Незаконно живущий

Воздух над Заливом, пока не испытывая напора скандинавского ветра, сам сгустился, точно с целью породить в себе ещё никому неведомый сонм чудовищ, и чтобы этот рой занимался неконтролируемым произволом по окрестностям…

А человек в лодке сосредоточил мысль. И, не дожидаясь синхронности действия с природой, замышляющей неладное в перенатуженной воздушной массе, выплеснул очередную думку-подумку. Будто норовил человек избавиться от чего-то слишком назойливого. Словами выплеснул, дабы не возвращаться более к сомнениям.

«Говоря о продолжении этой жизни в вечности, мы заведомо допускаем одну весьма важную ошибку. Потому что вечность обретается в мире горнем. А любое про-дол-жение бывает лишь в мире доль-нем. Не зря сами эти слова похожи своими частями «дол». Но если речь идёт о выходе из мира дольнего в мир горний, то о каком продолжении мы говорим? Если, конечно, не представлять себе мир дольний в виде взлётно-посадочной полосы. Нет, после смерти не бывает ничего похожего на продолжение. А переход означает просто его отпадение. Отпадение продолжения. И где же мы останемся? И с чем? Должна ведь сохраниться хоть малость из того, что мы ощущали раньше, перед тем, как оторвались от взлётно-посадочной полосы, да пустились ввысь из мира дольнего. Должно»…

Время предыдущего размышления, свидетельствовавшего о живом существовании человека в лодчонке и во всём грандиозном мире – точно совпало с часом внезапного затишья над Заливом. И вскоре широкая воздушная струя распахнулась, высвобождая накопленные силы, пока царил недолгий покой, и её щупальца потянулись с чудовищным ускорением вдоль залива. Единая туча взлохматилась тонкими протуберанцами. Вода на поверхности затряслась, используя всю полноту вероятности движения по сторонам.

Человек снова пал на дно судёнышка. Мысль в нём ещё удерживалась. Вместе с душой. Там они, – в длинном и кривоватеньком стебле, стебле-жизни. Хотя, у самого основания появилось суховатенькое заужение. И эта шейка заметно утоньшалась. Однако сей стебель жизни пока доступен взгляду, повёрнутому за спину…

* * *

Домик получился вроде неплохой. Правда, с прочностью вышло не очень достойно. Стены крепкие, а вот крыша вызывала подозрение в надёжной устойчивости. Вроде бы и оригинальная у неё конструкция, но со стенами сцепления маловато. «Доведу до ума попозже», – успокоил себя Сидор-человек-строитель. Придумаю что-нибудь ещё оригинальное.

Новое строение возводилось на склоне выдающегося бугра. А рядышком, на его вершине кособоко возвышался одинокий дуб. Его корневище, нещадно обдуваемое ветрами и обмываемое дождевыми потоками, значительно пооголилось, и суховатые жилы бывших корней переплетались по земле, создавая жёсткое кружево и распространяясь на значительные расстояния вокруг ствола.

Вокруг домика и подле дуба разновеликими кучами тесновато уложены всякие деревяшки – остатки строительного производства. «На дрова пойдут», – оценил он беспорядок, хотя печку ещё предстояло сложить.

Сидор-человек вошёл внутрь свежего помещения и оглядел пока не обжитое пространство.

«Там поставим кровать, широкую; там стол, большой; сюда приладим стеллажи; остальное – под всякие нужды мастерской». – Он медленно кивал головой, глядя на уже подготовленные материалы. Всё для завершения грандиозной работы в области повышения благосостояния человечества и его эстетических потребностей: большие картонные коробки, наполненные подрамниками с холстами, листами и рулонами бумаги, пухлыми папками, а также специально приспособленными орудиями производства. Затем улёгся на полу в том месте, где предположительно могла оказаться кровать. «А пока отдохнём». Он распластался, раскинув руки и ноги.

