Милый друг

– Ах да, это Сен-Потен!

Потом снова перечел статью в «Ля Плюм» и покраснел, возмущенный обвинением в продажности.

– Так, значит, они подозревают, что мне платят за…

Буаренар прервал его:

– Да, черт возьми! Это неприятно для вас. Патрон очень строг по этой части. С хроникой это часто бывает.

В это самое время вошел Сен-Потен. Дюруа подбежал к нему:

– Вы читали заметку в «Ля Плюм»?

– Да, и я только что был у госпожи Обер. Она действительно существует, но не была арестована. Этот слух не имеет никаких оснований.

Тогда Дюруа бросился к патрону, встретившему его с некоторой холодностью и недоверием. Выслушав, в чем дело, Вальтер ответил:

– Поезжайте сами к этой даме и напишите такое опровержение, чтобы о вас больше не писали подобных вещей. Я имею в виду то, что там говорится по этому поводу. Это крайне неприятно для газеты, для меня и для вас. Журналист, как жена Цезаря[23 - …как жена Цезаря… – Помпея, вторая жена Юлия Цезаря, была заподозрена в супружеской неверности; хотя предположение это и оказалось ошибочным, Юлий Цезарь развелся с Помпеей, находя, что «жена Цезаря не должна подвергаться подозрению».], должен быть вне всяких подозрений.

Дюруа, взяв с собой Сен-Потена в качестве проводника, сел в фиакр и крикнул кучеру:

– Монмартр, улица Экюрейль, восемнадцать!

Они взобрались на седьмой этаж огромного дома. Им отворила старуха в шерстяной кофте.

– Чего вам еще нужно? – спросила она, увидев Сен-Потена.

– Я привел к вам инспектора полиции, который хочет расспросить вас о вашем деле.

Она впустила их, сказав:

– После вас приходило еще двое из какой-то газеты, не знаю, из какой.

Потом обернулась к Дюруа и спросила:

– Так это вы, сударь, желаете узнать, как было дело?

– Да. Правда ли, что вы были арестованы агентом полиции нравов?

Она всплеснула руками:

– Никогда в жизни, добрый господин, никогда в жизни! Дело было так. Мясник, у которого я покупаю, продает хорошее мясо, но имеет плохие весы. Я часто это замечала, но ничего не говорила. Недавно я спросила два фунта котлет, так как ждала к обеду дочь и зятя. И вот я вижу, что мне вешают кости от остатков – остатки, правда, от котлет, но не от моих. Правда и то, что я могла бы приготовить из них рагу, но если я покупаю котлеты, то вовсе не для того, чтобы получать чужие остатки. Я отказалась взять их. Тогда он обозвал меня старой крысой, а я его – старым мошенником. Слово за слово, мы так поругались, что перед лавкой собралось больше сотни прохожих. Они так и покатывались со смеху. В конце концов подошел полицейский и предложил нам объясниться у комиссара. Мы пошли туда, а потом обоих нас отпустили. С тех пор я покупаю мясо в другом месте и никогда не прохожу мимо этой лавки во избежание скандала.

Она замолчала. Дюруа спросил:

– Это все?

– Уверяю вас, сударь.

Старуха предложила Дюруа рюмку наливки, от которой он отказался, и стала его упрашивать, чтобы в отчете было упомянуто о плутовстве мясника.

Вернувшись в редакцию, Дюруа написал ответ:

«Какой-то анонимный писака из “Ля Плюм” старается втянуть меня в ссору из-за одной старухи, будто бы арестованной агентом полиции нравов. Я отрицаю этот факт. Я лично видел госпожу Обер, которой по меньшей мере шестьдесят лет, и она подробно рассказала мне о своем столкновении с мясником, обвесившим ее, когда она покупала котлеты. Инцидент закончился объяснением у комиссара полиции.

Больше ничего не было.

Что касается других инсинуаций сотрудника “Ля Плюм”, то я презираю их. Кроме того, нельзя отвечать на подобные вещи, если автор их прячется под маской.

    Жорж Дюруа».

Вальтер и вошедший в эту минуту Жак Риваль нашли, что этот ответ достаточен, и было решено, что он появится в тот же день после хроники.

Дюруа рано вернулся домой, немного взволнованный и обеспокоенный.

Что ему ответит его противник? Кто он такой? Почему он так грубо его преследует? Зная обычаи, господствующие в среде журналистов, можно было опасаться, что эта историйка зайдет далеко, очень далеко.

Он провел беспокойную ночь.

Перечтя на другой день свою заметку, напечатанную в газете, он нашел ее более резкой, чем она сначала ему показалась, когда он писал ее. Пожалуй, следовало смягчить некоторые выражения.

Весь день он был тревожно настроен и снова провел беспокойную ночь. Он встал на рассвете, чтобы поскорее купить номер «Ля Плюм», где должен был появиться ответ на его заметку.

Погода снова изменилась, был сильный мороз. Застывшие канавки тянулись вдоль тротуаров ледяными лентами.

Газет еще не приносили, и Дюруа вспомнил тот день, когда была напечатана его первая статья «Воспоминания африканского стрелка». Ноги и руки у него закоченели и начали болеть, в особенности кончики пальцев. Он принялся бегать вокруг газетного киоска, сквозь окошечко которого виднелся только нос и красные щеки продавщицы, прикрывшейся капюшоном и сидевшей на корточках возле грелки.

Наконец рассыльный передал в окошечко ожидаемую кипу газет, и продавщица протянула Дюруа развернутый номер «Ля Плюм».

Он стал искать глазами свое имя и сначала ничего не нашел. Он уже вздохнул с облегчением, как вдруг увидел заметку, выделенную двумя чертами:

«Господин Дюруа из “Ви Франсез” написал опровержение, но, опровергая, он при этом лжет. Он признает все же то, что госпожа Обер действительно существует и что ее обеспокоил агент полиции. Остается только прибавить одно слово: “нравов” – и все будет в порядке.

Но совесть у некоторых журналистов находится на одном уровне с их талантом.

И я подписываюсь:

    Луи Лангремон».

Сердце у Жоржа усиленно забилось. Он вернулся домой, чтобы одеться, не отдавая себе отчета в том, что он делает. Его оскорбили, и оскорбили так, что никакие колебания были невозможны. Из-за чего? Из-за каких-то пустяков. Из-за старухи, поссорившейся с мясником.

Он быстро оделся и отправился к Вальтеру, хотя было только восемь часов утра. Вальтер уже встал и читал «Ля Плюм».

– Отступать нельзя, – торжественно сказал он, увидев вошедшего Дюруа.

Молодой человек ничего не ответил. Издатель продолжал:

– Сейчас же идите к Ривалю; он обо всем позаботится.