Гори оно все огнем

– Сходили покушать.

Олег молчал и с минуту смотрел на скатерть, а потом повернулся к жене и почти ласково прошептал:

– Самоутверждаюсь из-за импотенции? Ну-ну…

* * *

После ухода Риты женщины также оставили своих мужчин. Лика ушла первой, даже не попрощавшись, просто взяла сумочку, встала и вышла, а Маша долго думала, как бы ей сделать то же самое, но ничего не приходило на ум, пока наконец она не склонилась к уху Олега и не шепнула ему:

– Я поехала в гостиницу.

Олег рассеянно кивнул. Он был слишком занят попытками достучаться до Павла и убедить его изменить решение. Маша нисколько не сомневалась, что, когда он вернется, независимо от результата, ей припомнят резкое высказывание Риты и обвинение в импотенции. Олег наверняка подумал, что Маша успела напеть своей новой подруге о его физической несостоятельности, хотя на самом деле все произошло только сегодня и у Маши не было времени перекинуться с Ритой даже парой фраз наедине.

Сегодня Олег вернется в номер и отыграется на ней за все: за сорвавшуюся попытку изнасилования, за срыв контракта, за грубость Риты. А поскольку он будет в стельку пьян, дело кончится плохо. Маша прикоснулась к уху, которое до сих пор было красным и слегка опухло от удара, ей даже пришлось маскировать его прической. Интимное освещение ресторана вряд ли позволило гостям разглядеть, что одна ее щека припухла и была ярче другой. В холле ресторана, пока она ждала такси, Маша заметила в зеркале, что от удара у нее лопнули капилляры в левом глазу. Завтра придется весь день ходить в темных очках. Если, конечно, она вообще найдет в себе силы выйти из номера. Пока машина везла ее обратно, Маша думала, чем могла бы защититься. В номере хватало тяжелых и острых предметов, можно было стащить нож из ресторана, но она сомневалась, что Олега всерьез можно будет напугать стальной зубочисткой, которой она даже не умела пользоваться. Когда машина остановилась у отеля, Маша вышла и с сомнением поглядела наверх, на темные окна своего номера.

А, собственно, почему она должна туда идти? Что она теряет, если не пойдет? Хуже все равно не будет, если ее не окажется на месте. Олег вряд ли бросится ее искать, а если и бросится, ему это быстро надоест, учитывая, сколько он выпил. На улице не зима, можно пересидеть где-нибудь у бассейна или у моря, выбрать уголок поукромнее, оттянув момент наказания, а утром Олег будет мучиться похмельем, ему будет не до сведения счетов. Главное, забраться куда-нибудь подальше.

Только куда?

Маша подумала о Рите. Да, вполне естественным будет искать ее у подруги, но после всего, что Рита высказала за ужином, она будет последним человеком, с которым Олегу захочется видеться. С другой стороны, алкоголь убьет его неприязнь и осторожность, и он вполне может захотеть проверить. Но номер Риты – это ее собственность на время отдыха, и она вполне может позвонить в полицию. Олег ей никто, она ему ничем не обязана. Хотя на ужине она сказала, что Олег ей противен. Не относится ли то же самое и к Маше?

Она решила рискнуть и в коридоре свернула не влево, а вправо, к другой лестнице, благо жили они в разных крылах здания. Время на часах было еще детское. Рита вряд ли спала после скандала…

И после предсказаний цыганки. Все началось именно с пророчества. Маша была в этом убеждена. После она погуглила, что значат карты, и все они предсказывали плохое, в основном – смерть. Неудивительно, что перспективы Риту не обрадовали, у нее испортилось настроение, и, вероятно, это спровоцировало приступ. Неудивительно, что Рита сорвалась на Олега.

Перед дверью Маша ожидаемо струсила и минуты две стояла, переводя дыхание и не решаясь постучать. На дверной ручке висела табличка: «Не беспокоить». Маша потопталась еще немного, напомнила себе, что ей некуда деваться, и поскреблась в дверь. За ней не слышалось ни звука. Маша постучала сильнее.

– Рита, это я, – жалобно сказала Маша и, подождав пару секунда, добавила: – Впусти меня. Я одна.

По-прежнему ничего. Маша постучала громче и, подождав, понуро опустила плечи. Либо Риты действительно нет, либо, что более вероятно, Маше придется искать себе другое убежище, потому что ее не хотят видеть. Вполне возможно, что на остаток отпуска ей придется искать и другую подругу, если, конечно, ей это позволят.

