то чтобы изменилось, но как-то сдвинулось с мертвой точки.
Там, на пляже, когда солнце припекало просто убийственно, а тент уже не особо спасал от жары, Рита, собирая вещи, вдруг села на свой шезлонг и заставила Машу опуститься рядом.
– Иногда надо просто уйти, – сказала она. Это было даже не продолжение разговора, ведь за пять минут до того они по-женски обсуждали тряпки. Маша опешила, а Рита, держа ее за руку, задумчиво погладила большим пальцем синяки на ее запястьях. – В какой-то момент ты отчетливо понимаешь, что жизнь коротка, а ты никому и ничем не обязана: ни родителям, ни мужу, ни детям, ни коллегам, ни любым посторонним людям. Такая жизнь, знаешь, как критическая масса, которая накапливается, а потом – бац! И катастрофа. И ты кувырком. Чаще мордой вниз.
– Я тебя не поняла, – тихо сказала Маша и вырвала руку. Рита невесело улыбнулась и сквозь легкий загар отчетливо проступила синюшная бледность. Подруга показалась Маше безнадежно старой.
– Все ты поняла, – четко сказала Рита. – Если чайник свистит, его надо снять с плиты. Иначе вода выкипит и все к чертям сгорит, вместе с плитой и домом.
– Какой чайник, что ты говоришь? – рассердилась Маша. Рита рассмеялась и постучала ее по макушке.
– Вот твой чайник. Вовсю кипит, уже из носика капает.
Маша не захотела продолжать этот разговор, хотя понимала, что Рита права. А вечером новая подруга вела себя как ни в чем не бывало и о разговоре про кипящий чайник не вспоминала. Легко войдя в компанию Олега, Рита послужила прекрасным развлечением, встречалась с четой Куприяновых на завтраке, дожидалась церемонного поклона и поцелуя в иссохшую руку. Маша не спрашивала, что с ней, но догадывалась, старательно обходя тему здоровья. Но, – больная или здоровая, Рита развлекала обоих. Маша вдруг осознала, что действительно с удовольствием завтракает в отельном ресторане, напротив сидит Олег, уплетая свою порцию, и на его лице блуждает улыбка, почти незнакомая, какой она не видела уже очень давно. Маша не знала, чем так доволен ее муж, и смутно связывала это с новой знакомой, но спросить не отваживалась. Хотя, вероятно, довольство Олега было из-за недавнего разговора с Павлом, когда они обсуждали какие-то важные дела и смотрели документы, а она вернулась с прогулки с двумя пакетами покупок в руках. А вечером, когда Маша пришла в номер, то застала Олега в постели, почти трезвым. Он не спал и, когда она легла рядом, сразу повернулся к ней лицом, и, главное, с улыбкой, которая ее поначалу испугала. Но потом она позволила ему коснуться ее груди и улыбнулась сама, робко, как впервые, не чувствуя того страха, что испытывала почти постоянно. Они по-настоящему занимались любовью, и Маша даже испытала позабытое удовольствие.
Так продолжалось целых три дня. Маша все хотела поговорить с Ритой и рассказать, что та ошибалась, и вообще она ей очень благодарна, но не успела.
Потому что на третий день разразилась катастрофа.
Глава 2
Началось все с достаточно невинного происшествия, которое запустило колесо трагических событий. Несколько дней Маша думала, что жизнь, по сути, может быть вполне сносной, если знать, на какие кнопки нажимать, а какие острые углы обходить, хотя, казалось бы, за короткий срок своего брака она вполне могла усвоить эти истины. Обходить углы она не научилась, а давить на кнопки не получалось, механизм управления мужем не действовал. Он мог управлять ею, а она им – нет. На примере новой подруги Маша поняла, что манипулировать можно любым человеком, просто сама она в этой игре была совершенно беспомощна. Но, получив короткую передышку, Маша апатично пустила все на самотек и решила не будить лихо. Пусть идет как идет.
Олег все улаживал свои дела, договариваясь о застройке целого квартала, и переговоры, сдвинувшись с мертвой точки, вроде бы шли в нужном направлении. Единственным, кто продолжал артачиться, оказался Павел Доронин. «Просто важный человек» из администрации занимал кресло заместителя мэра, а тот в свою очередь, не желая пачкаться лично, получал все откаты от строек и продажи земельных участков. Цифры зашкаливали за миллионы, так что неудивительно, что Павел, попутно обхаживая Маргариту, желал получить кусок побольше, чем ему предлагали лично, и, когда партнеры артачились, рубил все начинания на корню. Олег бесился, но еще держался в рамках, хотя Маша видела плещущуюся в его глазах ярость и старалась держаться подальше.
