Сержант Глюк

– Раньше я думал, – повернулся Леня к Рафаэлю, – что только полицейские-роботы старых моделей могут быть такими тупыми, но я ошибался. – Он снова повернулся к Дериногину. – За утерю личного оружия я могу вас уволить и отдать в руки комиссии ЦРУ! – Леня не мог простить Дериногину своего отсиживания в туалете.

– Виноват, господин Околевич! – предложенная Дериногину перспектива внушила ему состояние сильного страха.

Леня раздумывал, как бы получше использовать этого некстати подвернувшегося генерала. И стоит ли вообще его использовать? Слишком туп. Сделает что-нибудь не так, наломает дров, получим обратный результат. Судьба Дериногина снова повисла на волоске, и снова продемонстрировала древнюю мудрость о том, что дуракам иногда везет. Потому что Леня спросил его:

– А вы можете выявить наиболее вероятные места пребывания Константина Нечаева, внука нашего террориста?

– Так точно! – обрадовался Дериногин. – Я уже навел справки. Территориальный куратор КГБ Изяслав Хартман сообщил, что он курирует группу поднадзорных в известном клубе «Лучи цифр». В эту группу входит означенный Нечаев. Явка поднадзорных должна состояться сегодня. Значит, можем взять его там.

– Запомните, генерал, – Леня начал выходить из себя. – Брать вам никого не надо! Слушайте свою задачу!

– Есть!

– Срочно доставить нашего террориста, – Леня показал на Гранит Романыча, – в этот клуб!

– Есть! – и, как бы спохватившись, Дериногин опасливо спросил:

– Он уже разоружен?

– Нет. И не вздумайте трогать его оружие! В клубе будете осуществлять общий надзор за порядком, силами патрульных, группа захвата не нужна, захватывать будет некого, – Леня покосился на прибывшую с Дериногиным вооруженную группу, и вдруг взорвался клокочущим бешенством. – Все ясно?!!

– Так точно! – вытянулся Дериногин.

– А свое оружие, – снова спокойным голосом сказал Леня. – Получите у меня лично, после выполнения задания. – Носком ботинка Леня подтолкнул лежащий на полу пистолет в угол камеры.

– Разрешите выполнять? – Дериногин с тоской проводил взглядом свой пистолет, понимая, что теперь генеральская судьба находится целиком в руках Околевича. – Я забираю террориста? – он уже хотел дать команду своим подчиненным.

– Не торопитесь, – остановил его Леня. – Сначала мы… окажем ему медицинскую помощь.

– А что, моя не помогла? – удивился Дериногин.

Леня оставил его вопрос без ответа. Он взглядом спросил Рафаэля, готово ли у него? Рафаэль утвердительно кивнул и, по знаку Лени, набрал на клавиатуре команды. Держащие Гранит Романыча роботы подвели своего пленника к программатору. Они с силой впихнули его голову в проем программатора. Для этого им на помощь Рафаэль отрядил ещё двух роботов. После ввода дальнейших команд из программатора раздался негромкий рабочий посвист, полимерные подушечки обжали голову Гранит Романыча, и началась перепрошивка его мозга.

С заломленными назад руками, невнятно матерясь, морской волк конвульсивно задергался. Сознание Гранит Романыча расступилось. Последнее, что он ощутил, – как что-то непреодолимое и властное входит в его голову. Дальше последовал провал в неприятно мельтешащее сноподобное состояние. Или он сам, или кто-то вместо него, вел беседу ни о чем одновременно со многими. Какие-то картинки из его жизни то появлялись, то исчезали. Вспоминалось что-то давно забытое, о чем хотелось рассказать всем, чтобы получить сочувствие, но тут же забывалось. Настроение быстро менялось. Эта круговерть окончательно утомила гаснущее сознание Гранит Романыча, и он впал в забытье.

