Хранитель подземелий

– Святой отец? – девушка одним прыжком соскочила с подоконника.

Шаабан, улыбаясь, сложив ладони, поклонился ей. В жесте монаха было лишь благородное смирение человека, ведущего жизнь в отречении.

– Ваше Высочество, должно быть, помнит меня. Мы встречались в Крестале, во время празднования победы над адептами Заргула.

– К чему эти церемонии, святой отец? Зовите меня по имени.

– Вы королевская особа, хотите того или нет, – сказал Шаабан, – принять свою роль значит следовать Божьему промыслу, а в этом заключается главная задача любого верующего.

Айрил протяжно вздохнула и хлопнула рукой по стене в надежде, что это сможет облегчить ее переживания.

– Если нам уже все уготовано. К чему возможность выбора?

Шаабан понимающе кивнул, давая понять, что его самого в прошлом мучил этот вопрос.

– Для того, чтобы испытать нашу преданность Создателю. Если человек считает, что принадлежит сам себе и на него не возложена ответственность свыше – это первый шаг на пути в ад.

Айрил кивнула и, снова вздохнув, молвила:

– Мастер Йоши говорил мне о долге, что отказаться от помолвки и переезда в Клирию я не имею морального права. Но как же это тяжело! Выйти за человека, который тебе годится в отцы и уехать в совершенно чужую страну.

– Понимаю, – сказал Шаабан, – но все же в Клирии неплохо. Конечно, смотря кому, я ведь в трущобах рос. Но южные вельможи живут сносно, даже более роскошно, чем ваши дворяне. Экзотические фрукты и изысканные лакомства, каждый день смотреть на танцовщиц и факиров, покуривая кальян в окружении наложниц – такой жизнью живет малая часть моего народа, тогда как остальные едва перебиваются, и если удастся дожить до следующего дня – уже повод для радости. Но об этом Вам волноваться точно не стоит – все лучшее будет в Вашем распоряжении.

– Кроме настоящей любви, – опустила глаза Айрил.

– За все приходится платить, как за богатую и сытую жизнь, так и за любовь, – сложил на груди руки Шаабан, – вопрос в том, готовы ли Вы жить, точнее, выживать в нищете, пусть и с тем, с кем хотите провести жизнь. Боюсь, Вы не знаете ничего о той цене, которую платят бедняки за возможность любить.

Айрил молча кивнула. Если бы она была готова к этой жертве, изменить своему долгу ради собственного счастья, – давно бы сбежала из дворца в какую-нибудь глухомань.

Шаабан продолжил:

– Впрочем, раз уж я повстречал Вас, позвольте несколько сменить тему. Не будете ли так добры подсказать, где я могу найти Вашего отца?

– В опочивальне, полагаю, – ответила принцесса, – время утреннее, а он не из тех, кто привык рано вставать.

– Премного благодарен, – снова склонился Шаабан, – удачи Вам на юге. Надеюсь, Вы найдете хоть какие-то поводы для радости в жизни, что Вас ждет. Не забывайте, что быть счастливым – это выбор. Может, еще увидимся, если будет на то воля Арая Илгериаса.

***

Проходя мимо читального зала королевской библиотеки, которая насчитывала около пяти сотен книг, написанных на высшего сорта пергаменте, которых, в общем-то, почти никто не читал, так как выставлены они были скорее для того, чтобы продемонстрировать богатство королевской семьи, поскольку написанные от руки на столь дорогом материале книги могли себе позволить лишь самые зажиточные жители Союза, Шаабан завидел королевского советника – Лукаса Тирола, лысого старика с густой поседевшей бородой, и Ревиана Гувера, писателя из народа, худощавого и стриженого коротко мужчину в дорогом камзоле и простецких штанах, заправленных в портянки – эту смесь пренебрежительности к внешнему виду и простоватость одновременно с вычурностью и склонностью носить недешевую верхнюю одежду в нем мало кто понимал, но все привыкли списывать странности историографа на то, что у всех творческих людей немного не все дома. Советник и летописец оживленно спорили о том, достаточно ли сил у Архимага Йоши-Року одолеть Заргула. Лукас настаивал на том, что его мудрости и преисполненности магической силы достаточно, чтобы оказать должное сопротивление вождю горхолдов. Писатель же утверждал, что старый придворный не разбирается в магии, поскольку известно, что Заргул всегда обходился без посоха при творении колдовства, тогда как у Йоши-Року, как всем было видно, имелся магический атрибут в виде древесного посоха.

– Ваше Святейшество? – заметил Ревиан, махнув рукой монаху, – быть может, Вы сумеете разрешить недоразумение и образумить моего оппонента?