На пляже, где они с Ритой потягивали коктейли, женщины старательно обходили несколько скользких тем: семейную жизнь Маши и болезнь Риты, которая на фоне загорелых отдыхающих сильно бросалась в глаза. Бесцеремонная Рита отказалась от попыток что-то выведать о жизни подруги и продолжала рассказывать о себе, беззаботно пересказывая истории из жизни актерской труппы. Маша улыбалась и кивала, всплескивала руками в нужных местах, чувствуя, как в душе продолжает суетиться червячок неясного сомнения.
Где-то к полудню, отлежав все бока, Маша уже собралась предложить уйти с пляжа, когда к ним подошла цыганка: пожилая, сморщенная, в каком-то нелепом тряпье зеленого цвета, с пошлыми блестками, изрядно поношенном и засаленном, и в длинном фартуке поверх платья. Из-под тряпки на голове, что, видимо, играла роль платка, торчали седые пакли. Маша поймала себя на том, что смотрит на нее как завороженная. В ее реальной жизни никогда не случалось, чтобы подобные люди вот так запросто подходили к ней где-то на улице. В последний раз она видела цыганку… Она задумалась и не смогла вспомнить где. Разве что на улице, мельком, в беснующемся таборе разноцветных юбок у торговых центров, где вместе с толпой женщин всегда прыгали и скакали чумазые детишки обоих полов. Сейчас цыганки выглядели вполне современно, одевались дорого, пусть и ярковато, напяливая на себя всю сверкающую мишуру своих сорочьих гнезд. Но эта бабка неопределенного возраста смотрелась так, словно явилась откуда-то из прошлого. Маша даже подумала: нет ли у нее золотых зубов?
– Давай погадаю, красавица, – прокаркала старуха, обращаясь непонятно к кому. – Всю правду скажу, ничего не утаю.
На фоне предложений вареной кукурузы и чурчхелы эта услуга на пляже дорогого отеля выглядела весьма экзотично. Немногочисленный персонал, ковыряющийся в баре, на старуху не обращал внимания, охранник, скучающий у пирса, даже не оглянулся. Когда она открыла рот, Маша увидела, что ее догадки подтвердились даже в большей степени. У старухи все зубы были золотыми. Дыхание цыганки было кислым, с ощутимым гастритным флером гниющего мяса.
– Проходи мимо, бабуль, – лениво ответила Рита и помахала в воздухе телефоном. – Денег все равно ни копейки. Так что не позолочу я тебе ручку. Или в тебе где-то терминал встроен? Куда телефон прикладывать?
Она расхохоталась как гиена. Это выглядело грубо. На смех оглянулся охранник, мазнул взглядом по цыганке и вновь уставился на чаек.
– Погадайте мне, – неожиданно предложила Маша.
– Тебе что, делать нечего? – рассердилась Рита. – Она сейчас тебе голову заморочит, не успеешь глазом моргнуть, все ей отдашь: колечко, сережки, телефон… Про цыганский гипноз никогда не слышала? Даже не думай. Я не позволю облапошить ни тебя, ни себя… Давай, бабуль, вот тебе вектор на зюйд-вест, двигай по фарватеру.
Цыганка зло покосилась на Риту и замахала руками.
– Я не собираюсь гадать тебе. Я погадаю ей. Она не боится так за свои деньги, как ты. Это ты перебираешь каждую копейку, как зерна проса. Ее деньги легкие, а твои не принесут ничего хорошего ни тебе, ни мне. Так что не бойся за свои гроши, я их не возьму.
– Ну, началось, – лениво протянула Рита. – Сейчас начнет слагать песни про страшные проклятия, которые снимаются только золотом, а потом ты очнешься в номере без серег, колец и цепочки. Все их россказни одинаковые. И все всегда кончается одинаково: тебя начинают сильно грабить. Чего замолчала, старая? Пой соловушкой про родовые тайны и знамения, а я послушаю.
– Я правду говорю, – спокойно ответила цыганка. – Никто никогда не говорил и не скажет, что Ляля врет. Лечь мне в могилу, если я неправду скажу. Что карты откроют, то и поведаю. А картам все равно, кто перед ним. Мне не все равно, а им одинаково, так что я ей всю правду скажу. Тебе-то все одно правда не нужна, ты сама такие кружева плетешь, любо-дорого.