21

Поднадзорная группа куратора КГБ Изяслава Хартмана собиралась в клубе «Лучи цифр». Так было удобно всем, и творцам и куратору. Клуб представлял собой развлекательное заведение с претензией на роскошь и респектабельность. К этому обязывало и название заведения, созвучное имени и символу цивилизационного прогресса. Здесь отдыхали сливки общества. Скорее, не отдыхали, а забывались в шумном угаре, подхваченные ежевечерней концертной программой, живой музыкой и прочими увеселительными потугами клуба, создававшими во всех его залах блистательную атмосферу пира во время чумы, атмосферу призрачной дешевизны дорогого балагана.

В поднадзорной группе было всего три человека, Костян, Баджомба Мбебе и Арлетта. Совсем недавно в группе был ещё один человек, тридцатилетний микробиолог Юшков, специалист по микробам. С виду он был странноват. Худой, в одном и том же обвислом костюме неопределенно темного цвета. Наглухо застегнутый пиджак он надевал на голое тело. На голове у него произрастали жидкие патлёнки, стелящиеся по голове редким лоснящимся слоем. Длинный нос Юшкова тоже был лоснящимся, на нем Юшков носил очки с толстыми стеклами. Через очки его глаза выглядели увеличенными, огромными, безумно-озорными, и казалось, что его глаза видят собеседника насквозь.

На групповых посиделках в клубе, в ожидании куратора, Юшков немногословно рассказывал о своих уникальных авторских разработках. Они терялись в темных лабиринтах между физикой, математикой и генетикой. Никто ничего не понимал, но Юшков и не надеялся на понимание, он только мягко и добродушно улыбался. Главное, что он успел сообщить им незадолго до своего исчезновения, было то, что он очень боится поразительных результатов своей работы. Точнее, того, что результаты могут попасть в распоряжение Империи.

Однажды в клубном ресторане, в людное вечернее время, Юшков забрался под один из столиков и упорно не захотел оттуда вылезать. В течение часовых уговоров он возражал тем, что вокруг развелось слишком много микробов. Они угрожают заражением всем окружающим, и в первую очередь ему, потому что он единственный, кто раскрыл коварные микробные замыслы. В конце концов, его кое-как вытащили, успокоили, напоили чаем с пирожными. Об инциденте постарались забыть. Через несколько недель его прятки повторились, под соседним столиком. Теперь уже его вытащили без слов и увезли в неизвестном направлении – навсегда. Когда его уводили дюжие медбратья, Костян успел заметить хитрющее и радостное выражение огромных глаз Юшкова. Костян понял его закос под шизоида. Вместо работы на усиление могущества Империи, мужественный Юшков предпочел долгую и мучительную смерть в психушке.

В поднадзорной группе их оставалось трое.

Выходец из Африки, Баджомба Мбебе, был банковским специалистом, асом сомнительных финансовых операций. Он демонстрировал феноменальные результаты по спекулятивным сделкам с огромными денежными потоками. С неизменным успехом он переигрывал профессиональные роботизированные программы для таких операций. В результате, Баджомба Мбебе приносил большую прибыль своим боссам – хозяевам одной из крупнейших финансовых групп. Многие пытались выудить из него секреты работы, но Баджомба был начеку, напускал на себя тумана и начинал говорить о том, что он молодой, но очень сильный колдун африканского культа вуду. Якобы, магия вуду помогает ему в работе, помогает чувствовать потоки силы, а там, где потоки силы, там и потоки денег. Никто ему не верил, но все попытки перекупить Баджомбу ни к чему не приводили. Баджомба итак купался в деньгах, ни в чем себе не отказывал, особенно в общении с противоположным полом. Его привлекали дорогие ухоженные женщины в роскошном теле, лет около тридцати пяти. Сам Баджомба был невысок ростом, коренаст, толстоват. Одевался в костюмы с отливом, широко и свободно повязывал галстук на сорочку, расстегнутую на пару пуговиц. Ходил он вперевалочку, все его тело при этом как будто вращалось вправо-влево вокруг тяжелого и неподвижного центра, скрытого в штанах. О внушительных размерах его центра ходили упорные слухи. Губы Баджомбы были толсты и немного вывернуты розовой полоской наружу. Он говорил с акцентом, густо пересыпая свою речь исковерканными матерными словами, получалось смешно, сам он смеялся громче всех, и очень заразительно. С его лица не сходила искренняя счастливая улыбка, он всегда излучал вокруг себя настроение праздничного пофигизма. Когда он бывал в ударе, он выходил на ресторанную сцену клуба и хрипловатым баском исполнял что-то из классики черного джаза.

