– Откуда вы знаете?
– Слышал… – ушел он от ответа.
Этот мужчина вызывал у нее доверие и в то же время немного пугал ее. Странное чувство.
– Я позволил себе заказать вам горячего сидра, – сказал он, кивком головы указав на кружку на столике.
Жюльет застыла в нерешительности, так как никогда раньше не разговаривала подолгу с этим человеком, а он вел себя так, как будто хорошо ее знал. Девушка чувствовала себя перед ним как открытая книга.
– Ну, присядьте на пару минут, – настаивал он.
Она колебалась, но все-таки осмелилась взглянуть ему в глаза. В них не было ни злого умысла, ни заигрывания – только безграничная усталость и душевная теплота. А еще отблеск какого-то внутреннего огня.
В конце концов она решилась присесть за столик напротив него, на самый краешек стула, и отпила глоток сидра.
Мужчина знал, что характер у молодой француженки легкий и жизнерадостный, но под этой маской она скрывает хрупкую и ранимую душу.
Ему бы не хотелось тревожить ее понапрасну, но у него было мало времени. Его жизнь была сложной. Его дни были перенасыщены разными заботами, и его обязанности не всегда доставляли ему удовольствие. Поэтому он сразу приступил к делу.
– Что бы вы там ни думали по этому поводу, но вашу жизнь нельзя считать неудавшейся.
– Почему вы мне это говорите?
– Потому что каждое утро перед зеркалом вы пытаетесь себя в этом убедить.
Жюльет была в шоке. Откуда он знает? Ей захотелось встать и уйти.
– Почему вы думаете, что…
Но мужчина не дал ей закончить.
– Этот город очень жесток, – продолжил он свою мысль.
– Да, это правда, – согласилась Жюльет. – Каждый хочет забраться в свой уголок, никому нет дела до соседа. Тут столько людей, что всем тесно в этом городе, но каждый одинок.
– Именно так, – развел руками мужчина. – Мир такой, какой он есть, и вовсе не такой, каким нам бы хотелось его видеть: полным добра и справедливости, где с хорошими людьми происходят хорошие вещи…
Мужчина немного помолчал.
– Но вы, Жюльет, вы хороший человек: однажды я видел, как вы принесли еду бедному человеку, который не мог заплатить за себя, прекрасно зная, что сумма будет удержана из вашего жалованья…
– В этом нет ничего особенного, – возразила девушка, пожав плечами.
– Да, ничего особенного на первый взгляд, но это дорогого стоит. Ничто никогда не проходит бесследно, правда, мы не всегда можем оценить последствия наших поступков.
– Зачем вы все это мне говорите?
– Чтобы вы смогли подумать об этом до вылета.
– До возвращения во Францию?
– Берегите себя, Жюльет, – сказал он вместо ответа, поднимаясь из-за стола.
– Подождите! – вскрикнула девушка.
Жюльет не знала, почему ей вдруг так понадобилось его задержать. Она бросилась за ним вслед, но мужчина уже закрывал за собой дверь.
Около входа на полу оставалась лужица от снега, который нанесли посетители, и в третий раз за сегодняшний день она поскользнулась. Пытаясь удержаться на ногах, она невольно уцепилась за рукав какого-то прохожего, который с подносом в руках искал свободный столик. Оба шлепнулись на пол, опрокинув на себя горячий капучино.
«Ну вот! Со мной всегда так! Какая ж ты неуклюжая! А еще хочешь быть такой же элегантной, как Одри Хепберн, и вот – опять лицом в грязь».
Красная от стыда, она вскочила на ноги и, бесконечно извиняясь, помогла подняться и мужчине, который грозился засудить ее, – и заторопилась к выходу.
Снег перестал, и на улицах Манхэттена уже бурлила обычная жизнь. Люди сновали туда-сюда по своим делам, шумели машины. Как раз перед витриной кафе шум снегоуборочного агрегата смешивался с общим хором автомобильных моторов. Жюльет надела очки, посмотрела налево и направо.
Но незнакомец исчез.
* * *
Больничный лифт вез Сэма на четыре этажа выше, к палате 808.
– Добрый вечер, Леонард.
– Добрый вечер, доктор.
Последний, к кому он зашел этим вечером, по сути, не был его пациентом. Леонард Маккуин считался одним из старейшин в больнице Святого Матфея. Прошлым летом Сэм познакомился с ним случайно во время одного из ночных дежурств. Старик Маккуин страдал бессонницей и решил выкурить сигарету на крыше больницы, где располагалась большая терраса. Разумеется, больничные правила это категорически запрещали. К тому же у него был рак легких в последней стадии. Сэм, конечно, проявил понимание и не стал ставить старика в неловкое положение, отчитывая как непослушного школьника. Он просто присел рядом, и они поболтали о том о сем, наслаждаясь ночной прохладой. С тех пор Сэм стал регулярно захаживать к нему в палату, чтобы справиться о его состоянии и просто пообщаться. Можно сказать, что между ними установились дружеские отношения.
– Как вы сегодня себя чувствуете, Леонард?
Маккуин приподнялся на постели с видимым усилием и невесело усмехнулся.
– Как вам сказать, доктор? Нигде не чувствуешь себя настолько живым, как на пороге смерти.
– Ну, Леонард, вам еще рано об этом думать.
– Не утруждайте себя, доктор. Я прекрасно понимаю, что конец уже близок.
Словно в подтверждение его слов долгий приступ кашля не позволил ему продолжать разговор – верный признак ухудшения состояния.
Сэм дождался, пока кашель утихнет, потом помог старику перебраться в инвалидное кресло на колесиках и пододвинул его к окну.
Обессиленный мучительным приступом, старик отдыхал и как загипнотизированный разглядывал город за стеклом. Больница располагалась на берегу Ист-ривер, и из окна можно было разглядеть штаб-квартиру ООН – высокое здание из мрамора, стекла и стали.
– Вы-то как, доктор? Все еще ведете холостяцкую жизнь?
«Я – вдовец, Леонард. Это не одно и то же».
– Вы и без меня знаете, что вам нужно: любовные приключения. Немного секса вам бы не повредило, я думаю, а то вы слишком степенны для своих лет. Нельзя в ваши годы ложиться спать в холодную постель. Если вы понимаете, о чем я…