Твоя капля крови

– Вы патриот, Белта?

Спросил резко, как ударил. Будто почву хотел выбить из-под ног. «Матерь предобрая, он все знает, – подумал Белта. – Они перехватили Марека на границе… или за ним самим все же была слежка… он все знает».

– Да, государь. – Смотреть в глаза. Прямо. – И вы понимали это, когда брали меня на эту должность.

Лотарь кивает:

– Понимал.

Проходит еще несколько шагов по серебрящейся тропинке.

– Это могут быть и сами чезарцы.

– Или любая другая страна, желающая Остланду поражения…

– Иначе говоря, весь мир, – невесело улыбается цесарь. – Что ж, советник, посоветуйте мне, что делать.

– Для начала обратитесь к вашим магам. Возможно, кто-то из них слышал о таком, а если нет – может справиться в Ученом совете. Будет проще, если мы хотя бы узнаем, что это за… воздействие и откуда оно идет – из-за границы или же прямо из дворца.

Он говорил очевидные вещи, понимая: Лотарю не совет сейчас нужен, а подтверждение, что он не безумен.

– Позвольте мне приглядеться к Чезарцу. Нужно понять, чего хочет капо и не он ли все это задумал. И, ваше величество… Мне кажется, сейчас не следует принимать военных решений.

– Разумеется, – сказал тот с раздраженным облечением. – Неразумно воевать, не зная настоящих врагов.

Стефан мысленно вздохнул. Теперь только чуть подправить меморандум, написанный в дороге, и Лотарь воспримет его как продолжение собственных мыслей.

Если бы только удалось не затевать большой войны… Послать в Чеговину обычных «добровольцев» – плохо, подло, но катастрофы удастся избежать. И Марек останется сидеть в Люмьере со своими легионами – пусть себе сидит. Да хоть бы и в Чезарии задержался – теперь не страшно.

– Ваше величество… Если завтра вы забудете о нашем разговоре и прикажете выступать против Флории… что нам делать?

Цесарь остановился, засмотревшись на невидимые брызги в опустевшем мраморном фонтане.

– Я подписал указ сегодня, – сказал он глухо. – О том, чтобы ни одно решение касательно войны не принималось без одобрения Совета. Вы получите копию завтра утром.

Он стоял ссутулившись, сунув озябшие руки под мышки. Стефан сказал бы, что восхищается им, – но Лотарь примет это за обычную лесть.

– Вернемся, государь, – сказал он вместо этого. – Здесь становится неуютно. Я не медик, но осмелюсь посоветовать вам горячего вина перед сном или рябиновки…

Возвратившись к себе, Стефан зажег все нашедшиеся свечи и лампы – будто так было светлее думать. Он понятия не имел, могут ли цесарские маги определить, откуда Зов – да и Зов ли это на самом деле. А если Лотарь все-таки помешался из-за убийства матери и слышит голоса? А самому Стефану Зов теперь будет мерещиться даже в криках уличных зазывал?

Лотарь никогда не заговаривал о той ночи. Стефан выучил перемены в настроении цесаря, когда взгляд его наливался тяжестью, он становился угрюм, срывался по пустякам. Следовало разговаривать с ним, отвлекать – но даже в такие моменты о цесарине речь не заходила. Возможно ли, что, перебродив в молчании, невысказанное ударило теперь Лотарю в голову?

Вот только получается слишком много совпадений. Непростительно много.

Надо было удержать Войцеховского, расспросить его как следует про то «знакомство». Стефан перебирал в памяти придворных, в особенности тех, с кем говорил в первые свои дни в Остланде, но, ей-Матери, не мог припомнить ничего подозрительного.

Хотя… при такой жизни во дворце, с поздними приемами и днями, полными серого тумана, скрыться не составит труда. Цесареград – прекрасный город для вампиров, сам как могила… Но невозможно, чтобы больной не узнал свою болезнь.

Хорошо, попробуем по-другому, Чезария – худший из союзников, что могут быть сейчас у Остланда. Значит, вполне вероятно, платит человеку «нашей крови» либо Чеговина, либо король Тристан.

И, возможно, Кравец прав, когда желает избавиться от послов.

Послы…

Стефан застыл посреди кабинета.

Добрый Ладислас, который говорил с молодым заложником на белогорском, одалживал ему книги и у которого можно было разжиться весточкой с родины… Который замазывает лицо пудрой и носит кафтан еще, пожалуй, времен господаря Михала…

И которого, если подумать, Стефан никогда не видел при свете дня.

Глава 8

Следующие несколько дней сердце то и дело прихватывало острой, резкой тоской по дому. Стоило закрыть глаза, и Стефан снова оказывался в старом особняке и слышал нежные, будто приглушенные временем звуки клавесина. Он не знал, удалось ли Мареку выбраться из Бялой Гуры, и не мог придумать, как связаться с домом. Незамысловатый семейный шифр годился, только чтоб писать о чувствах, которые не хочется выказывать перед цензором. Священников проверяли, как проверяли и студентов Цесарской Академии, на каникулы уезжавших домой. Нарочного советника еще могли выпустить за Стену, не перетряхнув перед этим весь багаж, – но перед поездкой такой нарочный проходил через Тайный отдел. Всем известно, что люди Кравеца могут вытрясти из человека и то, чего он не знает.