И наконец, звезда поднадзорной группы, звезда клуба, звезда сцены – блистательная Арлетта, певица. Короткая стрижка темных волос, чувственно изогнутые припухлые губы, фигура и дерзкий взгляд женщины-подростка. Соблазнительна, умна, красива, цинична, она безраздельно владела вниманием клубной публики. Именно из-за ее плотного графика выступлений явку их группе куратор назначал в клубе. Были у Изяслава Хартмана и другие причины почаще наведываться в клуб. Ее раскованные движения на сцене, широко расставленные в шагах ноги, сексапильная, максимально декольтированная спинка, с плавным, мягким и в то же время энергичным рельефом, никого не оставляла равнодушным. Арлетта находилась в гуще шумной клубной жизни, легко заводила шапошные знакомства с мужчинами и всегда избегала серьезных отношений. Свою привлекательность она использовала как оружие в войне против всех. Несмотря на то, что сам железный куратор Хартман был безнадежно сражен ее чарами, было неизвестно, побеждает ли она в этой войне или нет. Ни для кого не являлось секретом, что в своем большинстве артисты – это игрушки для скучающих сильных мира сего. Мало кому из исполнителей удавалось пробиться в звезды без спонсора. Никто не знал, есть ли у Арлетты спонсор или нет. Если есть, то кто? Достоверных сведений не было. Вокруг нее витали сплетни, подогревали интерес к ней и увеличивали магнетичность ее персоны. Самой Арлетте непрерывно приходилось балансировать на зыбкой грани между публичной персоной и публичной женщиной, между певицей и певичкой.

Единственным человеком, к кому она относилась по-дружески, был Костян. Только при нем, в своей маленькой гримерке, она могла позволить себе выйти из образа Арлетты, показать свою усталость и побыть просто Наташкой Сидоровой, простой девчонкой, когда-то приехавшей сюда из далекой глубинки. В эти редкие минуты они оба молчали. Ее ранимое, никому не принадлежащее сердце ненадолго успокаивалось. С Баджомбой Арлетта могла красиво выпить шампанского за его столиком у сцены, развеселиться, рассмеяться, даже пококетничать с ним в ответ на его дружеские ухаживания, но успокоиться – только с Костяном.

Как и во многих других поднадзорных группах, у них существовало неписанное и неукоснительное правило – не выдавать товарищей. В глубине души все поднадзорные ждали несбыточного, фантастического восстания, как главного праздника всей своей жизни.

22

Кубической архитектуры клуб в несколько этажей был покрыт тонированным стеклом, и в нем, как в аквариуме, непрерывно текла своя подводная жизнь. Здесь было всё, что надо для разнообразного отдыха: игровые комнаты и бары, большие и малые ресторанные залы, концертные сцены и площадки, сауны и приватные кабинеты, бильярдные и переговорные, летние веранды и зимние сады, смотровые площадки и подземные парковки. Бурная жизнь в этом пространстве не прекращалась ни днем, ни ночью.

