Год Волка

Вдали высился хищный корпус цирка, напоминавший огромного железного паука. Маячила недостроенная и заброшенная телебашня, с которой, каждый год прыгали и разбивались любители экстрима.

Преследовало странное ощущение, что цирковой купол – центр притяжения всего аномального, что это – сердце безумного Екатеринбурга, а Исеть – это венозная кровь, стремящаяся обогатиться кислородом.

«Плотинка» всегда нравилась Костику: здесь вечно двигались толпы праздно шатающегося народа. Но сейчас почти никого не было. На лавочке целовалась парочка студентов, а на другом берегу – тинэйджеры пили пиво. Слишком рано, потому и пустынно.

Костя смотрел на город и не мог понять, почему ему так важно снова попасть в нехороший дом. Отчего же, прямо сейчас, не сесть на трамвайчик и не уехать домой?

Парень тряхнул головой, сбрасывая с себя магическую паутину, и решительно развернувшись, направился было к остановке. А с воровством пора завязывать, чтобы совсем умом не тронуться! Это как с курением, надо бросать сразу. А то каждая сигарета вечно будет «последней»!

Однако, уже на площади, Толстый внезапно осознал, что не может никуда вернуться, пока не навестит магическую развалюху.

Костя в задумчивости покачался на носках, развернулся и снова зашагал к проклятому дому. Теперь ему казалось, что он ведет себя, как трус, выискивающий любые лазейки, лишь бы не ходить в опасное место. А сама судьба ведет его за ручку, да удача шепчет на ухо: давай, «шоркнем по душе» – и на покой!

Редкие прохожие шарахались друг от друга. В проезжающих трамваях спали пассажиры, клевали носами кондукторши.

Свернув туда, куда десятилетиями тычет своим каменным пальцем идол Ленина, Костя опешил. Возле магазина стоял одинокий десятилетний мальчик и играл на флейте. Но зацепило другое: музыкант был негритенком. «Плохо. – решил Костя. – Дурная примета».

Однако ноги сами выводили к проклятому дому.

Потоптавшись подле проулка, Костя нырнул в арку ворот, скользнул мимо заброшенного детского сада, подле «сталинки», остановился. Старый дом невозмутимо стоял на месте.

Конечно, удивительно, как получилось, что в самом центре города, по соседству с фешенебельными зданиями гостиниц и частных элитных особнячков, рядом с массивными корпусами высоток приютилась эта развалюха.

Впрочем, ведь и все бывшие помещичьи усадьбы города тоже пребывали в запустении. Там обитали бродячие собаки и бичи. Но ни сносу, ни ремонту покинутые особняки не подлежали. А этот дом был хоть старый, но жилой.

Два подъезда находились в аварийном состоянии. Разбитые стекла обитатели затыкали изнутри тряпьем, чтобы не дуло. Кое-где мелькали тени, горел свет.

Окно загадочной квартиры оказалось единственным зарешеченным во всем доме. И когда успели? Не было раньше этой решетки, Костя мог поклясться в этом!

Более того, здание за эти дни стало еще более серым, и каким-то совсем чахоточно-больным. Солнечные лучи не могли пробиться к его вечно-влажным стенам: их не пускала тень высотки. Чахлые клены, из последних сил тянулись к окнам, словно надеясь получить порцию хотя-бы электрического света. Из подъездов тянуло плесенью и гнилью. Как тут можно было жить: оставалось загадкой.

Воровато оглядевшись, Костя нырнул в подъезд. Но не в тот, где была злополучная квартира. В соседний, из которого в прошлый раз он незаметно выбрался.

Здесь тоже все изменилось. Кто-то заколотил вход на чердак. Значит, пути к отступлению перекрыты.

В заброшенных квартирах гулял ветер. Пустые дверные проемы сиротливо пялились на лестничные ступени. Да, здесь было жутковато. Но ничего мистического пока не ощущалось.

«Что я здесь делаю? – подумал Костя. – Зачем хожу вокруг, да около?»

И Толстый решительно направился к выходу.

Выскочив на свет божий, Костя устыдился: ничего не происходит, а он в панике бежит прочь!

Во дворе никого не было: все спали. Ни одной машины не стояло поблизости. Даже городской шум – и тот словно отрезали.

Костя хотел уйти, но понимал, что тогда дурацкие страхи будут мучить его всю жизнь. Это как забраться в старый чулан, увидеть пыльный шкаф и, побоявшись открыть его, сбежать. А потом вечность гадать, что же там было: старое тряпье, скелет или пиратское золото и бутылка рома?

