– Да, вы держались молодцом.
Когда протокол был составлен, его вручили Дюруа для напечатания в хронике. Он удивился, прочтя о том, что он обменялся с Лангремоном двумя пулями, и, немного обеспокоенный, сказал Ривалю:
– Но ведь мы выпустили только по одной пуле.
Тот улыбнулся:
– Да, по одной… каждый по пуле… Это составляет две пули.
Дюруа удовлетворился этим объяснением и больше не настаивал.
Вальтер обнял его:
– Браво, браво, вы защитили знамя «Ви Франсез». Браво!
Вечером Жорж пошел показаться в редакциях самых крупных газет и в самых блестящих кафе бульвара. Он два раза встретился со своим противником, который тоже демонстрировал себя.
На другое утро, около одиннадцати часов, Дюруа получил «голубой листок»:
«Боже мой, как я испугалась! Приходи скорей на Константинопольскую улицу. Я хочу поцеловать тебя, мой любимый! Какой ты смелый! Обожаю тебя. Кло».
Он пришел на свидание, и она бросилась в его объятия, осыпая его поцелуями.
– О мой милый, если бы ты знал, как я волновалась, читая сегодняшние газеты. Расскажи мне, расскажи мне. Я хочу знать.
Он должен был рассказать ей все, с мельчайшими подробностями.
Она сказала:
– Какую ужасную ночь провел ты перед дуэлью!
– Вовсе нет. Я спокойно спал.
– Я бы не сомкнула глаз. Ну а на месте поединка… расскажи мне, как это произошло.
Он сочинил драматическую сцену:
– Когда мы сошлись лицом к лицу, в двадцати шагах, то есть на расстоянии только в четыре раза большем, чем эта комната, Жак спросил, готовы ли мы, и скомандовал: «Стреляй!» Я немедленно поднял правую руку и вытянул ее по прямой линии. Но я сглупил, целясь в голову. У моего пистолета курок был тугой, а я привык к легкому спуску. Сопротивление курка отклонило выстрел в сторону. Но все же я едва не попал в него. Он тоже ловко стреляет, каналья! Его пуля чуть не задела мой висок. Я почувствовал сотрясение воздуха.
Она сидела у него на коленях, обняв его, словно желая разделить угрожавшую ему опасность. Она шептала:
– Бедняжка! Бедняжка!
Когда он кончил рассказывать, она произнесла:
– Знаешь, я не могу без тебя жить! Я должна с тобой видеться, но, когда мой муж в Париже, это сопряжено с неудобствами. По утрам я могла бы выбрать свободный часок и забегать поцеловать тебя, когда ты еще в постели. Но я ни за что не пойду в твой ужасный дом. Что же делать?
Его внезапно озарила блестящая мысль; он спросил:
– Сколько ты здесь платишь?
– Сто франков в месяц.
– Прекрасно, я возьму эту квартиру на свой счет и поселюсь в ней по-настоящему. При моей новой должности прежняя квартира мне все равно не годится.
Она подумала несколько минут, потом ответила:
– Нет, я не хочу.
Он удивился:
– Почему это?
– Потому что…
– Это не объяснение. Эта квартира очень мне нравится, и я здесь, и я не уйду. – Он засмеялся. – К тому же она ведь снята на мое имя.
Она не соглашалась:
– Нет, нет, я не хочу…
– Но почему же?
Тогда она тихо, нежно прошептала:
– Потому, что ты будешь приводить сюда женщин, а я этого не хочу.
Он возмутился:
– Никогда в жизни! Я тебе обещаю.
– Нет, ты их все-таки будешь приводить.
– Клянусь тебе.
– Правда?
– Честное слово… Этот домик – наш, только наш.
Она порывисто обняла его.
– Ну, тогда я согласна, мой милый. Но знай, если ты меня обманешь хоть раз, хоть один раз, – между нами все будет кончено навсегда.
Он снова с жаром поклялся; было решено, что он в тот же день переедет, чтобы она могла заходить к нему всякий раз, когда будет проходить мимо.
Потом она сказала:
– Во всяком случае, приходи в воскресенье обедать. Мой муж очарован тобой.