Она развернулась, и в этот момент дверь приоткрылась, а потом тонкая рука втащила Машу в полумрак.

Такой Маша видела Риту впервые. В банном халате, который был ей на несколько размеров велик, Рита выглядела крохотной и хрупкой, как фарфоровая статуэтка. Впервые Маша застала ее без тюрбана и парика, который был запросто надет на выключенный светильник-бра, отчего создавалось впечатление, что на стене висит чей-то скальп. На лысом черепе Риты пробивалась темная поросль волос, и в сочетании с ее бездонными глазами с темными мешками под ними она очень походила на диковинную инопланетянку Нийю из старого фильма, где в конечном итоге все кончилось хорошо.

– Ты прости, я не слышала, – устало сказала Рита, потянулась за париком, а потом ее рука безвольно повисла. – Впрочем, к черту, ты уже все видела. Не думаю, что моя черепушка тебя шокирует больше выходок твоего благоверного. Садись. Выпьешь?

Только сейчас Маша увидела, что все мерзавчики из бара валяются пустыми в мусорном ведре, а на тумбочке стоит початая бутылка текилы и грубо нарезанный лайм с остатками неаппетитно обглоданных шкурок в горке соли.

– По-моему, я достаточно выпила сегодня, – ответила Маша и села в кресло. Рита пожала плечами, налила текилы в кофейную чашку и выпила, сморщилась, но не закусила.

– А я что-то не могу остановиться, – пожаловалась она. – Как в кабаке начала, так все, тормоза отпустило. И не берет ведь, зараза. Уже шатаюсь, а не рубит. Больше всего хочется упиться вдрызг, отрубиться и ни о чем не думать.

– Ты из-за цыганки так расстроилась? – спросила Маша. Рита не ответила и налила себе еще, почти до краев. – Рит, ну ты же понимаешь, какая чушь все эти предсказания. Ты еще скажи, что «Битве экстрасенсов» веришь. Это все психология, наблюдательность и банальная угадайка. Ты взрослая, адекватная женщина, а тут расклеилась из-за старушки, которая отомстила тебе за замечание. Рит, я же понимаю, что с тобой, это не приговор…

– Не приговор, – эхом повторила Рита. – Но иногда думаешь: лучше б сразу. Отмучилась, и все. Я никогда не умела ждать. Все мои беды были от нетерпеливости. А потом случилось это, и я сидела и ждала. Лечилась и ждала. И вот уже сколько жду, страдая от неизвестности, кончилось все или еще нет, и мне снова надо глотать таблетки, мучиться поносом, рвотой, задыхаться от посторонних запахов, забыть о солнце. Что это за жизнь такая, Маш? Зачем она мне? А выбора нет. Или так, или никак вообще.

Текила, видимо, пробрала ее до самых костей, поскольку Рита стала растягивать слова и с трудом фокусировала взгляд на Маше. Сглотнув, она потянулась за бутылкой, налила еще полчашки, выдохнула, бросила на язык щепотку соли, выпила и закусила лаймом.

– Послушай, – сказала Рита, кривясь, – ты тогда так ловко ушла от ответа. Но я до сих пор не понимаю, зачем ты живешь с мужиком, который тебя бьет? Неужели дело только в бабках? Ты же молодая, красивая… Сколько тебе? Двадцать пять?

– Двадцать три, – буркнула Маша.

– Двадцать три. Вся жизнь впереди, а ты тратишь ее на козла. Неужели ты не хочешь послать его ко всем чертям?

– Все немного сложнее, – вздохнула Маша. – Я хотела уйти. И даже почти ушла. А потом…

– Что – потом?

– Потом мама заболела, – невесело улыбнулась Маша. – Рак легких. А она даже не курит. Как-то резко выяснилось, врачи говорили – реактивное развитие. Надо было лететь в Израиль, денег, конечно же, не было. И я осталась с ним, чтобы ее спасти. Олег денег дал, конечно, и без конца мне этим тыкал, мол, смотри, какой я щедрый, мамашку твою спасаю. Родители тоже заставляли его благодарить, спасителя. Я благодарила. Чуть ли не ноги целовала, а сама думала: будет ремиссия, я уйду. Потом маме полегчало, и я решила: хватит с меня. Поговорила с ней, сказала, что уйду от Олега, синяки показала. Знаешь, я ждала, что мама пожалеет меня, а она так кричала, орала, что я ничего не понимаю, как я дальше буду жить, я же ничего не умею, а они не в состоянии меня содержать… Только я все равно решила, что уйду. А она на следующий день опять слегла. Надо было ехать лечиться. Ну, Олег оплатил клинику, мама уехала в Израиль. А мы сюда.