Взъерошив волосы, покачавшись на пятках, Костя, все же, зашел в нужный подъезд. Здесь пахло борщом. А еще сивухой и грязью, потом давно немытых тел.

Толстый, по старой привычке, решил проверить пути к бегству. Перепрыгивая ступеньки, быстро взлетел наверх, уперся в дверь, ведущую на чердак. Дверь та была хлипкой, со щелями, но – на замке. Похоже на чердаке кто-то поселился.

И, хотя лампочки здесь не горели, щели в крыше и в дверях давали хороший обзор. Были видны: обшарпанный деревянный стол, разломанная краюха хлеба на нем и пустой граненый стакан. А перед самой закрытой дверью валялись старые ватники и кофты, из которых сооружено что-то вроде гнезда. И ночевал здесь, однозначно, бомж.

Костю начало мутить. После вчерашнего подташнивало, а тут еще и запахи помойного быта.

С трудом сдерживая рвотные позывы, Костя вернулся на проем ниже, приблизился к знакомой проклятой двери и толкнул её. Тихо отворившись, она приглашала в комнату с горящими черными свечами.

Толстый отшатнулся. В панике парень метнулся на лестничную площадку, из окна выглянул во двор: никого. Один лишь черный уличный кот демонстративно вылизывал хвост. Увидев Костю в окне, зверь презрительно сощурил глаза и даже повернулся к человеку спиной, словно вор чем-то его обидел. Это показалось странным.

Но важным, все-таки, было совсем другое. Проклятая квартира сейчас определенно казалась живым, мерзким существом: она манила, гипнотизировала, звала. Стены отчетливо шуршали отклеившимися обоями, вдруг затрепетавшими на сквозняке. Нутро жилища казалось притаившейся мантикорой, занесшей свой ядовитый хвост для смертельного удара.

Несколько мгновений Костя отчаянно пытался заставить себя оторвать взгляд от зияющего дверного проема и сбежать. Но вместе со страхом в душе зазвучала музыка таинственного, чудесного, ужасного – да, но – великого!

А потом страх отступил. Желание войти нарастало.

Костя, стиснув кулаки, прикусив до крови нижнюю губу, отчаянно шагнул внутрь.

Бах! – дверь зловеще захлопнулась за спиной.

Отсюда не было выхода! Но, даже если сейчас вырваться, выбив окно, убежать, спрятаться, это ничего не изменит. Черные сны будут преследовать, догонять, искать – и так целую вечность, покуда не сломают окончательно и не притащат сюда на магическом аркане. Что бы Костя ни предпринимал, он непременно снова вернется! Это – предопределено.

Несколько секунд канули в тишине, и лишь потом дверь кухни плавно, без скрипа, приоткрылась. Из неё вышел сухой высокий человек с длинными темными волосами. Одет он был в черную рясу. Ни каких знаков отличия у монаха не было. Он мог оказаться служителем культа или фанатиком любого воинствующего Ордена. Вот только нательного креста на нем не было. Впрочем, он не держал в руках посоха или меча, что радовало.

Костя попятился, но уперся в захлопнувшуюся дверь.

Незнакомец криво усмехнулся:

– Сам пришел. Занятно. И предсказуемо.

Вор машинально перекрестился.

Лицо незнакомца презрительно скривилось:

– Не утруждайся. Я не Дьявол. Да и ты ведь, как погляжу, не крещеный. Так что проходи, присаживайся. В ногах правды нет.

Конечно, замечательно, что сразу убивать не стали. Впрочем, на то, что поговорят, да и отпустят – надежды тоже мало! Зря вернулся. А ведь чувствовал, что это – подстава.

Костя неотрывно глядел на необыкновенно большие уши, торчащие из-под сальных волос, на старомодный пробор от макушки до центра морщинистого лба, и думал, что такой тип никак не может оказаться призраком: слишком живой. Бомж или псих. А скорее: и то, и другое. Сбежал из дурдома, да и обосновался здесь. Лишь бы не оказался маньяком, специализирующимся на ворах.

– Кто ты? – выдавил Костя.

– Хозяин. – хмыкнул монах. – А ты, оглашенный, сам с ножом ко мне пришел. Стало быть, что?

Костя громко судорожно сглотнул.

– Правильно, малыш! – черноризец повернулся спиной, направляясь к креслу у окна. – Так от того ножа ты и погибнешь.

– Я не… – и Костя перебил сам себя, не зная, что сказать.