* * *

Далеко над известным нам пространством земного бытия вновь собирались ангелы-хранители. Один из них, тот, успешный и не в меру любопытный соплеменник Сидора-ангела, предвкушая жаркую полемику и победу в ней, потирал руки, похлопывал крыльями и блистал глазами. Перед тем он омылся и почистился, чтобы уж никак не ударить в грязь не только умом, но и внешним видом в сравнении с Сидором-ангелом.

Напрасно. Тот явился перепачканным сажей совершенно донельзя.

* * *

Незадолго до того, далеко под миром небесного бытия, временно оставленного нами, в земном трёхмерном пространстве обитания людей, Сидор-человек чуточку прикорнул. Он так поджидал свою невесту. Другую, конечно. «Другиня», – пролетело слово у него в голове, и он хихикнул, мысленно приветствуя Рериха и Тредиаковского, которые придумали и закрепили замечательное слово-имя. Та, первая невеста, упомянутая раньше, не дождавшаяся свадьбы из-за опоздания жениха, только облегчённо вздохнула и перекинулась на вполне накатанный путь, ведущий к семейному счастью при муже серьёзном, имеющем амбициозную цель, и знающем приёмы её достижения. «Да и фигурка у неё не ах, вообще неказистенькая», – ещё в ту пору успокоил себя труженик на все руки, а теперь с желаемой уверенностью подтвердил ненужность особо печалиться по ушедшему неизвестно чему. О проделках скрытного друга он ничего не знал.

Теперь Сидор-человек поджидал казавшуюся по-настоящему свою женщину. Другиню.

Природа померкла от ненастья. Кругом заметно притемнялось, в том числе, и внутри новенькой избушки. Сон окончательно одолел Сидора-человека и предъявил ему вместо действительных событий – картинки суть исключительно фантастические, на темы дальних путешествий одновременно в разные края земли…

А что ни на есть всамомделешнее происшествие в тот же миг обрушило на спящего человека и незаурядного мастера – ощущения посильнее любых фантастических. Молния ударила в дерево-соседку. Своеобразным манером. Пронзила ветви и ствол до основания и подожгла кружева оголённого корневища разразившимся миллионом градусов. Пламя немедленно охватило предполагаемые в будущем дровишки, превращая их в самые, что ни на есть, настоящие. Домик Сидора-человека попал в полное окружение жесточайшей вражеской стихии. В довершение безысходности, и дерево скинуло с себя подпалённые ветви прямо перед окнами и дверью, создав непреодолимые баррикады. Уже и до стен домика добрались языки пламени, и начали их облизывать. Сначала пробовали на вкус, а затем, найдя в действии своём предмет наслаждения, принялись жарко обнимать и поедать смолистую древесину с нарастающим аппетитом.

Сидор-человек проснулся от жары. Обнаружив себя в кольце сугубой ярости стихии, он принялся было искать выход из огненного оцепления, но не найдя такового, произнёс про себя знакомую фразу: «вот, оказывается, каким манером должна прийти смерть моя… и опять наследника нигде не оставил»…

Внезапно поднялся ветер. Действительно поднялся прямо от земли, да с такой силою, что сорвал крышу домика и свалил её вбок наподобие трапа: с высоты стен до земли, в той части, куда, не доставали огненные языки, а если и доставали, то слабовато. Наверное, упомянутая нами, недостойная прочность конструкции здания сыграла здесь тоже не последнюю роль.

Сидор-человек взобрался до верха стены по заранее подготовленным материалам для окончания грандиозной работы на благо человечества, в виде объёмистых коробок, начинённых изображениями чудных мыслей. Потом скатился кубарем по съехавшей крыше, счастливым случаем переоборудованной под спасительный трап, уже по бокам охваченный ядовито-голубовато-зеленоватым корявым пламенем. И отбежал подальше. А когда вскоре оглянулся, то увидел один единый факел, вздымающийся в поднебесье.

