Дорогой друг. Перевод Елены Айзенштейн

Он пошел медленно, чтобы не прийти ранее девяти тридцати, касса открывалась только в десять.

Его учреждение было большой темной комнатой, где почти с утра до вечера зимой светил газовый фонарь. Оно выходило в тесный двор, на другие учреждения – фасадом. В нем находилось восемь служащих, плюс еще один руководитель, прятавшийся в уголке за ширмой.

Дюру пошел сначала, чтобы взять сто восемнадцать франков двадцать пять сантимов, запечатанных в желтом конверте и размещенных в ящике платежного сотрудника, а потом с победоносным видом проник в огромный зал для работы, где он проводил все дни.

Как только он вошел, помощник начальника, мосье Потель, обратился к нему:

– А… это вы, Дюру? Шеф о вас спрашивал несколько раз. Знаете, он не признает больных на два дня без справки от врача.

Дюру, стоя посреди бюро, приготовившись к эффектному слову, сказал сильным голосом:

– К примеру, мне на все это наплевать!

Среди служащих возникло изумление, и появилась голова мосье Потеля, сбитого с толку, закрытого ширмой, которая, как ящик, скрывала его.

Он забаррикадировался там, боясь движения воздуха, так как он ревматик. Он проделал всего две дырочки в бумаге, чтобы присматривать за персоналом.

Слышался полет мух. Помощник начальника, наконец, спросил в нерешительности:

– Что Вы сказали?

– Я сказал, что мне наплевать. Я пришел только за моим жалованьем. Я теперь редактор «Французской жизни» с жалованьем в пятьсот франков в месяц. Плюс еще плата за строку. Я даже дебютировал этим утром.

Однако он пообещал себе продлить удовольствие, но не мог сопротивляться желанию бросить все одним махом.

В остальном эффект был полный. Никто не шевельнулся.

Тогда Дюру заявил:

– Я предупрежу мосье Пертюи и потом вернусь, чтобы попрощаться с вами.

Он вышел, чтобы найти начальника, который воскликнул, увидев его:

– А! Вот вы. Вы знаете, что я не желаю…

Служащий оборвал его на слове:

– Не дело так орать…

Мосье Петюи, огромный и красный, как петушиный гребень, задыхался от изумления.

Дюру произнес:

– Мне надоела ваша лавочка. Этим утром я стал журналистом, где мне сделали очень хорошее назначение. Имею честь откланяться.

Он вышел. Он был отмщен.

Он пожал руки старым коллегам, которые осмелились немного с ним поговорить, боясь скомпрометировать себя, так как слышали через открытую дверь его разговор с шефом.

Он оказался на улице с жалованьем в кармане. Он расплатился за вкусный завтрак в хорошем ресторане по умеренной цене, который он знал, потом там, где он ел, снова купил и оставил на столике «Французскую жизнь». Он обошел несколько магазинов, где покупал мелочи, только для того чтобы указать свое имя: Жорж Дюру. Он добавлял: «Я редактор «Французской жизни».

Потом он указывал улицу и номер, оговаривая с заботой: «Вы оставьте у консьержа».

Поскольку у него еще было достаточно времени, он зашел к литографу, делавшему тут же, на глазах прохожих, визитные карточки, и заказал визитных карточек; немедленно он сделал сотню, которые отпечатали его имя в новом качестве.

Потом он вернулся в газету.

Форестье принял его громко, как принимают подчиненного:

– А! вот и ты. Очень хорошо. У меня есть несколько дел для тебя, подожди десять минут. Сначала я закончу мою работу.

И он продолжил писать начатое.

С другой стороны большого стола стоял маленький, очень бледный пухлый, очень полный лысый человечек, с белым сияющим черепом, уткнув нос в бумаги (он страдал сильной близорукостью).

Форестье спросил его:

– Итак, скажи, Сэн-Потен, во сколько ты будешь брать интервью у наших людей?

– В четыре часа.

– Возьми с собой молодого Дюру, здесь присутствующего, раскроешь ему тайны профессии.

– Ясно.

Потом, повернувшись к своему другу, Форестье добавил:

– Ты принес продолжение про Алжир? Дебют этим утром был очень успешен.

Дюру смущенно пробормотал:

– Нет. Я полагал, что у меня будет время после обеда. Мне нужно было сделать кучу вещей; я не мог…

Второй в раздражении пожал плечами:

– Если ты не будешь точен, ты прозеваешь твое будущее. Папаша Вальтер рассчитывал на твою рукопись. Я скажу ему, что это будет завтра.

После молчания он добавил:

– Нужно ковать железо, пока горячо, черт!

Сэн-Потен поднялся.

– Я готов, – сказал он.

Тогда Форестье развернулся на стуле и принял почти торжественную позу, чтобы дать инструкции, и, повернувшись к Дюру, сказал:

– Так. В Париже в течение двух дней – китайский генерал Ли-Тенг-Фао, вышедший из Континенталя, и раджа Тапосаиб Рамадерао Пали, вышедший из отеля Бристоль. Вы должны начать с ними разговор.