Шаабан усмехнулся:

– Истина рождается не в спорах, она приходит с принятием безграничности нашего невежества. А споры нескончаемы оттого, что спорящие ищут самоутверждение взамен истины, – писатель смиренно опустил голову, признавая свое заблуждение, но Шаабан жестом руки остановил его, – впрочем, полемика – отличное развлечение, как и упражнение для ума.

– Более правильные слова подобрать я бы не смог, – сказал Лукас.

Шаабан осведомился о том, где находятся покои короля, на что советник охотно объяснил, как добраться до того крыла дворца, в котором расположена опочивальня Эанрила. Советник же собрался уходить, сославшись на срочные дела по организации подвоза провизии к границе Союза, Шаабан собрался к королю, но его остановил Ревиан:

– Постойте, святой отец! Если у вас есть немного времени, я бы хотел обсудить с Вами кое-что.

Шаабан провел рукой в сторону большого холла, выход которого вел к винтовой лестнице, ведущей к королевским покоям.

Ревиан последовал за монахом и, одернув отвороты камзола, заговорил:

– Не кажется ли тебе, преподобный, что причиной того, что Заргул окреп и снова несет угрозу всем нам, является то, что мы попросту забыли об ужасах той древней войны, а в живых не осталось никого, кто мог бы о ней поведать?

Шаабан, ровным темпом шагая, продолжал с холодным спокойствием перебирать четки.

– Многие сведения о тех событиях безвозвратно утеряны, – сказал Шаабан, – а люди испокон веков были склонны придавать значение собственным проблемам, чем погружаться в историю минувших времен.

– И все же, если я не ошибаюсь, наша задача – не только остановить Заргула и спасти будущие поколения от смерти или жизни в рабстве, что еще хуже смерти, но и запечатлеть на века все те ужасы, что пришлось пережить Ранкору. Чтобы потомки не повторяли наших ошибок.

– Что ты хочешь сказать, Ревиан?

– Раз уж мне выпала участь свидетеля мировой войны, то, как собиратель историй и летописец, я обязан изложить историю противостояния Заргулу на пергаменте. Чтобы даже через тысячу лет, когда никого из нас уже не будет, люди помнили о том, через что пришлось пройти всем народам, чтобы жизнь продолжалась.

– Отчего нет, брат мой? – развел руками Шаабан, – если тебе нужно мое благословение, то ты его получил. Каждый должен быть на своем месте и заниматься своим делом. Я монах и возношу молитвы Всевышнему, ты же голос поколения, который на долгие времена останется в рукописях.

Ревиан остановился у выхода на лестничную клетку, пошел дальше и оперся на лакированные перила.

– Вот только, я боюсь, могу не дожить до того момента, как история будет дописана. Ты же знаешь, коли понадобится выйти на стену с оружием в руках – я выйду. Иначе какое право я, мужчина, буду иметь писать о войне, от которой трусливо прятался в каком-нибудь подвале?

Шаабан улыбнулся и похлопал писателя по плечу:

– В твоей храбрости сомнений я не испытывал. Возможно, на случай было бы хорошей идеей подыскать преемника? Человека, который поставит точку в истории, если ты уже не сумеешь.

– Да, – кивнул Гувер, глядя вниз, до первого этажа оставалось метров пятьдесят как минимум, – ты прав, Шаабан. Вот только кого…

– Точно не меня, – рассмеялся Шаабан, – писать – не мое лучшее умение, к тому же кроме Священных Писаний я дал клятву ничего не читать.

– Как ты сам сказал, – ответил Гувер, – каждый должен заниматься своим делом.

Шаабан молча склонил голову и, взглянув Гуверу в глаза, сказал:

– Переговоры владык Ранкора пройдут в Крестале, Ревиан. Было бы хорошо, если бы ты оказался там. Как раз будет материал для творчества. Историческое событие, все же.

Лицо Гувера оживилось, шагнув к Шаабану, он воодушевленно воскликнул:

– Это прекрасно! Давно я не заглядывал в этот край, хоть повидаю хороший народ. Что ж, тогда будет уместно с моей стороны найти Азилура и просить переправить меня туда. Не буду отнимать твое время, Шаабан. Да пребудут с тобой высшие силы.

– Как и с тобой, – в благословенном жесте поднял руку Шаабан и, развернувшись, начал подниматься по лестнице.

***

Когда до конца лестницы оставалось два пролета, Шаабан увидел руку, свисающую с конца лестницы, до него донесся сиплый стон. Монах вспорхнул на лестничную площадку и обнаружил распластанного по ней лицом вверх царевича Слагера. Бросился в глаза торчащий из шеи принца дротик длиной в палец. Судя по посиневшему лицу юноши и тому, что он кровью захаркал всю ночную рубашку, сомнений в том, что оружие было отравлено, не оставалось.