От автобусной остановки в сторону хижины, пожираемой огнём, шла невеста Сидора-человека. Другиня. Её вдруг застопорило неведомое сопротивление. И в сердце вселилась боязнь. Женщина повернулась к дому-факелу спиной, и ею ощущала усиливающийся жар. Внутри сердца тоже возгорелось пламя, сжигающее все зыбкие предположения счастливого будущего. И страх умножился. «Ой, нет, нет, нет»! – решительно вырвалось оттуда. И теперь уже бывшая невеста поспешно воротилась к дороге, «проголосовала» попутную машину, уютно поместилась там, и автомобиль унёс её прочь, навсегда, в другую судьбу. Другиня…

Сидор-ангел, завидев пожарище на земле, не забыл позаимствовать у Начальства ещё чуток неодолимых сил и, подлетев к домику, устроил вокруг него аномальное поведение воздушных потоков, поднявших крышу и опустив её там, где надо. «Семь бед, один ответ», – проговорил он про себя, наблюдая, как Сидор-человек благополучно выбрался из огненной ловушки. А заодно он вселил дополнительного страху в его невесту-Другиню, завидевшую невосполнимую беду. «Семь бед, один ответ», – повторил ангел и, перепачканный сажей, поднимался над единым снопом огня, с ужасом наблюдаемым Сидором-человеком.

Таковым Хранитель и предстал пред очи соплеменников.

– Вопросы будут?! – Воскликнул он возвышенным тоном.

Чистенький умом и внешностью ангел ещё больше вдохновился и всю свою не менее возвышенную интонацию заключил в одном коротком слове:

– Да!!!

ГЛАВА 8.

Лохмы необозримой тучи опустились вниз и обратились в ливень. Щупальца воздуха подхватывали падающие струи и несли их почти в горизонтальном направлении. Удивительно слаженным оказалось их сподвижничество. Неуправляемое судёнышко понесло.

И мысль, удерживающую жизнь человека, тоже подвинуло таинственное и неизведанное начало её. Кстати, на что похоже это начало? На огонь? Или на воду? Или на воздух? Или на землю? На каждое. И свойство у мысли разное. Залетает она искрою, вливается волной, проносится сквозняком, застилает глаза пылью… Возьми, да окунись туда, в стихию мысли. Сожжёт она тебя или утопит или унесёт прочь или замкнёт в себе… Жуть.

«Наверное, в течение жизни человека происходит не только длительность с частыми переменами да колебаниями, но и ещё некое таинственное действие».

Мысль неизвестного свойства закралась и развернула собственное сочинительство.

«Назовите то действие подъёмом. Или углублением. Но этого негоже вообразить и представить. Нет удобного измерителя. Мерить нечем. Длительность, конечно же, заметна, да. Её проявляет время, и есть вполне надёжный измеритель: годы. А то, что мы пытались уподобить подъёму или углублению, – чем таковое измеряется? Метрами? Чепуха. Ничем не измеряется. Посему и подобие тщетно. Ведь найденное нами вроде восхождение или углубление – не линия, отвесная долу. Иначе мы бы само время развернули вверх концом, и ладушки. Было бы просто»…

Куда несло маленький чёлн, угадать непостижимо, поскольку не разглядеть ни берега вдали, ни солнышка вверху. Остаётся лишь снова обернуться за спину…

* * *

А там рюкзачок. Сидор-человек с товарищем по очередной работе, посвящённой повышению благосостояния человечества в сибирских краях, – нынче оказались на отдыхе и шли вдоль таёжной реки. С рюкзачками за спинами. В них размещались спальные мешки, запасная одежда, палатка. Мягкие и объёмистые. Впереди продолжения пути – высокий скалистый утёс отвесно уходил прямо в реку. Обойти посуху не представлялось доступным. На противоположном берегу виднелся местный человек, и лодка при нём. Кричали, кричали, призывали помочь преодолеть препятствие, – безуспешно. Тот ссылался на другие срочные дела, наверное, тоже посвящённые повышению уровня благосостояния. Семьи, конечно. Но никуда не уходил. Наблюдал за нежданными странниками.

