Твоя капля крови

– Вы рассказали об этом князю?

Глаза помещика вдруг полыхнули; он резко выпрямился.

– А не настал еще тот день, когда я к вашему батюшке побегу жаловаться, как дитя к мамке. Я ни за мамкину юбку, ни за княжью власть не прячусь. Сами мы это дело уладили. Если гарнизон пары своих недосчитается, так, может, в следующий раз другой дорогой поедут.

Стефан уронил голову на руки.

Добрая Мать…

– Когда это было?

– Да уж недельку они в лесу мух кормят… А что, муха тоже живая тварь, ее кормить надобно, так лучше державниками, чем нашими…

Помещик гулко захохотал, откинувшись на спинку стула.

Неделю назад. Положим, пока обнаружат, что в лесу нехорошо пахнет, и поймут, что солдаты не дезертировали, пройдет еще неделя. Еще две – на письмо в Остланд с просьбой о разбирательстве.

А потом хозяин поместья сам отправится кормить дружественных мух…

– Вы-то что ж молчали? – напустился Стефан на управляющего. Но тот меланхолично жевал жесткое крылышко и озадаченным не казался.

«Солома, – подумал Стефан. – Хорошая сухая солома, которая может месяцами лежать в амбаре и давать приют всем влюбленным хутора. А потом в один прекрасный день в амбар попадает искра».

Перед восстанием Яворского все было по-другому – или так казалось теперь, а тогда юность туманила взгляд… Тогда Бяла Гура была сильнее, под знамена к Яворскому шли и шли люди, и казалось, что остландскую цепь они порвут шутя, как силач на ярмарке. Но и ненависть была крепче. А теперь и силы не те, ненависть – выцветшая, неяркая, больше похожая на отчаяние.

А желание бунтовать – осталось.

Под конец обеда помещик, изрядно развеселев, стал громко шептать ему, что если-де они с батюшкой все ж соберутся, так у него есть кого прислать в подмогу. То ли он все же доверял остландскому советнику, то ли рассказывал об этом всякому, стоило лишь достаточно выпить.

По пути домой Стефан сказал управляющему:

– Это плохой способ защищать отца.

Тот несколько шагов проехал молча – Стефан решил, что он не услышал. Но управляющий сказал себе в усы.

– Вы давно не были дома, мой князь. Его светлость сильно переменились.

Ваш отец уже не в том возрасте, чтобы травить оборотней…

– Я… понимаю.

– И беспокоить его я лишний раз не стану. Не впервой. Спишут на разбойников.

– Вы думаете, державники его не побеспокоят, когда узнают, что творится на его землях?

Лошади разбрызгивали копытами грязь радостно, словно дети, шлепающие по луже.

– Ну хорошо, – сказал Стефан, начиная раздражаться. – Отца не тревожьте, но я хочу, чтоб о любом подобном случае вы извещали меня.

– Так ведь, мой князь, письма там читают. Будет весь Остланд знать, какие непотребности у нас творятся. Да и его светлость этого не позволит.

Захотелось зажмуриться, уткнуться лбом коню в гриву. Это не семья, это, право слово, паноптикум какой-то. Отец, который сколько угодно может просить сына за других и скорей умрет, чем попросит за себя. Брат, связавшийся с чезарскими бандитами и ускакавший под чужим именем неведомо куда. И эта круговая порука, достойная младших классов храмовой школы. Не на родину он вернулся, а в дом для умалишенных…

В разъездах они провели три дня. Раньше бы и за три недели не управились. Да и сейчас, если останавливаться в каждом доме, где князя просили задержаться, времени ушло бы куда больше. Но он и так уже непозволительно задерживался и предвидел объяснение с цесарем.

С угрюмого неба то накрапывало, то лило, и только к вечеру их возвращения дождь утих. На поля опустился мягкий белесый туман, мерцающий слегка, – хоть солнце так и не вышло.

Стефан не ожидал, что настолько устанет. Вдобавок рана на груди саднила, как сразу после дуэли. И хотелось пить. Он осушил свою фляжку, но жажда не унималась, хотя оба они были мокрые, как мыши, и плащ тяжело хлопал по коленям. Будто и не по залитым дождем полям ехал, а по раскаленному песку.

В первый раз он испугался своей жажды.

– Хочется выпить горячего, – пожаловался управляющему. – Может быть, поедем побыстрее?

– Надо было оставаться до утра, князь, я ж вам говорил…

– Я хотел побыстрей вернуться домой… да и сейчас хочу. Стойте, а разве нам не вправо?

Управляющий, который решительно проскакал развилку, придержал коня.

– Разве так не будет быстрее? – Стефан озирался: по правде говоря, он был здесь давно и вполне мог что-то путать.

– Быстрее-то быстрее. – Голос управляющего прозвучал совсем близко, хотя его конь по-прежнему был на несколько шагов впереди. – Только дорога там плохая, не ездят по ней…

– А эта, по-вашему, хорошая? – вопросил Белта, когда они миновали развилку. Впереди все успело превратиться в светло-желтую промоину, и конца ей во мгле видно не было. Лошадь Стефана прянула ушами, перебрала копытами, не решаясь ступить в холодную бурую воду.

– Ах ты ж пес!

– Так чем плох тот путь? – поинтересовался Белта, разворачивая лошадь.

– Место дурное, князь, – буркнул управляющий. Он был явно недоволен и поехал за Стефаном без всякого желания. Тот гадал, чего следует бояться – волков или разбойников? Никаких топей на его памяти здесь не было…

Жидкий туман загустевал, становился белым, непросматриваемым. Управляющий все озирался, будто пытаясь во мгле что-то рассмотреть, но все, что было теперь доступно взору, – дорога на несколько пядей вперед. Остальное скрыла пелена, Белте она напомнила Стену.

Стена – пожалуй, единственное, из-за чего стоит поднимать восстание. Бялу Гуру на картах уже полвека с лишним закрашивали остландским красным – но при этом она еще оставалась Пристеньем. Хоть выехать за границу и сложно, но, в конце концов, Марек смог… Да и после разгрома многие смогли сбежать, чтоб закончить жизнь в месте повеселее Ссыльных хуторов. Нет еще такой безнадежной отгороженности от мира, как в Остланде. Здесь хотя бы воздух пахнет свободой… Оттого – он видел – многие рвутся в Бялу Гуру, хоть на самую незначащую должность, оттого – бросают должности и выделенные земли и сбегают – во Флорию, в Чезарию, куда угодно…

Если и княжество закуют в стены, как сделали до того с Эйреанной, ничего этого больше не будет: ни флорийских легионов, ни чезарского оружия, ни надежды. Там, за Стеной, они навсегда останутся частью Державы, забудут свой язык, забудут, кем были.

Туман оседал на лице, сползал мокрыми каплями по лбу и щекам.

– Отчего же вы не хотели здесь ехать? Дорога ровная, и волков не слышно…

Стефан прищурился: из белесой вязкости выплыла совсем рядом ржавая ограда особняка. Он приободрился: это может быть только Лосиная усадьба старого Креска, а от нее до дома не так далеко. Да и мысль о ночлеге в гостях теперь не претила ему так сильно.

– Глядите, это ведь поместье Креска, если я не ошибаюсь…

– Ошибаетесь, – ответили ему хмуро. – До Лосиной усадьбы еще часа три езды, да не шагом…

Стефан нахмурился.