Птице с посланием не перелететь Стену. Старинные трюки – фолианты с помеченными страницами, которые книжники провозили за границу, ожерелья с разноцветными камнями, что торговец забирал в Остланде и отдавал особому покупателю в Бялой Гуре, – все давно известны тайной службе. Оставались, пожалуй, контрабандисты…

Над этим Стефан ломал голову, когда не был занят депешами драгокраинскому господарю и перепиской с чезарцами.

Послания от капо становились день ото дня все более сердечными. В хитрой вязи вычитывалось, что Чезария обещает Остланду поддержку против короля Тристана с расчетом на давно уступленную Флории провинцию. Вокруг Галленце было немало споров, и века два назад такое предложение никого бы не удивило. Но поверить сейчас, что капо захочет вот так нарушить договор Шестиугольника, подписанный с согласия всех семей Чезарии, – и, значит, отвечать потом перед Семьями… У каждой во Флории есть свое дело, а чего чезарцы делать не станут, так это рубить сук, на котором неплохо сидится… Разве что капо ведет свою игру – но тогда он не стал бы предлагать открытую военную помощь. Золото, оружие, в лучшем случае – отряд наемников… одним словом, то, чем соблазнился Марек.

Капо оставался хитрой лисой; будь он чуть более откровенен, и можно было бы сказать, что Флория, наверное, в курсе переписки. Но посол на личной аудиенции намекал, что можно сплотить остландские и чезарские силы на южной границе Флории и ударить оттуда. По его мнению, такое нападение стало бы для Тристана сюрпризом.

– Из чего мы можем предположить, – сказал Стефан на следующем Совете, отодвигая рапорт, – что Остланду пытаются расставить ловушку и делают это не очень вежливо…

Рапорт этот, с выкладками из писем капо и чезарской миссии, он составлял с удовольствием. Стефану нравилось его занятие. Нравилось, как скользит перо по плотной, чуть желтоватой бумаге с отпечатанным внизу страницы остландским львом, нравилось оттачивать фразы до того, чтоб они звенели, отсекать от слов всякий лишний смысл, добиваться четких формулировок. Так, пожалуй, на службе у цесаря станешь чернильной душой…

Подобным образом разобранный по косточкам и выставленный на дневной свет прожект казался подозрительным. Но если знать, что решения по таким вопросам принимаются единолично, а советникам – да и генералам – остается лишь кивать, как фарфоровым собачкам на камине… то отчего бы не попробовать? И не заставить цесаря это решение принять?

О Зове Лотарь не говорил пока никому, кроме магов и, возможно, тайника. Однако после того разговора в кулуарах снова принялись обсуждать Чезарца. Неожиданный союзник опять превратился в давнего врага, и не только Стефан вздохнул с облегчением.

– Все же, согласитесь, это выглядит соблазнительно, – сказали из-за стола, – если б мы могли приблизиться к флорийцу через Чезарию…

Такие вопросы должны бы обсуждаться на совете другого толка – но здесь говорили не о войне, а о намерениях… Из генералов Державы присутствовал только самый молодой, получивший свой чин милостью нынешнего цесаря. Ему хотелось во Флорию через Чезарию; хотелось в какую угодно битву, только бы доказать, что он достоин назначения. Державе пригодились бы более опытные командующие, те, кто служил еще при матушке цесаря, кого Яворский перед битвой показывал издалека своему порученцу. Но они со временем совсем перестали появляться при дворе и в столице…

И все-таки совет не военный, и за это Стефан неизвестного вампира готов был благодарить.

– Как гласит их собственная пословица, самые красивые яблоки растут на отравленном дереве, – негромко возразил Кравец. – Не стоит бросаться их срывать…

– Ваш совет, барон Кравец? – сощурился Лотарь.

Он сидел, подперев руками голову, слегка горбясь, будто под тяжелым грузом. На спину ему и впрямь давил невидимый доспех – тяжелая магическая защита, которую ставили только на крайний случай, кажется, в последний раз он надевал ее на коронацию… Но коронация – это в худшем случае несколько дней, а теперь предстояло носить доспех, пока не выяснится, откуда Зов. Цесарь и ступал медленно, и передвигался неловко, как старинный рыцарь в полной броне. Но голосов больше не слышал.

– Я согласен с князем Белтой, ваше величество. Следует продолжать переписку.

Остальные переглянулись. Как вдруг умудрились оказаться на одной стороне бывший бунтовщик и тот, кто без устали бунтовщиков отлавливает?

– Мне, – сказал Кравец, – не сообщали ни о каких переменах в Чезарии, которые могли бы повлечь такое решение капо.