Потом, повернувшись к Сэн-Потену:
– Не забудьте принципиальных точек зрения, которые я наметил. Спросите у генерала и у раджи их мнения о кознях Англии на Дальнем Востоке, узнайте их мысли об английской системе колонизации и господстве, их относительные надежды на вмешательство в дела Европы, в частности Франции.
Он замолчал, а потом добавил, громко сказав: «Нашим читателям было бы интересно узнать, что думают в Китае и в Индии по этим вопросам, которые в данный момент волнуют общественное мнение».
Для Дюру он добавил:
– Понаблюдайте, как Сэн-Потен будет брать интервью, он отличный репортер. Задача – изучить струны души, чтобы в пять минут опустошить человека.
Потом он с серьезностью начал писать, с очевидным стремлением установить правильную дистанцию, поставив на место своего бывшего товарища и нового коллегу.
Как только они вышли за дверь, Сэн-Потен принялся смеяться и сказал Дюру:
– Вот работничек! Мы сотворим это от нас самих. По правде говоря, он нас принял за своих читателей.
Потом они спустились на бульвар, и репортер спросил:
– Что-нибудь выпьете?
– Да, с удовольствием. Очень жарко.
Они вошли в кафе, где подавали освежающие напитки. И Сэн-Потен принялся говорить.
Он говорил обо всем на свете и о газете, изобилуя удивительными деталями.
– Патрон? Настоящий еврей! Вы знаете, евреи никогда не меняются. Какой народ!
И он привел удивительные черты особенной скупости, жадности сынов Израилевых, экономию десяти сантимов, на торг кухарок, позорную скидку, запрашиваемую и получаемую, всю манеру быть ростовщиком и кредитором.
– Однако это хороший зигзаг, позволяющий ни во что верить и всем управлять. Его газета, официальная, католическая, либеральная, республиканская, орлеанистская[5 - Орлеанисты – сторонники Луи-Филиппа Орлеанского.] – торт с кремом – и магазин до тринадцати, была основан для поддержки разного сорта денежных операций и предприятий. В этом он очень силен и зарабатывал миллионы через сообщества, не имеющие и четырех су капитала.
Он все время шел, называя Дюру «мой милый друг».
– Есть слово Бальзака – скупец. Представьте себе, что я как-то оказался в кабинете со старым бедолагой де Норбером, и его Дон Кихотом де Ривалем, когда приехал Монтелин, наш администратор, пришел с марокканской салфеткой под мышкой, эту салфетку знал весь Париж. Вальтер поднял нос и спросил: «Что нового?» Монтелин наивно ответил: «Я пришел заплатить шестнадцать тысяч франков, которые должен торговцу бумагой». Патрон подпрыгнул от удивления: «Вы говорите?»
– Я пришел заплатить мосье Прива.
– Но вы сошли с ума!
– Почему?
– Почему… почему… почему
Он снял свои очки и вытер их. Потом улыбнулся забавной улыбкой, которая бежала вокруг его крупных щек каждый раз, когда он говорил что-нибудь злое или сильное, тоном зубоскала и победителя он произнес:
– Почему? Потому что мы бы могли получить на бумагу скидку от четырех до пяти тысяч франков.
Монтелин, удивленный, сказал:
Но, мосье директор, все подсчеты, были регулярны, проверялись мной и одобрялись вами…
Тогда патрон, став серьезней, заявил:
– Мы не так наивны, как вы. Знаете, мосье Монтелин, нужно всегда накапливать долги, чтобы идти на компромисс.
И Сэн-Потен добавил с видом знатока: «Это что-то вроде Бальзака».
Дюру не читал Бальзака, но убежденно ответил:
– Черт, да.
Потом репортер заговорил о крупной индейке, о мадам Вальтер, о старом неудачнике, о Норбере де Варане, о Ривале, похожем на Фервака. Потом он заговорил о Форестье.
– Что касается Форестье, у него был шанс жениться на этой женщине, вот и все.
Дюру спросил:
– А по-настоящему кто его жена?
Сэн-Потен потер руки.
– О! вертушка, тонкая мушка. Это любовница живого старика Вудрека, графа де Вудрека, который обеспечил ее доходом и выдал замуж.
У Дюру возникло вдруг холодное чувство, что-то вроде нервного подергивания, стремление оскорбить и дать пощечину этому болтуну. Но он его просто прервал, чтобы спросить: «Это ваше имя, Сэн-Потен?
Тот просто ответил:
– Нет. Меня зовут Тома. Это газета прозвала меня Сэн-Потеном.
И Дюру, платя за выпитое, вновь сказал:
– Но, мне кажется, уже поздно, а нам нужно посетить двух благородных господ.
Сэн-Потен принялся смеяться:
– Как вы еще наивны, если полагаете, что я пойду спрашивать этого китайца и этого индийца, что они думают про Англию? Как будто я не знаю лучше, чем они, что они должны думать для читателей «Французской жизни». Я уже интервьюировал пятьсот этих китайцев, персов, индусов, чилийцев, японцев и других. По моему мнению, они отвечают те же самые вещи. Я могу просто вернуться к моей последней статье и слово в слово скопировать рукопись. То, что меняется, к примеру, заголовки, имена, названия, возраст… О! Не должно быть ошибок, потому что я буду совершать крутой подъем в «Фигаро» или в «Галуа». Но по этому сюжету консьерж отеля «Бристоль» или «Континенталь» проинформирует меня в пять минут. Мы пойдем пешком, чтобы выкурить сигару. Итог: сто су на извозчика за объявление в газете. Вот, мой милый, как это делается, если речь о практике. Дюру спросил:
– Наверное, хорошо в таких условиях быть репортером?
Журналист таинственно ответил:
– Да, но ничего так не возвращается, как отклики, по причине замаскированной рекламы.
Они поднялись и последовали по бульвару, к Мадлен. И Сэн-Потен вдруг сказал своему товарищу:
– Знаете, если у вас есть какие-то дела, по-моему, вы можете идти.
Дюру пожал его руку и ушел