– И ты продолжила собой жертвовать, – констатировала Рита. Маша кивнула:

– Продолжила. Только зря.

– Мама умерла? – ахнула Рита. Лицо Маши исказила непонятная гримаса.

– Нет. Не умерла. Я тебе больше скажу: она и не болела. Это все был фарс, шапито. Олег, он… Он только думает, что очень прозорливый и хитрый, а на самом деле мои родители его уже лет пять разводили на бабки, в которых не нуждались. Отец с помощью Олега основал фонд, через который отмываются деньги, только Олег не в курсе, сколько их утекает мимо кассы. Такие фонды всегда нужны, отец же у меня ректор университета, там такие бабки крутятся, что и представить нельзя. Мама… Мама тогда победила рак. А сейчас она просто договорилась с клиникой, что полежит у них, нервы полечит. Там же многопрофильная клиника на Мертвом море, чего не полечить, если денежки есть? Естественно, когда она вновь оказалась в клинике, я оставила все мысли об уходе от мужа, а он снова заплатил.

Рита налила текилы, но пить не стала, протянула чашку Маше. Та помотала головой, но потом взяла и выпила.

– Господи, – выдохнула она и закашлялась. – Дай что-нибудь…

Рита протянула ей блюдце с лаймом.

– Когда ты узнала? – спросила она.

– Недавно. Дня два назад. Мама не слишком дружит с техникой и случайно переслала мне фотографию и сообщение врача в вотсап, а я, как на грех, была онлайн. Она его тут же удалила, но я успела прочитать. Это было такое милое щебетание, ах, доктор, ваши солевые ванны так воздействуют на мои суставы и кожу, я просто помолодела на десять лет, и мне будет жаль выписываться. Я позвонила в клинику. Это было не онкологическое отделение, а терапия. Мне сообщили, что мама прекрасно себя чувствует после операции, отеки скоро спадут.

– Погоди, – прервала Рита. – Я потеряла нить. Что за фотографию она прислала?

– Она себе кожу подтянула, – усмехнулась Маша. – За счет моего мужа мама сделала пластическую операцию, а потом кисла в грязевых и соленых ваннах, восстанавливала загубленную строптивой дочкой нервную систему. Там было фото: она с синяками под глазами и улыбкой в тридцать два новых зуба. А я-то удивлялась, что она все время лишь звонила и ни разу не вышла на видеосвязь.

– Прекрасно, – пьяно рассмеялась Рита. – А отец знал?

– Думаю, да. Не очень приятно сознавать, что, оказывается, тебя продали, как вещь, как барана, точнее, как тупую овцу. А я и была тупой овцой. Я всю жизнь жила и была должна… соответствовать. Сперва ожиданиям родителей, потом требованиям мужа. Никто никогда не заботился о том, чтобы соответствовать мне. И что самое странное, я считала это нормальным.

– Стесняюсь спросить, но почему у вас нет детей? Вы не можете или не хотите? Или?..

– Или, – кисло ответила Маша. – Он-то хочет, а я нет. От него не хочу. Ты была права: Олег меня бьет. И мне становится плохо от мысли, что он может бить еще и ребенка. А я слабая, от одного удара падаю, я не смогу никого защитить, но за ребенка я бы дралась, честное слово. И он бы меня просто убил.

– М-да, – протянула Рита и поморгала. Кажется, долгожданное действие алкоголя настигло ее, и теперь ей было трудно удерживать тело в вертикальном состоянии. – Что ты будешь делать? Ну, теперь, когда ты все знаешь… Разводиться?

– Он мне развод никогда не даст, – мрачно ответила Маша. – Убьет, а не даст. Я не знаю, как мне поступить. Но я больше не хочу с ним жить и все это выносить. Рит, скажи, что мне делать?

Рита, которая уже засыпала, открыла осоловевшие глаза.

– Что?