Один из путников, не снимая рюкзака, вознамерился поискать поблизости тропинку, ведущую наверх. Другой, то есть, Сидор-человек, тоже не снимая рюкзака, принялся покорять утёс. Он медленно поднимался вверх, цепляясь руками и ногами за широкие трещины и острые уступы в скале. Одна рука и одна нога удерживались на уже проверенных упорах, другая пара ловких конечностей повисала в воздухе, отыскивая упоры новые, повыше. Находясь на высоте примерно пятиэтажного дома или повыше того, произвёлся очередной маневр перехвата рукой и ногой новых зацепок. А те, вроде бы крепкие упоры, одновременно утерялись. Уступчик под ногой оказался камнем, да вывалился из гнезда; край расщелины в руке – был уже надколотым и отломился. Так все четыре конечности скалолаза оказались в воздухе. И началось стремительное падение вниз: человека и двух бывших упоров-камней.

Мысли не оставляли Сидора-человека. «Пока мыслю, следовательно, существую». О существовании как раз и подумалось: «вот уж теперь-то смерть моя неотвратима никакой силой; тоже интересный способ нашёлся»…

Человеческое существо будто висело в неподвижности, а воздух струился вдоль тела, устремляясь к небесам. И глубокое забытье…

Через пару секунд бывший покоритель неприступного утёса лежал в реке, на мелководье, среди крупных булыжников, ощущая себя совершенно целёхоньким. «Не похоже ни на рай, ни на ад», – подумал Сидор-человек. А затем, уразумев, что живой, ощутил разочарование.

Чуть-чуть раньше, товарищ по благородно созидательной работе отвлёкся на интересный предмет, возникший прямо из воздуха и приземлившийся под утёсом. Путник шагнул к тому месту, присел, наклонился, уткнув рюкзак за спиной в небо. И с неба посыпались мелкие камешки. А когда он устремил взгляд вверх, увидел падающими пару камней побольше и ещё одну огромную глыбу. Камнепад целился точно в голову. Удалось лишь немного уклониться от убийственного происшествия, но не целиком. Камни мелкие и средних размеров не задели товарища. А глыбой оказался Сидор-человек, летящий спиной вниз. Его рюкзак по касательной врезался в рюкзак товарища, направленный к небу, мягко срикошетил вместе с телом, и Сидор-человек, плавно отлетев, свалился на мелководье, с полметра глубиной, ровненько между булыжниками, обдав стонущего приятеля тучей брызг…

* * *

Глядя на летящего вниз Сидора-человека, Сидору-ангелу ничего не оставалось, как скинуть с себя маленькое пёрышко. Необычный предмет и заметил товарищ, и наклонился к нему ровно в конце траектории полёта Сидора-человека со скалы, с высоты, примерно с пятиэтажный дом, а то и повыше…

* * *

Местный житель, стоящий на том берегу, быстренько кинулся в лодку, пересёк реку, подобрал путешественников, кряхтящих от боли в спине, обогнул скалу и высадил на плоском бережке. «Дорога недалеко, – сказал он, – сами дойдёте»? «Сами», – ответили друзья-товарищи.

После возвращения в город, оба недавние путешественники бросили работу и переехали в места иные. Причины были разными. Сидор-человек просто убежал от очередной невесты подальше, за пять тысяч вёрст, воспользовавшись приглашением на работу ещё более значимой организацией, порождающей плоды повышения цивилизационных удобств; а товарища привлекла совсем другая трудовая карьера.

* * *

На небесах состоялось начало диспута, для кого-то столь долгожданного.

– Долг! – Воскликнул чистенький мыслями и внешностью ангел, истосковавшийся по вопросам. – Долг. Что ты скажешь о нём? – Вопрос был адресован, понятно, Сидору-ангелу. – И ещё дар. Как то и другое соотносится в твоём понимании?