– Рит, ну чего ты? – взмолилась Маша. – Пусть уж. Мне никогда не гадали. Должно же у меня хоть что-то быть как у всех?
– Давай, шарлатанка, – усмехнулась Рита, но ее глаза вспыхнули злыми огоньками. – Вещай. Я тут в сторонке постою, чтоб, если что, за руку поймать, когда ты с моей подруги сережки начнешь снимать, гадая на бубнового короля с марьяжной дамой на сердце.
Получив разрешение, цыганка вынула из кармана засаленные карты, которые показались Маше странными, пока она не поняла, что это не обычная игральная колода, а таро, причем очень старая, с обтрепавшимися краями, словно поеденными тлей. Смешав колоду, старуха предложила Маше сдвинуть ее, что та и сделала, а потом цыганка принялась за дело. Маша с любопытством глядела, как старуха раскладывает карты на подоле собственной юбки, разложенной на шезлонге, словно таро не должно было касаться ничего нечестивого из жизни богачей. На белом полотенце грязная юбка выглядела инородным телом, Маша подумала, что полотенце надо попросить не просто постирать, а продезинфицировать, а еще лучше – сжечь. Разложив карты в виде буквы «Т» – три карты на горизонтальной перекладине, четыре на вертикальной, цыганка добавила к ним еще одну горизонтальную линию. А потом начала переворачивать карты, причем делала она это в какой-то своей последовательности.
– Ну, смотри, моя красавица, – вкрадчиво начала цыганка. Ее голос был сиплым, а в тощей груди хрипел сломанный мотор, словно кто изрешетил ее легкие, и воздух оттуда вырывался как из дырявой гармошки. – Если ты про проклятия какие думаешь, то нет у тебя ничего такого. Настоящее проклятие надо заслужить, а ты не заслужила. Но и счастья не знала, хоть каталась как сыр в масле. Многие тебе завидуют, твоей жизни желают. А вот ты себе такой не желала. Видишь эти девять мечей? Это мужчина, что рядом с тобой, жестокий мужчина, властный. Повязана ты с ним клятвой. И тебе с ним плохо. Чужие деньги вижу, много их вокруг тебя. И крови на них много. Все от мужчины твоего идет. Один обман вокруг тебя. Все поменяется, когда Шут свою миссию выполнит и сгинет. А как сгинет он, ты его колпак и примеришь да на Колесницу сядешь. Все придет к тебе с новой любовью, что тебя спасет, и ты ее спасать будешь, огнем заливая до самых небес. И пока ты не выжжешь все огнем, не успокоишься ни ты, ни Король Мечей, что придет с Шутом и за Шутом.
Хрипы в груди цыганки становились все слышнее, и последняя фраза прозвучала как из преисподней. Слушавшие старуху женщины застыли, безмолвно глядя на костлявые пальцы, тыкающие в засаленные картинки. В тот момент, когда она это произнесла, на солнце наползло облако. Свет сразу померк, и Маша невольно поежилась, до того зловеще прозвучало это предзнаменование, но Рита, очнувшись, рассмеялась и разрушила весь эффект, заставив Машу вздрогнуть.
– А ну, давай мне, – приказала она. – Только не надо вот этого расклада. Всего одна карта. На судьбу. Что меня ждет в будущем?
Старуха пожала плечами, смешала колоду и протянула ее Рите. Та, не глядя, вытянула карту и, перевернув, бросила на шезлонг.
– Что это? – спросила она, глядя на засаленную картинку.
– Девять мечей, – ответила цыганка.
– И что это значит?
– Болезнь, ведущая к смерти.
Рита скривила губы и принужденно улыбнулась.
– Боже, какая наблюдательность. Увидела меня и все поняла… Ну-ну. Давай еще одну!
Цыганка попыталась смешать карты, но Рита вырвала колоду из ее рук и, не глядя, вытащила еще одну карту. Посмотрев на картинку, она заметно побледнела.
– Дьявол? – спросила она слабым голосом. Цыганка ответила ей сочувственным взглядом. Рита сжала губы и, перетасовав колоду трясущимися руками, вынула еще одну карту и, поглядев на нее, выдохнула с облегчением:
– Ну вот, Башня. Или что это? Что это значит? Буду жить во дворце? Башня – это же хорошо? Да? Или…
Цыганка промолчала. Маше показалось, что Башня – это совсем не хорошо, и она, вытащив из сумочки деньги, сунула их цыганке.
– Вот, возьмите. Рит, пойдем, солнце в зените. Мы сгорим с тобой, как головешки…