Костян оставил велосипед за квартал до клуба, пристегнул к парковочной раме около супермаркета. К клубу вела широкая пешеходная зона. Пересекая ее, Костян оглядывался по сторонам. Вокруг не было ничего подозрительного, но теперь Костян отовсюду ждал опасности. Кто бы ни проходил мимо, – студент с рюкзаком, женщина с детской коляской, полицейский, – Костяну казалось, что все следят за ним. Так, наверно, развивается паранойя, – подумал он. Надо взять себя в руки, стряхнуть с себя это неприятное состояние, так как ему предстоит встреча с Арлеттой. Он должен много сказать ей. О том, что за ним гонятся. О том, что, наверно, он станет очередной потерей группы, вслед за Юшковым. На всякий случай попрощаться. И, самое главное, сказать ей о том, что он…

В этот момент я почувствовал, что мыслительная активность Костяна почти прекратилась, и он впал в ступор. От такой нулевой активности нейросети мне сделалось не по себе, ведь я предназначен для действия, движения, решения конкретных задач. Остановка – это проигрыш. Я решил взять инициативу на себя и поспарринговать с Костяном.

– Проблемы, сэр? – вежливо осведомился я.

– Пожалуй, да, – услышал я задумчивую интонацию. – Но тебе это трудно понять.

– Согласен. Бывает, я зависаю и не вижу деталей. Но я всегда готов обучаться, сэр!

– Ты хороший парень, Глюк, но если ты проиграл, тебе дают ещё одну жизнь. Так никогда не понять, что такое жизнь.

– Знаю, жизни нет у того, кто уже не может стрелять.

– Это в твоей игре. А здесь мертвый тот, кто не может, кому не с кем… менять свою частоту.

– Новый тактический маневр, сэр?

– Вроде того. Сила в слабости. Я должен сказать ей об этом.

– Так сконцентрируйтесь, сэр! Как я понимаю, у вас нет выхода.

Его затруднения передались и мне. Мой мозг неожиданно приблизился к пиковой нагрузке, споткнувшись о неизвестный мне маневр изменения частоты. Для меня это было похоже на близящееся поражение. Чтобы выйти победителем, я начал быстро, как автомат, выдавать известные мне чеканные команды, скорее самому себе, потому что приказной тон моих команд был неподобающим по отношению к Богу коммандос:

– Поставь на карту все! Скажи и погибни! Встань и дерись! Драйв и агрессия! Нападай и сражайся! Наступай и уничтожай! Жестокая правда и путь воина!.. – мой мозг кипел.

– Ну, ты забияка! – прервал меня Костян. – Хотя в чем-то ты и прав. Идем.

Я с облегчением почувствовал, что напряжение в нейросети падает, хотя вопрос нашей дискуссии не решен.

23

Поднадзорная группа в составе Арлетты, Баджомбы и Костяна прождала Хартмана за столиком ресторана положенные пятнадцать минут. Куратор задерживался, и группа разбрелась по клубу. Баджомба пошел в бар. Арлетта пошла к себе в гримерку, готовиться к выступлению. Костян посидел за столиком ещё какое-то время. У него было небольшое дело. Развернув ультрабук, он внедрил свой частотный профиль в среду умного дома Рудика. Затем пошел к Арлетте.

Гримерка Арлетты была самой обычной: трельяж с подсветкой, зеркало в полный рост, кожаный диван, стулья, большой шкаф для сценических костюмов, душевая кабинка. Здесь Костян и застал Арлетту. Она готовилась к выходу, наносила последние штрихи макияжа. На ней было что-то, напоминающее костюм ковбоя. Высокие сапоги-ботфорты, сомбреро, предельно короткие шортики, топик с рубашечным воротником, широкий ремень с привешенными к нему большими бутафорскими кольтами.

Арлетта внешне безучастно слушала сбивчивый рассказ Костяна, смотрелась в зеркало, поправляла макияж. Время от времени она через зеркало бросала на Костяна быстрые внимательные взгляды. Он взволнованно ходил по гримерке у нее за спиной. Его рассказ подходил к запланированной кульминации. Костян не знал, изменилась ли его частота или нет, да и не помнил уже об этом. Он подошел к Арлетте и замолчал, чувствуя ее головокружительное близкое присутствие.

Она повернулась к нему.