Дорогой друг. Перевод Елены Айзенштейн

Мысль о статье, которую нужно было написать вечером, тревожила его, и он принялся размышлять о ней. Во все время прогулки он накапливал идеи, мысли, суждения, анекдоты, он поднялся до самого конца улицы Елисейских полей, где не видел никого, кроме редких прохожих: Париж в эти жаркие дни был пуст.

Пообедав у торговца вином возле Триумфальной арки Этуаль, он медленно пешком вернулся к себе по Большому бульвару и сел за стол для работы.

Но, поскольку перед его глазами лежал большой лист белой бумаги, все накопленное улетело из его сознания, словно мозг это выпарил. Он попытался снова собрать фрагменты воспоминаний и зафиксировать их. Они избегали размера, который он избирал, или, лучше сказать, низвергались вперемешку, и он не знал, ни как предъявить их, ни как одеть, ни как начать.

Через час усилий и пять страниц черновиков, с началами фраз, которые не имели продолжения, он сказал себе: «Я еще недостаточно опытен в профессии. Нужно, чтобы я взял новый урок. И сразу перспектива новой работы утром с мадам Форестье, надежда на долгий интимный тет-а-тет, сердечно-нежный, вызвала в нем желание. Он очень быстро лег и почти испугался теперь возможности вернуться к работе и вдруг преуспеть.

На следующий день он поднялся немного позже, оттягивая и заранее предвкушая удовольствие этого визита.

Было десять часов, когда он позвонил в дверь своего друга.

Слуга ответил:

– Мосье в азарте работы.

Дюру не ожидал, что муж может оказаться дома. И настаивал:

– Скажите, что это я, по неотложному делу.

Через пять минут ожидания он вошел в кабинет, где провел такое хорошее утро.

На месте, которое раньше занимал он, теперь сидел и писал Форестье, в домашнем платье, с ногами в домашних туфлях, голова его была покрыта маленькой английской шапочкой, а его жена в белом пеньюаре, облокотившись на камин, диктовала ему с сигаретой во рту.

Дюру остановился на пороге, пробормотав:

– Прошу извинения, я вам помешал?

Его друг, повернув к нему голову, разъяренную голову, проворчал:

– Что тебе еще? Поторопись, мы спешим.

Тот пробормотал:

– Нет, ничего, извините.

Но Форестье разозлился:

– Давай, черт, не теряй времени! Ты не стал бы проверять прочность моей двери, чтобы сказать мне «здрасьте».

Тогда очень смущенный Дюру решился.

– Нет… вот… это… я еще не создал мою статью… ты был… вы были… так любезны в последний раз… что я надеялся… что я осмелился прийти…

Форестье оборвал его на слове:

– Тебе плевать на всех, ты воображаешь, что я стану делать твою работу, а ты будешь в конце месяца стоять у кассы! Нет. Она, конечно, хороша, да.

Молодая женщина продолжала курить, не говоря ни слова, все время улыбаясь туманной улыбкой, и ее лицо напоминало любезную маску на иронии ее мысли.

И Дюру, покраснев, пролепетал:

– Простите меня! Я полагал… я думал…

Потом вдруг резко и отчетливо проговорил:

– Прошу у вас тысячу раз извинения, мадам, приношу вам самую живую благодарность за такую очаровательную колонку, которую вы сделали мне вчера.

Затем он поклонился, сказав Шарлю:

– Я буду в три часа в газете, – и вышел.

Большими шагами он вернулся к себе, бормоча: «Хорошо, я сделаю это один, один, и они увидят…»

Когда он вернулся домой, гнев захватил его, и он принялся писать.

Он продолжил историйку, начатую мадам Форестье, собрав детали продолжения романа, удивительные перипетии и высокопарные описания, с неловкостью школьника и с формулировками унтер-офицера.

Через час он закончил колонку, напоминавшую безумный хаос, и с уверенностью он понес ее во «Французскую жизнь».

Первым человеком, которого он встретил, был мосье Сэн-Потен, который пожал ему руку с энергией сообщника, спросив:

– Вы читали мое интервью с китайцем и с индусом? Это достаточно забавно? Это развлечет весь Париж. И я не видел даже кончика их носа.

Дюру, ничего не читавший, взял газету и пробежал краем глаз большую статью, названную «Индия и Китай», пока репортер указывал ему на самые интересные пассажи.

Появился Форестье, надутый, зажатый, испуганный.

– А! Хорошо. Мне нужны вы оба.

И он указал им на политическую информацию, которую он должен был добыть к сегодняшнему вечеру.

Дюру протянул ему свою статью.

– Вот следующая об Алжире.

– Очень хорошо, давай; я положу ее патрону. Это все.

Сэн-Потен увлек за собой нового коллегу и, когда направились в коридор, он сказал Дюру:

– Вы ходили в кассу?

– Нет. Зачем?

– Зачем? Потому что вам заплатили. Вы увидите. Нужно постоянно брать аванс за месяц. Неизвестно, что может произойти.

– Но я не прошу ничего лучше.

– Я вас представлю кассиру. Это не составит никаких трудностей. Нам здесь хорошо платят.